Всё это показалось Николасу очень странным. И разговор, и само их присутствие в кабинете, и то, что секретарша сказала: «Войдите».
Он готов был биться об заклад, что его здесь ждали. Поэтому говорить ничего не стал, а лишь вопросительно посмотрел на спонсора.
– Вы не ошиблись, Николай Александрович. Я в самом деле приехал, чтобы с вами поговорить. – Сивуха показал на кресло. – Садитесь, садитесь. Разговор будет долгим.
– О чем? И откуда вы узнали, что я сюда приеду? – настороженно спросил Фандорин, но сесть сел.
– Подохни, гнида! – пронзительно выкрикнул Олег.
Аркадий Сергеевич закурил трубку, с приязненной улыбкой разглядывая собеседника. Вкусно запахло ароматизированным табаком.
– Пришло время открыть карты. Вы, Николай Александрович, человек феноменальной проницательности. В любом случае очень скоро догадались бы обо всем сами и разозлились бы на меня за мои козни. А я хочу, чтобы у нас выстроились хорошие, деловые отношения.
Насчет «феноменальной проницательности» он явно польстил – поразительное заявление застигло Фандорина врасплох. Он перевел взгляд на охранника. Тот как ни в чем не бывало шелестел глянцевыми страницами.
– Теперь я точно знаю: вы ровно тот человек, который мне нужен. Не зря говорят, что вы мастер своего дела.
– Какого дела? – сдвинув брови спросил Ника.
– Вы владеете фирмой «Страна советов», которая помогает клиентам решать всякие сложные вопросы. Так помогите мне, поработайте на меня. Я очень перспективный клиент. Дайте совет, как отыскать третью часть рукописи.
Выражение лица у Николаса, вероятно, было вполне красноречивым – Сивуха весело рассмеялся.
– Удивлены? У вас просто было слишком мало времени, чтобы проанализировать факты. Филипп Борисович лечится в этом храме науки неспроста. Видите ли, настоящий владелец рукописи Достоевского – я. Мы с Морозовым договорились и подписали договор купли-продажи. Я заплатил задаток. И не маленький.
– Как, вы тоже? – пролепетал Ника, не успевая переваривать информацию.
– Что значит «тоже»? Вы имеете в виду Лузгаева? Нет, я заплатил настоящую цену, не то что этот мелкий жулик. Я всё знаю. Не обижайтесь, мы установили в вашей машине микрофон, еще вчера. Должен же я был знать, как вы станете действовать. Начали вы весьма многообещающе: раскрутили Морозова на подсказку (в палате, разумеется, тоже установлена прослушка). Потом совершенно гениально разгадали головоломку. Вы обсуждали это в машине, со своей помощницей, помните? А содержание вашей беседы с Лузгаевым пересказывали Саше по телефону, у меня есть распечаточка. Однако какая тварь этот коллекционер! 50 тысяч фунтов он заплатил, как же!
Ника только сглотнул. Прослушка? В палате Морозова, в «метрокэбе»? И Сивуха имеет наглость открыто в этом признаваться?!
Но Аркадий Сергеевич опередил возмущенную тираду, уже готовую сорваться с Никиных уст.
– Извините, но я действовал не только в собственных интересах, а еще и в интересах Саши. Когда я вас вчера с ней увидел, сразу насторожился. Вокруг этой рукописи всякие вóроны так и вьются. Я неспроста подошел к вам знакомиться. Немедленно навел справки о Николае Александровиче Фандорине. И когда получил информацию, подумал, что вас подбросила мне сама судьба. Левон Константинович дал вам самую высокую аттестацию, – назвал Сивуха имя одного из бывших клиентов «Страны советов»{25}, директора банка. – И еще несколько весьма уважаемых людей.
Слышать это было приятно, и Николас заговорил менее резко, чем намеревался:
– Почему вы не объяснили всё сразу, еще вчера? Зачем было подслушивать?
– Нужно же было удостовериться, по силам ли вам такая сложная задача. Как я только не обрабатывал этого чертова психа Морозова. Бесполезно. Ни кнутом его не возьмешь, ни пряником. Только глумится – ну, вы сами это испытали.
«Он и мою вчерашнюю историю слышал. Распечаточку дали», сообразил Ника и снова разозлился.
– Вы показали блестящий результат, – продолжил Сивуха, словно не замечая, что взгляд Фандорина потемнел. – Лица, у которых находятся две первые части рукописи, установлены. Добыть материал – вопрос техники. Но есть, оказывается, и третья часть. Я предлагаю вам работу. Найдите мне концовку. Безвозвратный аванс – сто тысяч рублей (Левон Константинович предупреждал, что вы патриот и в иностранной валюте гонорар не берете). Если будет позитивный результат, получите еще полмиллиона. Плюс, разумеется, все расходы. Не забывайте и о Саше. Если у меня в руках будет рукопись, она сможет расплатиться с швейцарцами. А лечение Филиппа Борисовича я и так уже оплатил.
