Мне нечего было ответить соседу, он был прав, меня ловко обвели вокруг пальца мошенники. Этот Муса Гейдаров в 1992-ом году стал одним из «девяносто одного интеллигента», которые написали письмо Гейдару Алиеву с просьбой прийти к власти и «спасти» Азербайджан. К слову, в отличие от многих подписантов, награду в виде хлебной должности или депутатского мандата он не получил.
Что мы получили после учредительной конференции? Получили повод апеллировать к факту легитимизации руководящих структур НФА, хотя лично я сам в этом сомневался. Но это были мои личные проблемы, вытекающие из моего печального «многомудрия». Публика не знала того, что знал я, и была воодушевлена без меры. По радио «Свобода» Этибар Мамедов и Мехди Мехдиев, сообщили о конференции и прошедших выборах руководителей. Председатель — Абульфаз Алиев, 15 членов Правления — Лейла Юнусова, Тофик Гасымов, Сабит Багиров, Наджаф Наджафов, Юсиф Самедоглу, Хикмет Гаджизаде, Иса Гамбаров, Неймат Панахов, Рагим Газиев, Этибар Мамедов, Сульхеддин Акперов, Алякрам Гумматов, Джанбахыш Умидов, Панах Гусейнов и Зардушт Ализаде. Остальные члены ВИЦ целиком вошли в Меджлис НФА, плюс несколько новых активистов из провинции. Пять человек стали членами КРК (контрольно-ревизионная комиссия), в том числе Агаджавад Саламов, Мамедгасан Гамбаров и Беджан Фарзалиев.
В своих выступлениях я часто повторял, что НФА — птица, тело и голова ее в Баку. Два сильных крыла у этой птицы — одно в Ленкорани, другое в Нахчыване. Именно в этих двух регионах местные фронтисткие организации заставили власти считаться с собой. Организации НФА в Гяндже, Нагорном Карабахе, Евлахе, Барде, Газахе, Сабирабаде, Исмаиллы, Товузе, Шеки и Мингячевире все еще были не столь сильны, чтобы заставить партийные комитеты считаться с собой.
На учредительной конференции окончательно определилось название организации — Народный Фронт Азербайджана. Была прекращена дискуссия, а стоит ли называться районным организациям НФА также народными фронтами, как это было в Эстонии, например: Народный Фронт Тарту. У нас же было решено, что должны быть отделения НФА в районах, структура которых копировала бы республиканскую — правление, меджлис, контрольно ревизионная комиссия. Правление избирало себе председателя.
За время до учредительной конференции и после — до конца октября — я сдружился с нахчыванскими фронтистами — Сардаром и Сульхеддином. Оба они — врачи-патологоанатомы, друзья по жизни и работе. Меня подкупали их огромная энергия, оптимизм. Сульхеддин даже ночевал у меня дома несколько раз, когда наши заседания завершались поздно и не было транспорта до Сумгаита, где жила его сестра, у которой он останавливался. Мой старший сын, студент, был просто очарован этим «человеком из народа» и называл его «дядя».
