Не многие предпочли бы поменяться местами с Эйлой и Джондаларом, за исключением наиболее сведущих служителей. Большинство людей с радостью предоставляли Верховной жрице общение с миром Духов. Но ей нужна была помощь в данном случае; только эти вернувшиеся путешественники знали, где умер брата Джондалара. Верховная жрица понимала, что им предстоит тяжелое испытание, хотя с интересом ждала его, раздумывая, смогут ли они отыскать странствующий дух Тонолана.
Джоконол вел Эйлу и Джондалара дальше вверх по течению, туда, где с левой стороны маячили внушительные очертания скального массива. Он выглядел почти сплошным монолитом, но при ближайшем рассмотрении обнаруживалось, что за этим первым массивом скрывается целый ряд отрогов, уходящих в разные стороны от места слияния Луговой реки и Родникового ручья. Стены этих скал вздымались над речной долиной, выпукло закругляясь и постепенно сходясь к вершине, а потом вдруг резко расходились, словно поля лихо заломленной шапки.
Приглядевшись к очертаниям этой могучей скалы, можно было при наличии небольшого воображения разглядеть в ее расщелинах и скругленных формах человеческую голову с густой шевелюрой, под которой угадывались высокий лоб, уплощенный нос и два очень близко посаженных глаза, загадочно поглядывающие на каменистый склон с редкими кустиками. Сведущие наблюдатели воспринимали этот едва уловимый человеческий образ, как сокровенное лицо Матери, один из немногих священных ликов, открытых Ею для обозрения, но даже он был хорошо замаскирован. Никому не дано было взглянуть прямо на лицо Матери, даже на его подобие, — Ее лик обладал несказанным могуществом.
Одним боком эти скалы спускались в узкую долину с ручьем, впадавшим в Луговую реку. Этот ручей брал начало из родника, бурно бьющего над образованным им водоемом в этой лесистой лощине. Обычно его называли Материнским родником, а бегущий от него маленький приток — Родниковым ручьем, но у служителей имелись для этих мест и другие, впрочем, известные всем, названия. Родник и водоем назывались Животворными Материнскими Водами, а ручей — Живой Водой. Считалось, что эти воды обладают огромной целительной силой и в особенности помогают женщинам зачать, если их верно использовать.
За главным отрогом начиналась тропинка, быстро взбиравшаяся вверх по склону к скалистому выступу с небольшим навесом, который скрывал входы двух пещер, расположенных вблизи вершины. Многочисленные трещины и впадины в этом краю известняковых скал иногда называли пещерами, представляя при этом некое убежище в скале, по некоторые пещеры еще называли гротами или впадинами. А особо длинные и глубокие пещеры иногда называли бездонными лабиринтами или вертепами. Левая пещера углублялась в скалу не более чем на двадцать футов, и она время от времени служила кровом, в основном для служителей. В общем, она была известна как Родниковая впадина, но некоторые называли ее также Ложбиной Дони.
Правая пещера, уходившая в толщу скального массива на четыре сотни футов, начиналась с узкого главного коридора с боковыми помещениями, нишами, углублениями и ответвлявшимися от него галереями. И это место, считалось настолько священным, что его известное лишь посвященным название обычно даже не произносилось вслух. Эту всем известную пещеру так свято почитали, что не было необходимости провозглашать ее святость и могущество в земном мире. В любом случае посвященные служители даже старались умалчивать о ее важном значении, не желая принижать его обыденными словами. Именно поэтому люди предпочитали называть это место просто Родниковой Скалой, и поэтому эта пещера называлась Бесконечным Лабиринтом Родниковой Скалы или иногда Вертепом Дони.
В краю Зеландонии имелись и другие священные места. Многим пещерам присваивали определенный статус святости, и некоторые земли вокруг них также считались благословенными, но лабиринт Родниковой Скалы была самым почитаемым. Джондалар знал пару мест, сравнимых по значению с Родниковой Скалой, но не более того. Поднимаясь вслед за Джоконолом по скалистой тропе, Джондалар испытывал смешанное чувство волнения и страха, а при входе на террасу к ним добавилась еще и дрожь жуткого предчувствия. Ему очень не хотелось идти сюда, но при всех его опасениях он размышлял, сможет ли Зеландони найти освободившийся дух его брата и какие ощущения предстоит испытать ему в этом ритуале.
