— Мне страшно, когда он так играет с тобой, Эйла, — сказал Вилломар, поднимаясь с подушек.

— Раньше это меня тоже пугало, — сказал Джондалар. — А теперь я полностью доверяю ему и больше не боюсь за Эйлу. Я уверен, что он ничем не обидит ее, и видел, что он может сделать с теми, кто предпримет такую попытку, но признаюсь, что это его самое ласковое приветствие не перестает удивлять меня.

Когда Вилломар приблизился, они приветствовали друг друга, слегка соприкоснувшись правыми щеками. Теперь уже Эйла знала, что это обычное приветствие для членов семьи или очень близких друзей.

— Извини, Эйла, что я не смогла пойти с тобой к лошадям, — сказала Фолара после такого же приветствия.

— Ничего, ты еще успеешь познакомиться с ними получше, — сказала ей Эйла и коснулась щеки Мартоны. Приветствие с Джондаларом было более длительным и пылким, больше похожим на объятие. — Мне нужно еще сходить помочь Зеландони, — продолжила Эйла, — но я немного беспокоилась о Волке. И я рада, что он вернулся к вам. То есть он понял, что это его дом, даже если меня нет здесь.

— Как Бологан? — спросила Мартона.

— Он наконец пришел в себя и заговорил. Я просто вышла из дома Зеландони, чтобы сообщить об этом Джохаррану. — Эйла подумала, стоит ли ей рассказывать о своей озабоченности положением малышки Тремеды. Пока еще она оставалась для них чужеземкой и, возможно, не имела права поднимать этот вопрос. Это можно истолковать как критику Девятой Пещеры, но, похоже, никто не знает истинного положения дел, и только она может рассказать об этом. — Я поговорила с Пролевой о другой проблеме, обеспокоившей меня.

Все с интересом посмотрели на нее.

— О какой? — спросила Мартона.

— Вы знаете, что у Тремеды уже нет молока? Она так и не пришла домой после похорон Шевонара и оставила свою малышку и всех остальных детей на попечение Ланоги. Этой девочке самой всего десять лет, и, разумеется, у нее нет грудного молока. Малышка ест только растертые отварные коренья. А ей необходимо молоко. Разве можно без молока вырастить здорового ребенка? И Ларамар неизвестно где. Неужели ему совсем нет дела до детей его очага? — с горячностью сказала Эйла, выплескивая все накопившиеся вопросы.

Джондалар окинул взглядом родственников. Фолара выглядела потрясенной; Вилломар слегка удивился; на лице Мартоны отразилась легкая растерянность, ее опять застали врасплох. Джондалар, пряча улыбку, следил за выражениями их лиц. Ему-то было хорошо знакомо, как заботится Эйла о всех, нуждающихся в помощи, но семья Ларамара и Тремеды давно считалась обузой Девятой Пещеры. Большинство людей предпочитали помалкивать, но Эйла только что открыто заявила об этом.

— Пролева не знала о том, что у Тремеды кончилось молоко, — продолжала Эйла. — Она хочет поговорить с кормящими матерями, объяснить им, в чем нуждается этот ребенок, и попросить их поделиться молоком. В такой большой Пещере наверняка найдутся женщины, которые могли бы помочь накормить малышку.

Джондалар знал, что они найдутся, но сомневался, захотят ли делиться своим молоком в данном случае; и он догадался, кто затеял всю эту историю. Конечно, женщины Зеландонии иногда подкармливали чужих детей, но обычно такую любезность оказывали сестрам или близким подругам, с чьими детьми им хотелось поделиться своим молоком.

— Что ж, по-моему, замечательная мысль, — сказал Вилломар.

— Если они согласятся, — сказала Мартона.

— А с чего бы им отказываться? — удивилась Эйла. — Не позволят же женщины Зеландонии умереть ребенку из-за нехватки грудного молока. Я сказала Ланоге, что зайду к ней завтра утром и научу, что еще можно приготовить для малышки, кроме растертых кореньев.

— А что может есть ребенок, кроме молока? — спросила Фолара.

