«Где же?.. Где же все люди?» – хотела спросить я и тут же закусила губу.

Вальдраку обернулся, но ничего не сказал, и я облегченно вздохнула. Я твердо решила: Тавису больше не достанется побоев из-за меня. Но даже если условия Вальдраку были достаточно просты, все равно к ним было трудно приспособиться.

«Ни на кого не смотри. И не произноси ни слова, покуда тебя не спросят!»

Я не привыкла сидеть в рот воды набрав, но, пожалуй, придется этому научиться. Ради Тависа! Так что я держала рот на замке и довольствовалась собственными мыслями. Где же все люди? Кто-то же должен жить в этих красивых домах. Повозки прогромыхали через площадь и покатили дальше вниз к большим мельничьим постройкам, которые я видела наверху с гребня холма. Тени от высоких стен, озаренных лучами весеннего солнца, были длинными. Оттуда доносился какой-то диковинный стук, а вовсе не тот приглушенный грохот, скрип и скрежет мельничьих колес, к которым я привыкла дома в Березках. Но кому нужны тридцать шесть мельничьих колес – теперь-то я их сосчитала… Только чтобы молоть муку?

Внезапно раздался громкий звон колокола. Стук в мельничьих постройках прекратился, а немного погодя ворота ближайшего мельничьего дома отворились и женщины с детьми роем высыпали оттуда. На миг мне показалось, будто я попала в самую гущу стайки воробьев. Женщины и девочки – все одинаково одетые в добротные светло-коричневые передники поверх серых юбок и блуз, а на головах – большие черные головные платки. Мальчики же одеты по-разному. На всех, правда, были черные холстяные штаны, но на одних рубашки серые, на других – светло-коричневые, а некоторые – вообще без рубашек, и верхняя часть туловища оголена. Однако же, сколько я ни высматривала, ни одного мужчины так и не увидела. Некоторые из женщин, смеясь и болтая, срывали с себя головные платки и приглаживали волосы. Другие же просто стояли, согнувшись, казалось, от усталости. Девочка с короткими каштановыми, торчащими во все стороны волосами показала язык одному из голопузых мальчишек, но он притворился, будто не видит. А вообще-то, дети не отличались большой живостью и подвижностью, и, когда увидели Вальдраку, болтовня и смех – все прекратилось. Несколько женщин, из тех, что сняли передники, поспешили их снова надеть. Некоторые из тех, кто поближе, присели, поспешно сделав легкий реверанс, и отступили назад, освободив путь повозкам.

«Кто они? Что они делали в больших мельничьих домах? Почему среди них нет ни одного мужчины?»

Я чуть не задохнулась от всех вопросов, которые не могла задать.

Повозки прокатили мимо мельничьих построек и въехали на вымощенный брусчаткой двор среди нескольких домов, что стояли здесь куда дольше других построек. Конюшни под одной общей, точь-в-точь как в Высокогорье, крышей, покрытой дерном, были из крепкой черной осмоленной древесины. Но главное, видно господское, строение оказалось красивым побеленным каменным домом с широченным гранитным крыльцом.

Вальдраку остановил повозку у крыльца и швырнул вожжи мальчику-конюху, выбежавшему на стук колес и копыт по брусчатой мостовой.

– Посади мальчишку в подвал! – приказал Вальдраку Сандору. – Ежели мы запрем его с другими, бед не оберешься. А ты (это было сказано мне) пойдешь со мной!

Мы много часов подряд сидели на неудобном кучерском облучке. Я спустилась на оцепенелых ногах вниз и последовала за ним по гранитным ступенькам вверх. Не успели мы подняться, как выкрашенная в синий цвет дверь распахнулась и оттуда вышла девочка примерно моих лет. И не какой-то там серый воробышек! Наоборот! Сверкающие бирюзового цвета шелковые юбки опускались до земли, а лиф был вышит черными, зелеными и золотыми нитями. Ее черные волосы были откинуты назад и повязаны расшитой жемчугом лентой и из-под нее блестящей и мягкой волной спадали вниз до самой талии. Все на ней сверкало, но с глазами не могло сравниться ничто. Она смотрела на Вальдраку будто на героя или сказочного принца. Или нет. Она смотрела на него как на Бога.