На верхней террасе перед пещерами их встретили еще два ученика очага Зеландони, мужчина и женщина. Они поджидали их у входа в правую глубокую пещеру. Остановившись, Эйла бросила взгляд на окрестности. С этого высокого скального уступа открывался вид на лощину Родникового ручья и частично на Луговую реку с ее долиной. Эта панорама выглядела впечатляюще, но почему-то, когда они вошли в пещеру, сужающийся темный коридор показался еще более ошеломляющим.
Особенно волнующим оказывалось вступление в эту пещеру именно днем, когда вдруг дневной свет мгновенно исчезал в темном узком коридоре и человек, только что видевший светлые, отражающие солнечный свет скалы, попадал в тревожную мрачную неизвестность. Этот переход был за пределами физического или внешнего восприятия. И тот, кто понимал и признавал исходное священное могущество этой пещеры, считал вход в нее не только метаморфозой состояния — от обыденного покоя к благоговейному страху, к предчувствию опасности, но также и неким переходом в неизведанный богатый и чудотворный мир.
Снаружи видны были всего лишь несколько футов входного отверстия, но когда глаза попривыкли к тусклому освещению, проступили очертания скалистых стен узкого коридора, уводящего в темные глубины. На выступах сводчатых стен небольшого входного зала стояло несколько каменных светильников, но горел только один. Чуть ниже в природных скальных углублениях стояли факелы. Джоконол и второй ученик взяли горящий светильник и, воспламенив над ним сухую лучину, разожгли с ее помощью концы скрученных из лишайника фитилей, спускавшихся в углубление с растопленным жиром с того края светильника, что находился напротив ручки. Женщина зажгла факел и поманила их за собой.
— Идите осторожнее, — сказала она, опустив факел пониже, чтобы показать неровности пола и влажно поблескивающую глинистую почву, заполнявшую промежутки между выступающими камнями. — Тут можно поскользнуться.
Поначалу тусклые лучи проникавшего снаружи света еще помогали им нащупывать путь по неровному полу. Но уже через сотню футов в кромешной темноте остались лишь маленькие огоньки светильников да язычок факела. Случайная струя воздуха, просвистевшая между подвешенными к потолку сталактитами, слегка притушила мерцающие огоньки светильников, вызвав холодящее чувство страха. Все понимали, что если светильники вдруг погаснут, то они окажутся в кромешной тьме, несравнимой даже с самой темной ночью. Только с помощью рук и ног, ощупывающих влажные камни, можно было найти путь, который скорее заведет их в какой-то тупик, чем укажет выход из пещеры.
За огоньками светильников справа чернел темный провал, скрывая влажные стены; возможно, там находилась очередная ниша или галерея. Навалившаяся со всех сторон чернота казалась почти удушающе густой. Лишь легкий ток воздуха свидетельствовал о том, что этот коридор соединялся с внешним миром. Эйле захотелось взять Джондалара за руку.
По мере продвижения к светильникам учеников добавились новые источники света. Каменные чаши с горящими фитилями располагались через определенные промежутки по краям коридора, и их точечные огоньки казались пронзительно яркими в этом пещерном мраке. Однако порой они угрожающе потрескивали и шипели, словно собирались погаснуть. Нужно либо добавить в них жира, либо вставить новые фитили, подумала Эйла, надеясь, что кто-то вскоре позаботится об этом.
Но вид этого слабо освещенного коридора вызвал у Эйлы жуткое ощущение, что она уже бывала здесь раньше, и необъяснимый страх перед будущим посещением. Ей не хотелось идти за указывающей путь женщиной. В общем-то она не боялась пещер, но здесь ощущалось нечто такое, от чего ей хотелось развернуться и убежать или хоть дотронуться до Джондалара для обретения некоей уверенности. Потом ей вспомнился темный коридор другой пещеры, по которой она прошла, следуя за огоньками светильников и факелов, и внезапно осознала, что наблюдает за Кребом и другими Мог-урами. Поежившись от этих воспоминаний, Эйла вдруг поняла, что замерзла.