Насчет Саши он был прав. И гонорар предлагал хороший, очень хороший. «Стране советов» никогда еще столько не платили, даже за куда более трудоемкие заказы. И потом, Нике самому хотелось узнать, как двигалось дальше расследование Порфирия Петровича и кто совершил те убийства – Раскольников или какой-то иной персонаж, быть может, в окончательный вариант «Преступления» не попавший.
Всё это были соображения «за».
Но имелось и одно «против». Существенное.
Об этом Ника напрямую и заявил:
– Я не уверен, что хочу работать с таким клиентом, как вы. Фокус с подслушиванием мне не по вкусу. Вы, собственно, кто?
Спонсор озадаченно улыбнулся и ответил не сразу.
– Мне говорили, что вы умеете огорошить собеседника простым вопросом, на который хрен ответишь. – Он выпустил клуб дыма. – Кто я? Дать самому себе определение – задачка не из легких. Вы ведь не про имя спрашиваете, оно вам известно. Что я – депутат Государственной Думы, это по значку видно. Кто же я? Ну, бизнесмен, специалист по корпоративным инвестициям, но это временное занятие. Олежка, нахал, обозвал меня самцом, который рвется в вожаки стаи. Категорически не согласен. – Вдруг Аркадий Сергеевич хитро взглянул на Фандорина и, понизив голос, сообщил. – Эх, была не была. Признаюсь начистоту. Я фри-масон, вот кто!
Ника ожидал услышать что угодно, но только не это.
– Член масонской ложи? – удивился он. – А разве они еще существуют? Я думал, это только на Западе…
– Черт их знает, существуют масонские ложи или нет. Я фри-масон не в том смысле. Я по духу фри-масон, по психологии. Я вольный каменщик, понятно?
Нет, Николасу не было понятно.
Но задавать вопросы не пришлось – Сивуха заговорил сам, очень охотно. Видно было, что говорить он умеет. Наверняка из этого непредсказуемого господина получился бы отличный телеведущий или публичный политик. Потягивая трубку, спонсор-бизнесмен-депутат начал свой рассказ.
Про вольного каменщика
Я, Николай Александрович, на исторических фри-масонов чем похож? Тоже ценю только две вещи: свободу и созидание. У меня этот девиз во время предвыборной кампании на всех плакатах и листовках обозначен был. Я всегда мечтал ни от кого не зависеть и что-нибудь строить, создавать. Но при этом вечно зависел от окружающих, и вечно строил не то, что хотелось бы, а всякую чепуху.
Знаете, в детстве, когда у человека формируется характер, самая лучшая закалка, это когда у тебя имеется какой-нибудь гандикап, неважно истинный или воображаемый. Тут или сгибаешься под его тяжестью, или, наоборот, преодолеваешь дефект и потом тебе ничего уже не страшно. Все эти истории хрестоматийны: гугнявый Демосфен, который учится говорить с камешками во рту, чтобы стать великим оратором. Или тот спортсмен с больным позвоночником, который из инвалида сделался главным силачом планеты. Ет цетера, ет цетера. В моем случае гандикап был смехотворен. То есть это сейчас так кажется, а в детстве я думал, что судьба обошлась со мной ужасно несправедливо. Нельзя жить на свете с фамилией «Сивуха»!
Если тебя так зовут, выбор простой: либо настраиваешься жить шутом гороховым, либо делаешь свою дурацкую фамилию, как теперь говорят, брэндом. Чтобы имя «Сивуха» зазвучало гордо, надо было ого-го как постараться. Но, слава Богу, у меня имелись предшественники.
Фамилия «Пушкин» современников тоже потешала, будущее солнце русской поэзии дразнили и Чушкиным, и Хрюшкиным. А Толстой Лев – разве не смешно? Я читал, что товарищи по полку прозвали его Тощим Тигром. Или фирму «Dunhill» взять, которая вот эту курительную трубку изготовила. Звучит супераристократично, и никто уж не помнит, что фамилия эта произошла от Dunghill, «навозная куча».
Я, Николай Александрович, в нежном возрасте был пацаненок мечтательный и скрытный. Когда впервые про вольных каменщиков прочел, видение у меня было. Отчетливая такая картинка. Будто стою я на верхушке высоченной стены какого-то недостроенного здания, с мастерком в руке. Внизу огромный город, ветер развевает мне волосы, и никого вокруг, а я кладу кирпичи и напеваю песню про монтажников-высотников. Смешно? С тех пор прошло сорок или сколько там лет, а ничего не изменилось. Я высоко на стене, один, с мастерком в руке. Только волосы не развеваются.
