Улыбка Гарретта растаяла – я не могла понять, хорошо это или плохо. Долгую минуту он смотрел на меня, а я изо всех сил старалась не съежиться под его взглядом, несмотря на бушующий где-то под ложечкой ядерный реактор, усиленно синтезировавший микрочастицы беспокойства. Чем дольше Вилсон в молчании разглядывал меня, тем труднее мне было не корчиться от волнения. Я становилась живым пособием к Всеобщей Единой Теории Страха.

Наконец он заговорил:

– Звучит достаточно знакомо. Большинство людей осознает, что, выходя в большой мир, мы надеваем некую личину.

Бурлящая внутри меня масса болезненно окаменела. Ничто не может уязвить пишущего человека – пишет ли он в книге, журнале или на стенке сортира – больнее, чем упрек, что его идея не нова. Любой человек, составляющий предложения из слов, должен верить, что они выражают что-то новое или хотя бы по-новому освещают уже известное. Ну, за исключением журналов для новобрачных, которые публикуют одно и то же из номера в номер, потому что вы либо покупаете их один раз, когда начинаете планировать собственную свадьбу, либо покупаете постоянно и не замечаете разницы, но в этом случае свадебная индустрия может радоваться, что посадила вас на иглу.

Слова Гарретта подтвердили мои самые мрачные опасения и подкрепили страхи и сомнения по поводу статьи, однако это вылилось в совершенно неожиданную реакцию. В то, что раньше, признаюсь, было не очень для меня характерно, но что я впервые ощутила, когда наткнулась на тело Тедди: решимость.

Сделав усилие, чтобы собраться и обрести уверенность, я пустилась в рассуждения, которые, надеюсь, могли сойти за умение преподнести материал или, еще лучше, за последовательность.

– Речь идет не просто об умении представлять себя в наилучшем свете или играть роль. Да, мы все этим грешим. До некоторой степени, именно так нас учат общаться с людьми. Корпоративный этикет и все такое. Я говорю о вещах более глубоких, более интимных, менее осознаваемых и изначально присущих человеку. У каждого из нас несколько граней. Как у драгоценного камня. Слегка поверни нас, освети по-другому – высвечивается новая грань. Это все тот же камень, но новый угол зрения позволяет изменить его восприятие, повысить оценку. Многие из нас так и живут всю жизнь, показывая окружающим только одну или две грани.

Гарретт, ничего не говоря – и не потому, что я ему не давала – слегка подался вперед в своем кресле. Это было как раз то поощрение, в котором я нуждалась.

– Тедди был очень разным со всеми, кто его знал. Разнообразные грани, некоторые из которых были известны совсем немногим. Собирая грани в один драгоценный камень, анализируя, почему он скрывал определенные качества от определенных людей, мы поймем, зачем мы делаем то же самое в своей жизни. И что мы при этом приобретаем или теряем.

Гаррет открыл рот, желая что-то сказать, но меня уже так несло, что я не могла остановиться.

– И мы представим все это в свете того факта, что Тедди стал жертвой насилия. Какая из граней это вызвала? А что насчет соответствующих граней убийцы? Какие из них видел Тедди, какие видели мы? Поняв, кем был Тедди для своего убийцы, что они видели друг в друге, мы…

– Мы напишем статью, достойную того, чтобы ее прочитали, – закончил Гарретт.

Я остановилась, опасаясь того, что будет дальше. Удалось ли мне его захватить? Вилсон задумчиво потер лоб.

– Это довольно-таки трудная задача.

Я кивнула:

– Что и делает ее такой привлекательной.

– Вы сотрудничаете с полицией?

Надеюсь, я не вспыхнула при мысли об Эдвардсе.

– Время от времени.

Это заставило его снова улыбнуться.

– Полицейские умеют быть очень жесткими.

– Ничего, я справлюсь, – заверила я нас обоих.

– Так кто же убийца?

– Узнаете, когда прочитаете статью.

– Тогда, наверно, я вынужден ее купить. – Он говорил еще что-то, но я уже ничего не слышала – в ушах зазвенело от прихлынувшей крови. Он и в самом деле сказал, что хочет мою статью? И мне даже не пришлось прыгать сквозь горящие кольца, или обещать ему на заклание своего первенца, или идти с ним на свидание? Он хочет мою статью. Может быть, Кэссиди успела с ним переспать и просто не стала об этом рассказывать?

