В следующую субботу несколько групп рабочих и студентов сошлись на площади им. Ленина. На фоне огромной площади эти несколько сот человек выглядели жалкой кучкой. Но к ним пришел один из близких к Везирову деятелей, первый секретарь горкома партии Муслим Мамедов, и сказал, что «справедливые требования митингующих будут изучены и им будет дан ответ». Когда я это услышал, то понял, что иначе, как приглашение к продолжению митингов, истолковать эти слова невозможно. Значит, начался новый виток игры в митинг между «новой» властью и старой партмафией. Через неделю на митинг уже пришли две тысячи человек. Митинг вели Этибар Мамедов и Неймат Панахов. После этого Правление решило, что пора взять митинги под свой контроль. «Дабы другие силы не могли злоупотреблять энергией народа». Теперь сценарий митинга, зачитываемые в конце резолюции, формулирующие актуальные задачи НФА и предъявляющие политические требования к руководству республики, определялись на заседаниях Правления НФА. Ведущим всех митингов, как и прежде был Этибар Мамедов, он же зачитывал «требования народа». Только из-за того, что он говорил от имени НФА, он стал ассоциироваться с самим НФА, и его популярность в народе с того времени и до 20-го января достигла своего пика.
После третьего митинга, где уже участвовали более десяти тысяч человек, в Правление НФА обратились с предложением об объединении лидеры небольших группировок: Мохаммад Хатеми, Исфандияр Джошгун, Мансур Алисой и др. Правление приняло этих людей, побеседовало с ними и отвергло их предложение об объединении, которое представлялось им как их кооптацию в руководство НФА. Им объяснили, что их путь в руководство лежит через избрание низовыми организациями на съезд, а на съезде — через избрание в руководящие органы организации. Эти митинговые ораторы были очень обижены и ушли, почти ненавидя нас. В дальнейшем некоторые из этих людей сыграли роль провокаторов.
В августе Правление НФА решило добиться созыва чрезвычайной сессии Верховного Совета Азербайджанской ССР. На переговорах с ЦК КПА Правление предложило включить в повестку дня сессии ВС два вопроса:
1. Утверждение политического и экономического суверенитета Азербайджанской ССР.
2. Полное и безоговорочное восстановление суверенитета Азербайджанской ССР на всей ее территории. С этой целью ВС обязан был отменить Комитет особого управления НКАО и отменить «особое положение» в Баку и других регионах Азербайджана.
Понимая, что зависимое и нерешительное партийное руководство республики не посмеет пойти против союзного центра, Правление решило, наряду с митинговым и забастовочным давлением на ЦК КПА, прибегнуть к юридическим процедурам и собрать подписи двух третей депутатов ВС, требуемых для созыва внеочередной сессии. Организацию сбора подписей депутатов ВС Правления поручило Нариману Зульфугарову, который организовал несколько групп фронтистов для выезда в различные районы республики и сам посетил в течение месяца Шамахы, Исмаиллы, Гейчай, Ахсу, Агдам, Барда, Шуша, Агджабеди, Физули, Шамхор, Товуз, Газах и др. Вместе с местными фронтистами Нариман находил депутатов и просил их подписать заявление с требованием созыва внеочередной сессии ВС. Депутаты лицом к лицу с простым народом не могли отказаться от поддержки юридически правильной и мирной инициативы, и кто с энтузиазмом, а кто-то нехотя, но подписывали заявление. Только два депутата — Герои Социалистического Труда, председатели знаменитого колхоза в селе Ивановка Исмаиллинского района и богатейшего колхоза в Агдамском районе Хураман Аббасова — отказались подписаться под заявлением.
«В течении 20 дней августа нам удалось собрать требуемое количество подписей. Когда я приезжал в район и находил фронтистов, то они на своих личных автомобилях день и ночь сопровождали меня, выезжали в дальние села к депутатам домой, в поле или на ферму, поддерживали меня в разговоре с ними. Многих из них я видел впервые в жизни, большинство из них я позже никогда больше и не видел, но в те дни меня с ними связывали прочные и священные узы любви к родине и справедливости». (Воспоминания Н. Зульфугарова, из личного архива З.А.)
