— А меня было напугали.
— Что такое?
— Наговорили про вас, будто бы вы совсем одряхлели, и частые спектакли вам не под силу…
— Это не правда…
— Я и сам вижу, что клевета. Вы еще такой молодец, что всех нас за пояс заткнете и любого из молодых переиграете…
— Кто же вам про меня наговорил нелепостей?
— Нашлись добрые люди… Один из ваших старых товарищей уверял меня в вашей непригодности…
Вот они друзья!
С М.В. Лентовским я оказался старым знакомым. Я вспомнил его по дебюту в Александринском театре. Он когда-то давно выступал в «Птичках певчих», в партии Пикилло. Его дебют врезался в моей памяти по следующему происшествию, имевшему последствием бесконечные толки, пересуды и повлиявшему, кажется, на его поступление в казенную труппу.
Портной подал ему костюм, который оказался очень пригодным для Михаила Валентиновича, — одна только шляпа не пришлась по вкусу дебютанта.
— Нельзя ли достать с маленькими полями? — сказал он портному.
— Это самая форменная…
— Та еще форменнее будет…
— Других нет!
— Не может быть, поищите…
— И искать нечего, я хорошо весь гардероб знаю…
— Ну, так подайте мне ножницы…
— Извольте!
Лентовский мигом укоротил поля. Портной остолбенел от ужаса и дрожащим голосом произнес:
— Казенная!
— Ничего, — спокойно ответил Михаил Валентиновичу — казенной и останется!
— Что скажет начальство? — с отчаяньем возопил верный служака.
— А ты прикажи своему начальству завтра мне счет подать: я уплачу, чего эта шляпа стоить…
Это обстоятельство облетело все уборные и неблагоприятно отразилось на мнении власть имущих о дебютанте, ни на что не глядя проявившем такие буйные наклонности.
— Возьми такого, — рассудил Федоров:— он всю казенную амуницию переуродует. Нет, дальше от либералов…
После службы у Лентовского я поехал в Астрахань, но там много не дополучил; из Астрахани переправился в Кишинев, к покойному Никифору Ивановичу Новикову, но и у него
дела были не лучше астраханских: после полуторамесячного пребывания в Кишиневе принужден был уехать в Одессу, но и Одесса не оправдала надежд. Наш антрепренер К-ев, не заплатив никому из труппы, скрылся самым ехидным образом, оставив всех нас без гроша.
Вот положение театрального дела в провинции: крах за крахом, провал за провалом. Актерская семья с каждым годом умножается и ширится, а дело с каждым днем падает и, кажется, близок его окончательный кризис. Этот вопрос чрезвычайно важен и требует серьезного разрешения.
Из Одессы я перебрался в Киев. Меня пригласили занять должность преподавателя сценического искусства в местном русском драматическом обществе.
Пробыв в Киеве год с лишком, я соблазнился выгодным ангажементом Лентовского и опять поехал в Москву, в которой пока и живу безвыездно шесть лет…
Заканчивая свои воспоминания, не могу обойти молчанием лестного для меня празднования пятидесятилетия моей актерской деятельности. Оно состоялось в пятницу, 3-го февраля 1889 года, в театре «Шелапутина». Я сыграл свой старый водевиль «В тихом омуте черти водятся». Прием был большой. В день юбилея я получил массу поздравительных телеграмм и писем из разных концов России. Две телеграммы, особенно для меня ценные, позволю себе привести здесь полностью. Первая от покойного великого князя Николая Николаевича Старшего: «Поздравляю вас с юбилеем пятидесятилетней вашей артистической деятельности. Вспоминаю с радостью то время, когда вы нас тешили в моем Красносельском театре. Теперь еще благодарю за те веселые часы. Желаю вам всего лучшего и здоровья. Николай». Вторая от Петербургской драматической труппы, адресованная чрез Владимира Ивановича Немировича-Данченко: «Приветствуем сегодня в вас не только заслуженного юбиляра, но и дорогого старого друга. Пятьдесят лет служения драматическому искусству— факт замечательный в летописях театра, но едва ли не замечательнее то, что эти долгие годы не помешали вам остаться таким же честным и таким же правдивым человеком, каким вас всегда знали ваши товарищи. Кроме этого, какой-то неизвестный автор почтил меня таким четверостишием:
«Я в вас не вижу перемены:
Все тот же вы на склоне дней.
О, дай вам Бог справлять со сцены
И свой столетний юбилей».
Этим юбилеем итог моей деятельности был подведен окончательно…
Теперь в конце концов немножко своеобразной статистики. Службу свою я начал в 1839 году, в царствование императора Николая Павловича, служил при Александре Николаевиче и Александре Александровиче. При мне было четыре министра императорского двора: князь Петр Михайлович Волконский, граф Владимир Федорович Адлерберг, граф Александр Владимирович Адлерберг и граф Илларион Иванович Воронцов-Дашков. Во время пребывания моего на казенной сценё было шесть директоров: Александр Михайлович Гедеонов, граф Борх, А.И. Сабуров, С.А. Гедеонов, барон Кистер и, наконец, нынешний директор Иван Александрович Всеволожский. Начальниками репертуарной части при мне были: знаменитый Александр Иванович Храповицкий, Евгений Макарович Семенов, Павел Степанович Федоров, Лукашевич и А.А. Потехин. Управляющих театральной конторой я знавал: Александра Дмитриевича Киреева, П.М. Борщова, А.Ф. Юркевича и Погожева. Режиссеров при мне сменилось шесть: Н.И. Куликов, Краюшкин, Яблочкин, Е.И. Воронов, Лепин и, наконец, Ф.А. Федоров. Вот при каком многочисленном начальстве я провел свою закулисную жизнь…
А, Алексеев.
