— Больше малинника, чем коры, и как раз достаточно липового цвета, чтобы уменьшить горечь… дурмана, — сказала Эйла, откидываясь на спину в ожидании очередного приступа.

В первый момент у Зеландони возникло желание иронически усмехнуться, сказав: "Надо же, неужели ты одобрила мою рецептуру?" — но она тут же опомнилась, удивившись, как ей вообще могли прийти в голову подобные мысли. Эта опытная целительница не привыкла, чтобы люди пробовали и обсуждали ее снадобья, но разве сама она не поступила бы так же? Зеландони поняла, что Эйла вовсе не собиралась оценивать ее знания, а проверяла сама себя. Жрица мысленно улыбнулась, осознав, что у них с Эйлой одинаковые привычки. Эйла привыкла сама пробовать все свои лекарства, спокойно проверяя свою собственную реакцию, быстроту и силу воздействия ее снадобий. К тому же, как и предположила Зеландони, это отвлекло ее от собственного страха и помогло успокоиться.

Все терпеливо ждали, тихо переговариваясь. Роды, кажется, теперь пошли легче для этой молодой женщины. Зеландони не знала, помог ли тому ее настой или уменьшение напряжения и страха, вероятно, и то и другое, но роженица уже не металась. Вместо этого Эйла сосредоточилась на собственных ощущениях, мысленно сравнивая ее нынешнее состояние с предыдущими родами, и поняла, что на сей раз все проходит легче. Пока ее состояние меняется так же, как у других женщин, за родами которых ей приходилось наблюдать. Она помогала Пролеве во время родов и сейчас с улыбкой взглянула на молодую женщину, присевшую покормить свою малютку.

— Мартона, ты нашла родильное покрывало? По-моему, оно скоро понадобится, — сказала Зеландони.

— Уже? Я не думала, что все пройдет так быстро, особенно, судя по тем болям, что она испытывала вначале, — сказала Пролева, укладывая младенца спать обратно в одеяльце.

— Но сейчас ей, видимо, удалось приспособиться к ним, — сказала Мартона. — Пожалуй, я принесу покрывало. Оно там, где ты показывала мне раньше, Эйла?

— Да, — кратко ответила она, чувствуя приближение очередных мышечных сокращений, всеобъемлющей судороги. Когда она закончилась, Зеландони велела Пролеве и Фоларе расстелить на полу кожаное родильное покрывало, украшенное ритуальными узорами и знаками, а потом поманила к себе Мартону.

— Пора помочь ей, — тихо шепнула она ей и потом громко добавила, обращаясь к Эйле: — Тебе нужно подготовиться и позволить Великой Земной Матери помочь твоему ребенку появиться на свет. Можешь ты приподняться?

— Да, — сказала она, с трудом переводя дух. Она старательно тужилась с каждым новым приступом боли и вновь испытала такую потребность, но попыталась сдержать ненадолго свое желание. — Я думаю, да.

Женщины помогли Эйле подняться на ноги и подвели ее к родильному покрывалу. Пролева показала ей, какое положение нужно принять, и они с Фоларой, с двух сторон поддерживая ее, помогли ей опуститься на покрывало. Мартона стояла перед Эйлой, ободряюще улыбаясь. Зеландони пристроилась сзади и, сцепив свои руки перед животом роженицы, прижала ее к своей могучей груди.

Эйла почувствовала уверенное спокойствие и добросердечность этой величественной женщины; она невольно пробуждала желание опереться на нее. От нее исходила сила самой Матери, всех матерей, соединенная в одной груди, теплой, как грудь самой Земли. Но ей было присуще еще нечто особенное. Огромная мощь, скрытая под этой обширной плотью. Эйла испытала уверенность в том, что этой женщине доступны все чувства Великой Земной Матери, от нежной теплоты летнего дня до ярости бушующей метели. В случае необходимости она могла быть сокрушительной, как разбушевавшийся шторм, или уютной и нежной, как мягкая туманная дымка.