– Ты должна благодарить в первую очередь себя. Ну и меня, конечно, – сказала Кэссиди, когда я позвонила ей, выйдя на улицу. До меня еще не вполне дошло, что я буду писать настоящую статью для настоящего журнала. Руки дрожали так, что я чуть не выронила телефон. – Поздравляю, Молли.

– Не могу поверить.

– Поверишь через пару часов и пару бутылок шампанского. Я тебе помогу. Обед?

– Без вопросов.

– Только не впадай в ступор.

– Не буду.

– Ты это сделаешь, Молли. Это будет грандиозно. Все, что от тебя требуется – раскрыть убийство.

– До или после того, как я установлю мир во всем мире?

Видимо, в моем голосе прозвучали визгливые нотки, которые сразу заметила Кэссиди.

– Молли?

– Я в порядке.

– Это сделала Ивонн.

– Я тоже так думала.

– В прошедшем времени? Что изменилось?

– Несколько человек рассказали кое-что, что опять указывает на Хелен.

Пауза на другом конце линии показалась мне слишком затянувшейся.

– И это та теория, которой все еще придерживается Эдвардс?

– Насколько мне известно.

Повисла еще одна пауза, и я приготовила себя к тому, что должно было последовать:

– Тогда, может быть, лучше предоставить это Эдвардсу?

– Нет.

– Почему нет?

– Потому что это поставит крест на моей статье. И потому что я права.

– Ты уверена?

Наступила моя очередь держать паузу.

– К обеду смогу точно сказать.

Я всегда лучше работаю в условиях цейтнота.

– О. Мой. Бог. Где. Ты была? – В тоне Ивонн, увидевшей меня в дверях конференц-зала, не было радости или облегчения. Скорее, она бы больше радовалась, если бы увидела шакалов, разрывающих мой труп.

– Извини, так получилось. А ты меня искала?

Я игнорировала ее вопрос, потому что правда состояла в том, что я ползала на коленях по ее офису, пытаясь еще раз вскрыть музыкальную шкатулку. Ну, не совсем вскрыть, поскольку у меня имелся ключ, но тем не менее вторжение в офис Ивонн без ее ведома и разрешения, как ни крути, было делом незаконным. Зато я получила то, что хотела! Каким-то чудом, но мне это удалось.

К тому моменту, как я вернулась в офис после встречи с Гарреттом Вилсоном, беспокойство, вызванное заявлениями Камиллы в адрес Хелен, уступило место эйфории от получения заказа на статью. Если я что-то и пишу, помимо своей колонки, то, как правило, для нашего же журнала, так что для меня выйти в большой мир в качестве свободного художника со своими идеями – совсем другое дело. До сих пор все, что я писала вне нашего журнала, было всякой легкой чепухой, маленькими заметками для друзей из других редакций, вроде Стефани. Но теперь ситуация изменилась, и я чуть не лопалась от желания поделиться своими новостями. Но кому в редакции я могу довериться? "Эй, ребята, я подрядилась написать, как наш босс кокнул Тедди! Выпивка за мой счет!" Нет, такое не пройдет.

Поэтому, постаравшись на время забыть о Хелен и усмирить адреналин, я сняла одну сережку и засунула ее в карман юбки, туда, где уже лежал ключик, и отправилась на поиски Фреда.

При виде меня глаза Фреда, поблескивавшие за стеклами очков, встревоженно расширились.

– Ты не хочешь ее видеть, – предостерегающе прошипел он, когда я остановилась около его стола.

– Нет, я не хочу, но почему я не должна?

– Конечно, эта неделька выдалась нелегкой для всех нас, но у этой женщины окончательно отказали тормоза. Я не знаю, что это – гормоны, эмоции или лекарства, – но где-то явно что-то нарушилось. Если так будет продолжаться, я не доживу до пятницы.

– Фред, но сегодня уже среда. Переломный день, середина недели. Утешай себя этим. Так что, она у себя? – спросила я, уповая на то, что в ответ услышу: