…Послышался стук каблуков, и вошедший офицер протянул Ехно-Егерну пакет.

– Из департамента полиции, господин полковник.

«Ввиду недавнего ареста в Москве Никитича, – читал Ехно-Егерн письмо Гартинга, – имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство не отказать сделать распоряжение о непредъявлении этому лицу в виде обвинений фактов, выясненных при посредстве известного сотрудника, дабы не провалить последнего».

«Ах, молодец! Ах, Гартинг! – подумал Ехно-Егерн. – Вот что значит в нашем деле опыт революционной работы. Если бы мне по примеру Гартинга потереться в молодости среди бунтовщиков, сейчас бы больше успел. Да теперь уж поздно, поздно… Но ничего, выходит, ослы-то отпустили Никитича с толком, сами не зная того. Жаль вот, наблюдение не установили, но это дело наживное, это дело наживное…»

Красин шел по набережной Мойки, смотрел на зеленые клейкие листочки, на несущиеся в небе, словно из детства, летящие облака и ничего этого не видел. «У них есть человек в наших верхах, – думал он, – это несомненно, и, по всей вероятности, этот человек близок к Заграничному бюро или даже входит в него. Иначе чем объяснить последние провалы наших транспортов литературы, оружия? Почему охранка так точно выходит на наши явки? Может быть, они уже знают, что я – Никитич? Для чего тогда выпустили? Как подсадную утку? Нет, я бы давно уже почувствовал хвост: старую лисицу не проведешь…

Безусловно их агент, если он есть в нашем руководстве, постарается быть на съезде или около съезда. Охранка, конечно, пошлет ему на помощь своих связных, кого-нибудь вроде того Арчакова, который крутился в Лондоне еще в пятом году… Кстати, его до сих пор не обезвредили, насколько мне известно… Придется немедленно послать в Лондон двух-трех наших людей, один из них обязательно должен быть кавказец… ну, предположим, Илико…»

…«Миррор» сообщает, что Горький прибыл секретно из Италии в Лондон на конгресс социал-демократов. На съезде, возможно, возьмут верх крайние фракции. В Лондоне собралось 340 русских с.-д. На заседаниях присутствует, между прочим, член Думы Алексинский. Последний заявил, что Дума больше не нужна и что усилия депутатов-социалистов должны быть направлены к ее роспуску.

…По сообщениям «Дейли мейл», русские социал-демократы наняли для своих заседаний церковь Братства на Саутгейт-Род, в Лондоне.

…«Морнинг пост» указывает, что с.-д. было отказано провести съезд в Швеции и Дании. В Англии общественное мнение разделилось, однако заседания при закрытых дверях вряд ли вызовут симпатии у англичан…

Из резолюции V съезда РСДРП:

…все специальные боевые дружины, имеющиеся при партийных организациях, должны быть распущены…

Лондон бурлил. Бесчисленные пешеходы, омнибусы, кебы, элегантные экипажи, тарахтящие автомобили, разноязыкая речь, белые, желтые, черные, бронзовые люди – поистине ты чувствовал себя в центре гигантской Британской империи, воздвигнутой именем короны предприимчивыми, храбрыми и склонными к авантюрам жителями этого небольшого острова.

Виктор Горизонтов уверенно двигался в толпе, не выпуская из поля зрения желтую фатовскую шляпу с голубой лентой. Мистер Заризи, он же тифлисский мещанин Авессалом Арчаков, он же член боевой группы «Гусейн», он же агент охранки Герцог, стоя на краю тротуара, подзывал кеб.

Виктор последовал его примеру, и вскоре два кеба на некотором расстоянии друг от друга пробирались по запруженным улицам центра к вокзалу.