— Сейчас, когда вновь ты почувствуешь приступ боли, тебе нужно постараться вытолкнуть ребенка, — сказала Зеландони.

Женщины держали ее за руки с двух сторон.

— Я чувствую, что сейчас опять начнется, — сказала Эйла.

— Тогда тужься! — велела Зеландони.

Эйла сделала глубокий вдох и изо всех сил начала тужиться. Она чувствовала, как жрица помогает ей, подталкивая ребенка вниз. Поток теплой воды хлынул на покрывало.

— Отлично. Я ждала этого, — сказала Зеландони.

— Надо же, как поздно у нее отошли воды, — сказала Пролева. — Мои, видимо, отошли слишком рано, я рожала ребенка почти всухую. А так легче. Вот она, вижу, уже идет.

— Давай, Эйла, тужься еще, — сказала Зеландони.

Эйла вновь напрягла все силы и почувствовала движение.

— Да, вот она, головка, — сказала Мартона. — Я готова принять ребенка. — Она опустилась на колени рядом с Эйлой перед очередными потугами. Эйла глубоко вздохнула и еще раз потужилась. — Вот он выходит! — воскликнула Мартона.

Эйла почувствовала, как вышла головка. Дальше дело пошло легче. Когда ребенок появился, Мартона ловко подхватила его.

Посмотрев вниз, Эйла увидела мокрого младенца на руках Мартоны и улыбнулась. Лицо Зеландони тоже озарилось улыбкой.

— Последний разок напрягись, Эйла, чтобы вышел послед, — велела Зеландони, вновь помогая ей. После очередной потуги она увидела, как на покрывало выпала окровавленная плацента.

Зеландони отпустила ее и, выйдя вперед, взглянула на новоявленную мать. Пролева и Фолара поддерживали Эйлу, пока Зеландони принимала новорожденного, разглядывала и похлопывала его по крошечной попке. Послышались тихие чихающие звуки. Зеландони хлопнула его по пяткам, и младенец откликнулся испуганным вдохом и чуть позже уже смелее втянул животворный воздух в свои маленькие легкие. Его тихий голос в первый момент напоминал какое-то мяуканье, но набрал силу, когда легкие начали уверенно поддерживать его жизнь.

Мартона держала младенца, Зеландони слегка привела Эйлу в порядок, смыв следы крови и родовой жидкости, а потом Пролева и Фолара помогли ей перебраться на лежанку. Зеландони перевязала жильной веревкой пуповину младенца и, защемив ее, прекратила доступ крови по этому питательному кровотоку. Острым кремневым ножом она отрезала пуповину от последа, отделив младенца от плаценты, которая обеспечивала его питанием в материнском детском месте до появления на свет. Теперь младенец Эйлы стал отдельным организмом, уникальным и своеобразным человеческим существом.

Мартона и Зеландони выкупали ребенка, протерев его мягкой и бархатистой кроличьей кожей, специально приготовленной Эйлой для этой цели. Мартона держала наготове маленькое одеяльце, мягкое и нежное, как кожа самого младенца. Оно было сделано из шкуры не успевшего родиться, но уже вполне сформировавшегося детеныша оленя. Зеландони сказала Джондалару, что ребенку его очага будет сопутствовать удача, если он сможет раздобыть такую шкуру ко времени его рождения, и он вместе с братом отправился как-то раз в конце зимы на поиски беременной оленихи.

Эйла помогла ему сделать из шкуры этого нерожденного плода мягкое кожаное одеяльце. Джондалара неизменно потрясало, какой мягкой получается выделанная ею кожа, этому искусству, насколько он знал, она научилась в Клане. Поработав с ней вдвоем, он понял, какое это сложное дело, даже если необходимо выделать нежную зародышевую кожу. Зеландони положила младенца на одеяльце, а Мартона завернула новорожденного и отнесла Эйле.