В начале августа НФА объявил на митинге об однодневной предупредительной забастовке. К тому времени опорные группы НФА были созданы в большинстве предприятий Баку. Отчитываясь о проделанной работе на Правлении, троица — Этибар Мамедов, Рагим Газиев и Неймат Панахов — уверяли, что взяли под контроль важнейший железнодорожный узел Баладжары под Баку и цех по производству сульфанола на сумгаитском химкомбинате. Забастовке, как сообщила троица, удалось парализовать почти все железнодорожное сообщение в республике и работу многих предприятий Баку. Был создан забастовочный комитет, который состоял в основном из студентов Рагима Газиева.
Однодневная забастовка не повлияла на поведение руководства республики. Оно игнорировало НФА, пресса поливала нас, ситуация в Карабахе контролировалась КОУ НКАО во главе с Аркадием Вольским. Центр продолжал не выполнять свои конституционные обязанности. Более того, специальная комиссия Политбюро ЦК ПСС 21 мая 1989 года приняла решение о расширении полномочий КОУ НКАО. Лидеры Компартии Азербайджана ни словом не обмолвились о судьбе депортированных из Степанакерта в сентябре 1988 года 12 тысячах азербайджанцев, победно рапортовали об «успешном» расселении беженцев из Армении в различных районах Азербайджана и городе Баку. Они не смели требовать от руководства СССР положить конец двуличной и противозаконной политике как в отношении событий в Азербайджане, так и в Армении. Низы все больше и больше ненавидели Везирова и его команду, а НФА все больше и больше радикализировался.
В первой декаде августа стало известно о приезде в НКАО «комиссии Бориса Олейника» из ВС СССР для изучения ситуации. Для нас было непонятно, что еще надо было изучать: одна советская республика пыталась отторгнуть часть другой, применялось насилие с обеих сторон, СССР разваливался, законы бездействовали, а союзный парламент посылал комиссию «изучать ситуацию». Как бы то ни было, группа активистов и лидеров Фронта выехала в Шушу.
Когда мы ехали автобусом из Агдама в Шушу по шоссе, проходящему по окраине Степанакерта, на возвышенности вдоль дороги стояли армянские подростки и швыряли бутылки с горящим бензином в автобус. Водитель вел машину на предельной скорости, подростки, к счастью, промахивались. Бутылки разбивались впереди, сзади, не долетая до автобуса, пролетая над ним. Подросткам было весело и азартно. Видимо, обстановка абсолютной безнаказанности полностью раскрепостила ребят, а взрослые поощряли их хулиганство.
В Шуше ждали комиссию Олейника, которая посетила сначала Степанакерт и выслушала армянскую сторону. Мы предложили шушинцам, чтобы Наджаф Наджафов и Лейла Юнусова при встрече с членами комиссии были представлены как шушинцы. Естественно, на встрече с комиссией Наджаф и Лейла в пух и прах разнесли политику союзного центра, открыто поощрявшего сепаратизм и разваливавшего страну, ввергшего народы в пучину братоубийственной войны. Лексика этих двух шушинцев была перестроечная, направлена как против союзного центра, так и против руководства двух закавказских республик. Досталось от них и то ли бестолковым, то ли коварным лидерам союзного демократического движения, заблудившимся меж трех сосен. Лейла не только сама выступала как «учительница из Шуши», но и взялась переводить тех шушинцев, которые не владели русским достаточно хорошо. Перевод был спартански суров. Когда директор шушинского банка Али Махмуд, то ли из любви к образности, то ли из опасения высказаться открыто, делал завуалированные намеки на дорогие подарки, сделанные армянами США жене генсека КПСС, называя пальчики Раисы Максимовны «бриллиантовыми». Лейла Юнусова четко переводила, что «взятки бриллиантами, полученные женой генсека, оцениваются азербайджанским народом только как плата за Карабах, который должен быть отнят у нашего народа». Текст перевода ввергал в ужас как переводимого финансиста районного масштаба, который, естественно, любил свой край, но и не хотел бы терять свою хлебную работу, так и членов комиссии, которые прекрасно разобрались в ситуации, но все еще считали Горбачева единственным гарантом продолжения реформ в стране.