— Многое, — ответила Эйла. — Если поскоблить отварное мясо, то получится кашица, которую ребенок вполне сможет съесть, и ему можно давать мясной бульон. Растертые отварные орехи также полезны для него. И вообще любые овощи, разваренные до мягкости, а некоторые фрукты можно просто подавить, только надо вытащить семечки. Я обычно процеживаю соки через свежий подмаренник. Его соцветия легко сцепляются вместе и не пропускают семечки. Такие малыши могут есть почти все, что едят их матери, только еду для них надо размять или протереть.

— Откуда ты так много знаешь о питании грудных детей? — спросила Фолара.

Эйла умолкла и расстроено вспыхнула. Она не ожидала этого вопроса. Она знала, что детей не ограничивают молочным питанием, потому что Иза, потеряв молоко, научила ее готовить пищу для Убы. Но знания Эйлы многократно расширились, когда она сама так расстроилась после смерти любимой приемной матери, что у нее пропало молоко. Хотя другие кормящие матери малочисленного Клана Брана подкармливали ее Дарка, ей приходилось постоянно готовить для него детское питание, чтобы он рос здоровым и сильным.

Пока она, однако, не готова была рассказать семье Джондалара о своем сыне. Только сегодня они сказали, что хотели бы принять ее в свое племя, дать ей свою поддержку и родственные связи, несмотря на то что знали, что ее вырастили люди, которых они называли плоскоголовыми и считали животными. Ей никогда не забыть ту боль, что она пережила, столкнувшись с первой реакцией Джондалара на известие о том, что она родила ребенка смешанных духов. Из-за того, что дух одного из мужчин, которых он считал животными, смешался с ее собственным, позволив ей зачать новую жизнь, он взглянул на нее так, словно она была отвратительной гиеной, породившей мерзкого выродка. Считалось, что она даже хуже этого выродка, поскольку сама породила его. С тех пор Джондалар многое узнал о Клане и уже не считал выродком ее ребенка, но как отнесутся к нему его племя, его семья?

Она судорожно размышляла, как ей поступить. Что сказала бы Мартона, если бы узнала, что ее сын хочет взять в жены женщину, родившую выродка? Как отнесутся к этому Вилломар, Фолара или остальные родные? Эйла взглянула на Джондалара, но не смогла определить по выражению его лица, хочет ли он услышать ее откровенный ответ.

Эйла с детства привыкла давать правдивые ответы на прямо поставленные вопросы. С тех пор она узнала, что в отличие от Клана Другие, или люди ее вида, могут говорить неправду. У них даже имелись слова для этого. Это называлось ложью или обманом. На мгновение она действительно подумала о том, чтобы солгать, но как это сделать? Она была уверена, что все сразу заметят ее ложь. Она могла лишь умолчать о чем-то, но было трудно уклониться от прямого вопроса.

Эйла всегда думала, что его семья и племя обязательно узнают о Дарке в свое время. Она часто вспоминала о сыне и понимала, что наступит момент, когда она забудется или решит больше не сдерживаться от упоминаний о нем. Она не собиралась вечно избегать разговоров о Дарке. Ведь она любила своего сына. Но пока то время еще не пришло.

— Я знаю о том, как делать детское питание, Фолара, потому что после рождения Убы у Изы рано пропало молоко, и она научила меня готовить для Убы полезную пищу. Малыш может есть все, что ест его мать, если пищу размять или растереть, чтобы ее было легко глотать, — пояснила Эйла. Это была правда, но не полная. Она удержалась от упоминания о сыне.

— Смотри, как нужно делать, Ланога, — сказала Эйла. — Проводишь скребком по мясу, соскребая тоненький слой. Остается волокнистая неровная поверхность. Видишь? Теперь попробуй сама.

— Чем это вы тут занимаетесь?

Эйла испуганно вздрогнула, услышав этот вопрос, и, обернувшись, увидела Ларамара.

— Я показываю Ланоге, как приготовить еду для вашей малышки, ведь у ее матери больше нет молока, — сказала она. Она была уверена, что в глазах его мелькнуло удивление. Значит, он не знал.

— С чего это ты решила озаботиться? Остальным-то до этого дела нет, — сказал Ларамар.

"Даже тебе", — подумала она, но попридержала язык.

— Ничего подобного. Просто никто не знал, — сказала она. — Мы выяснили это лишь потому, что Ланога позвала Зеландони на помощь к раненому Бологану.