– Добро пожаловать домой, господин! – запыхавшись, выговорила она. Должно быть, она бежала, чтобы успеть открыть ему дверь. И потом присела – глубоко и грациозно. Ее движение было совсем другим, нежели быстрый книксен девочек-воробышков.

– Спасибо, Саша! – поблагодарил ее Вальдраку, ненадолго задержав руку на ее сверкающих волосах. – Все хорошо?

– Да, – ответила она, чудно и смущенно улыбаясь. – Теперь хорошо!

Я не могла глаз отвести. Вальдраку по-прежнему носил вместо пояса тонкую цепь, которой ударил Тависа. Как могла эта маленькая гусыня, стоя там, смотреть на него так, словно он был пуп земли? Словно все было замечательно только потому, что он вернулся?

– Саша, это Дина, – сказал он. – Она поживет здесь некоторое время. Она может занять зеленую горницу. И найди ей несколько платьев, не таких гадких, что на ней сейчас.

В последний миг я вспомнила, что надо опустить взгляд, чтобы ни она, ни он не увидели мои глаза. Но я все равно почувствовала, что она таращится на меня.

– Слушаюсь, господин! – ответила она и снова присела. – Зеленую горницу? Это туда!

Я вошла следом за ней в каменный дом и поднялась наверх по серо-зеленой деревянной лестнице. Она свернула направо в галерею. Пройдя мимо четырех закрытых дверей, она остановилась перед пятой.

– Здесь ты будешь жить, – сказала она, распахнув передо мною дверь.

Я посмотрела… Не знаю, чего я ждала, но во всяком случае не того, что увидела. Я думала о Тависе и подвале, о котором говорил Вальдраку, и мне показалось невероятным, что у меня такая горница, горница, которая была больше общей горницы у нас дома. Стены были блестящие, а обои – шелковые, цвета медной зелени. Тяжелые зеленые бархатные занавеси закрывали доступ вечернему свету, затемняя горницу и придавая ей какой-то замшелый вид. Я медленно переступила порог.

Внезапно меня сильно толкнули в спину. Это случилось так неожиданно, что я споткнулась и упала на четвереньки. Горя злобой, я встала на ноги, повернулась к – девочке, к Саше – или как там ее звали.

– Это еще что? – сердито спросила я, прежде чем подумать об условиях Вальдраку.

– Есть одно, что тебе надобно знать, – сказала она, и голос налился бешенством. – Я не знаю, чего ему от тебя надо. Но тебе нечего и думать, что ты займешь мое место!

Ее место? О чем это она? Я не спросила. Я подумала о Тависе и заставила себя смотреть в пол и молчать. Но хотя я лишь мельком успела увидеть лицо этой девочки, в чувствах ее ошибиться было никак нельзя. Ее темные глаза сверкали, а ее красивое лицо сердечком было бледным как мел от ненависти.

– Господин сказал, что, когда ты приведешь себя в порядок, тебе надобно спуститься вниз, в Мраморный зал, – сказала кухарка Марте, нерешительно глянув на меня.

Она, ясное дело, не очень понимала, что означало в моем случае «привести в порядок». Вымытая и чистая, да, но что она даст мне надеть? Шелковые юбки, как у Саши, либо что-нибудь попроще?

Сама Марте была опрятно одета в свежевыглаженное черное платье с черным же зашнурованным лифом поверх белой блузы. Накрахмаленная белая повязка стягивала ее каштановые волосы.

Я мерзла, закутанная в тонкую банную простыню, и надеялась, что Марте быстро сообразит, что делать. Чудесно было снова стать чистенькой, но каменный пол в поварне был ледяным, если встать на него голыми влажными ногами.

– Сперва вот это, – сказала она, указывая на стопку нижнего белья. Я неуверенно посмотрела на эту стопку.

Неужто все это? Неужто она думает, что я все это надену на себя только под платье?

Сначала длинные белые чулки, которые поддерживались сверху замысловатым скопищем пуговиц и ленточек. Затем пара маленьких коротких трусов. Потом пара доходящих почти до лодыжек длинных белых панталон с широкими оборками внизу. Три нижние юбки, одна другой пышнее. Не говоря уж о белом корсаже, что зашнуровывался на спине.

Это предстояло сделать Марте.

– Ведь росточка-то ты невысокого, – бормотала она, затягивая шнуры. – Да и с волосами твоими многого не добьешься.