К парабасе теперь, что мы вам пропоем,
Обратите свой слух;
Ведь и раньше уж в стольких искусствах других
Изощрили вы разум и сердце.
Если б в годы минувшие нас кто-нибудь из поэтов комедии прежних
Пригласить захотел с парабасой его перед вами, о зрители, выйти,
Мы б с трудом согласились; но этот поэт и любви и услуги достоин:
Он – друзьям нашим друг и врагам нашим враг, он за правду стоит непреклонно
И отважно и рьяно бросается в бой с огнедышащим зычным Тифоном.
[30]Удивлялись нередко друзья,
[31] почему до сих пор не просил у архонта
Для себя он актеров и хора; так вот что просил через нас передать он:
Не без разума так поступает поэт и не в страхе, но так полагая:
Комедийное дело не шутка, но труд. Своенравна комедии муза,
И хоть многие ласк домогались ее, лишь к немногим она благосклонна.
И любви вашей цену он знает. Она кратковечна, как летние травы.
И любимцев былых, только старость придет, предаете вы быстро забвенью.
Так и Магнет
[32] старинный был вами забыт, с сединами познал он бесчестье.
Хоть без счета он славных трофеев воздвиг, побеждая противников хоры,
Хоть на разные пел ради вас голоса, по-лидийски играл и на лире,
И по-птичьи порхал, и пчелою жужжал, и веселой лягушкою квакал,
Да себе не помог. Только старость пришла, позабыта победная юность,
Затуманился взор, ослабела рука, и старик беспощадно освистан.
А Кратин? Не печальна ли доля его?
[33] Ведь, бывало, надувшись от славы,
По полям, по лугам он стремился, бурля, неуемным, широким потоком,
Вырывая с корнями платаны, дубы и противников мелкий кустарник.
Только слышно и было, что песни его на пирах, на веселых попойках:
Про «Беру на сандалиях смоквы и лжи» да «Искусные зодчие гимнов»,
[34] –
Отчего ж вы теперь не щадите его, когда стал он болтливым и вздорным,
Когда выпал янтарь из кифары певца, золотые потрескались роги
И ни строю, ни ладу привычного нет. Стариком он скитается жалким
И, как пьяница Конн,
[35]«хоть в увядшем венке», умирает бедняга от жажды.
А ведь он заслужил ради прежних побед в Пританее теперь напиваться,
Чепухи не болтать, но в почете сидеть впереди, у жреца Диониса.
И Кратет
[36] ведь немало от ваших причуд претерпел поношений и горя,
Хоть трапезой не пышной он вас угощал на веселых пирах комедийных,
Но в трезвейших речах до отвала кормил невзыскательной мудростью житной.
До конца удержался он все же один, то хвалу, то свистки пожиная.
Вот таких-то примеров страшился поэт. Да к тому ж полагал он, что прежде,
Чем кормило схватить, должен быть он гребцом, а потом уж и лоцманом зорким,
Чтоб природу ветров своевольных понять и уж после умелой рукою
Самому свой корабль направлять и вести. Так за то, что разумно и скромно,
Не кичась, без забот, не бросаясь вперед, он выходит с комедией в море,
Подымите же плеск веселей и дружней, веселее ударьте по веслам,
Чтоб веселый, ленейский, ликующий шум
Был поэту наградой, чтобы радостным он
И довольным ушел,
Лучезарною плешью сверкая.