Воспользовавшись этой паузой, мы можем в двух словах описать жизнь Горизонтова после гибели Тани. Удар был так силен, что он едва смог прийти в себя, вспомнить о задании Никитича, о Болгарии, о яхте. Он прибыл в Варну с опозданием на три дня и, естественно, никого там не нашел. Дальнейшие его действия были настолько хаотичны, неосмысленны и неосторожны, что он сразу же был арестован болгарской полицией и посажен в тюрьму. Около трех месяцев понадобилось русской и болгарской секретным службам для того, чтобы списаться по поводу задержания русского «авантюриста» и договориться о передаче его в надежные руки родины. Виктор бежал из тюремного вагона прямо на пути к двум вертикальным столбам и одному поперечному, с которого свисал уже приготовленный лично для него «столыпинский галстук». В отхожем месте он оглушил сопровождающего жандарма, переоделся в его форму и на ближайшей станции вышел из вагона. После долгих мытарств он добрался до Москвы и здесь среди товарищей понемногу начал оттаивать, отвлекаться от страшной своей беды, от бесконечных мыслей о Тане…

В Лондоне он действовал уже с прежней уверенностью и даже с некоторым нахальством, свойственным Англичанину Васе. Он сразу «вышел» на Арчакова, узнал в нем «героя декабрьских баррикад», затащил в паб, напился там, разоткровенничался – говорил, что разочаровался в революции, что вожди шлют их на убой, как пушечное мясо, что с него хватит и хорошо было бы уехать на Восток, где есть свои люди. Арчаков клюнул на слово «восток» и начал исподволь готовить в лице Виктора себе замену. Он, Заризи, тоже любит Восток, в Персии у него невеста, он собирается выйти в отставку, но он может свести Англичанина с людьми, которые помогут ему преодолеть духовный кризис. Один из этих людей сейчас отдыхает в Брайтоне и…

Должно быть, в Брайтон держать совет и направлялся сейчас мистер Заризи.

…Николай Берг двигался в вокзальной толчее как сомнамбула. Взгляд его был прикован только к одной точке в толпе – желтой фатовской шляпе с голубой лентой. Горизонтов отстранил его от операции «Гусейн», считая малоопытным в делах такого рода. Николай, уязвленный в своем самолюбии, всю ночь дежурил у гостиницы, где жил Заризи. Он решил во что бы то ни стало опередить Виктора и Илико. Теперь иные джентльмены с аккуратно подстриженными усиками недовольно оглядывались на бледного юношу с шальными глазами, словно чувствуя недоброе.

– Excuse us, sir! – три улыбающихся господина в черных котелках и с зонтами. Скотланд-Ярд! И провокатор с улыбкой взирает на эту встречу; желтую шляпу с голубой лентой он держит теперь в руке.

Виктор шел уже к поезду и собирался сесть в третий от Арчакова вагон, как вдруг на перроне возникло какое-то странное движение, послышался крик, кто-то стремительно, как дельфин, прорезал толпу, грохнули подряд три выстрела, покатилась желтая шляпа, промелькнуло оскаленное лицо Арчакова, и на руках дюжих мужчин повис с полуоткрытым ртом задыхающийся, но с каким-то самосожженческим сиянием в глазах Николай Берг.

…Ударил колокол. Свистнул паровоз. Поезд тронулся. Перрон опустел.

На вокзальной площади к Горизонтову подошел гибкий изящный юноша-итальянец.

– Берг все испортил, Вася, ищи теперь брайтонского незнакомца, – сказал он, по-тифлисски щелкнув языком и сделав характерный жест.

– Мы сами виноваты, Илико, – буркнул Горизонтов. – Надо было этого одержимого запереть в гостинице.

– Я успел ему крикнуть «крейзи мен»! – сказал Илико. – Он слышал.

– Молодец. Как жалко Колю! Может, догадается разыгрывать сумасшедшего…

«Впрочем, после гибели Лизы и Павла он действительно стал слегка «крейзи», – подумал Горизонтов.

В Петербурге имел случай обыска в помещении с.-д. думской фракции… Явилась полиция во главе с полицмейстером и приставом 2-го участка Литейной части с предписанием охранного отделения.

В помещении находились 34 депутата. Они не дали себя обыскивать и позвонили Столыпину и министру юстиции… Обоих не оказалось дома… Приехал прокурор СПб судебной палаты Камышанский, разъяснивший: «…что касается неприкосновенности депутатов, то конституция, предусматривая ее, ничего не говорит о праве обыскивать депутатов…»

…Полиция находилась в помещении более 5 часов. Арестованы все приходившие во фракцию за справками и присутствующие русские и иностранные корреспонденты…