У интеллигенции всегда присутствует некая вина и чувство невыполненного долга перед «простым народом». Так же европейски образованные люди млеют перед «корневым националистом». Я долго размышлял над этим феноменом. И нашел простое объяснение. Все дело в занятности. Предположим, что некий французский ученый приезжает в Габон, бывшую французскую колонию. Страна бурлит, идет борьба, в том числе и идеологическая. На одном фланге — выпускник Сорбонны, проповедник идеи эволюции и согласия. Вокруг него небольшая группа европейски мыслящей интеллигенции. На другом фланге — габонский народный вождь, с его идеями верховенства габонцев над всем остальным миром, о необходимости полной независимости Габона. Сорбоннец — в брюках и рубашке. Вождь — в леопардовой шкуре, сопровождается толпой танцующих аборигенов. Кем будет очарован этнограф? Ординарным сорбоннцем? Или оригинальным для француза вождем? Ответ ясен. Этнограф-политолог вернется и напишет, что страшно далек сорбоннец от народа, а вождь — плоть от плоти народной. Вождь победит, а потом с Габоном случится то, что случилось. Все спишут на национальную особенность. Габон ли, Азербайджан ли, Армения или Грузия ли — какая разница…
Через несколько дней, как я понял, новый председатель и его «группа поддержки» решили проучить меня, потому что я открыто говорил о фальсификации на конференции и не скрывал своей решимости вынести всю эту грязь на обсуждение съезда, который планировался на сентябрь. Меня почти каждый день приглашали на учредительные собрания опорных групп НФА на различных предприятиях. Все еще продолжалась инерция традиции, заложенной инициаторами НФА: Фронт — это организация единомышленников, которые на основе конкретной программы обновления своего предприятия работают на перестройку, на реформирование общества. Вот почему сложилась такая практика, что признавались только те ячейки, которые имели свои конкретные программы. Вся республика была охвачена эпидемией творчества: писали, обсуждали, исправляли, принимали программы реформ. Чаще всего это были программы пожеланий трудового коллектива. После учредительной конференции меня как раз пригласили на одну из таких учредительных конференций опорной группы НФА в ремонтно-строительном тресте № 7 в поселке «8-й километр». В основном это были рабочие, которые со знанием дела обсуждали, как улучшить условия труда, как повысить производительность труда, покончить с приписками и воровством на ремонтно-строительных работах. Я был рад: несмотря на грязные делишки и двойную игру верхушки, база НФА, его народная основа была здоровая. В конце собрания из задних рядов поднялся молодой человек и задал мне вопрос о моем отношении к председателю Фронта. Я ответил так, как думал. Собрание закончилось.
На следующий день состоялось очередное заседание Правления во дворе у Джанбахыша. После обсуждения нескольких вопросов слово взял Рагим Газиев:
— Вчера мои люди были на заседании одной опорной группы НФА, где член правления Зардушт Ализаде выступал против председателя НФА. Моим студентом сделана диктофонная запись, которую я дал прослушать членам правления. В то время как НФА ведет неравную борьбу с партократами, подрыв единства наших рядов является ударом в спину…
Я понял. И вопрос, и запись — дело рук этой шайки. Лучший ответ им — правда.
— Да, я высказал рядовым членам Фронта то, что думаю о фальсификации на конференции. Ленин говорил о том, что защита партией своих мерзавцев приведет ее к поражению. Если мы хотим спасти нацию, только нравственная чистота позволит нам выполнить свой долг. Я не являюсь сторонником культа. Я не буду творить из Абульфаза Алиева культ, тем более, что считаю его случайным, недостойным человеком на этом посту.
Председатель нервно курил и ничего не говорил. Он и в будущем будет избегать спора со мной, напуская на меня свою «группу поддержки», которая все больше и больше наполнялась его земляками. Члены Правления погалдели, пошумели. Мне посоветовали не выносить сор из избы. Я этого им не обещал. Так и разошлись.
21-го июля заседание Правления проходило во дворе у Беджана Фарзалиева. Правлению стало известно, что Этибар Мамедов, Неймат Панахов и Рагим Газиев планируют митинг на площади имени Ленина.
Почему некоторые члены Правления своевольничают? К чему эта провокационная попытка втянуть НФА в пучину митинговых страстей, углубить противостояние с властями до того, как завершится организационное оформление Фронта? Ведь еще два-три месяца, и организации Фронта охватят всю республику. Но эта троица вела себя вызывающе, от своей инициативы отказываться не собиралась. Я предлагал оргвыводы, призвать народ не выходить на митинг, назвать его провокационным. Иса Гамбаров призвал к сдержанности, не раскачивать лодку. Его компромиссное предложение состояло в том, чтобы отмежеваться от инициативы проведения митинга, обезопасить НФА заявлением по «Свободе» о том, что НФА не проводит митинг, но митинг — воля народа, и если народ захочет пойти на митинг — то это его право.
Я видел, что троица перепугалась из-за моего предложения применить против них санкции, назвать митинг провокационным и призвать народ от имени НФА бойкотировать его. Так что компромиссное предложение Исы явно обрадовало их. Большинство поддержало это предложение и поручило Юсифу Самедоглу и мне написать обращения и зачитать это по «Свободе». В тот же вечер Юсиф это сделал по своему домашнему телефону, я же пошел домой к Мехди Мехдиеву и прочел обращение ему на диктофон. Мехди обещал передать это на «Свободу», но не сделал это и еще долго гордился своей бдительностью, тем, что вовремя «распознал» предателя.
