– Ты чего это? – удивился он.

– Задаток, – сказал контрабандист. – Вернешь своим начальникам. За такое дело я денег не беру, а вот когда власть возьмете, напишете обо мне в газете и патретик, хоть маленький, дадите, да? Вот и будет Семка Шило знаменитостью! – он захохотал.

– Бросьте дурить, возьмите деньги, – сухо сказал Горизонтов, но контрабандист в этот момент встал на дне баркаса, вгляделся в серую предутреннюю мглу.

– Вот он – пароход! Топовый огонь вижу, да что-то там неладно. Э, братцы, да он на камни сел, пароходик ваш!

Виктор оглянулся и увидел скошенные очертания мачт и трубы. Он сразу понял все: пароход сел на камни, его бьет крутая волна из открытого моря, на палубе, конечно, аврал.

– С левого борта можно подойти к нему, – сказал он.

– С левого можно, – согласился контрабандист. – Да что толку?

Когда они приблизились и стали огибать пароход, было уже так светло, что на корме можно было прочесть: «Джон Гладстоун». Можно было даже увидеть лица людей, мечущихся возле шлюпбалок.

– Убирайтесь! Опасно! – закричали с палубы на баркас по-английски.

– Уотс ронг? В чем дело? – крикнул, встав во весь рост, Горизонтов.

– Не видишь, что ли?! – завопил в ответ долговязый парень в норвежской вязаной шапочке. – У нас котлы залиты водой! Того и гляди, взрыв будет!

– Давайте груз! – гаркнул Горизонтов. – Отойдите от шлюпки! Успеете смотаться! Вон те ящики, что принайтованы на юте, – живо!

– К черту ваш груз, идиот! Здесь уже были русские офицеры! Того и гляди, миноносец подойдет! Спасайте свои шкуры, олухи! – завопил долговязый.

Горизонтов выхватил из-за пазухи «маузер» и прицелился в долговязого. Его примеру последовали Степан, Петр и Алеша. Трое матросов на палубе «Джона Гладстоуна» тоже выхватили пистолеты. Баркас то взлетал выше палубы, то падал вниз.

– Мы не промахнемся! – крикнул Горизонтов и хищно улыбнулся. Он вспомнил, что эта его улыбочка выводила из себя многих матерых бандюг в Гонконге.

Матросы, проклиная по-английски, по-норвежски и еще на каком-то неведомом языке свою злую долю, наглых русских и финские камни, засунули оружие в карманы и взялись за ящики.

Когда стрела опускала восьмой ящик, из ходовой рубки выскочил невероятно лохматый субъект. Он закричал по-русски:

– Рулевой был предатель! Я застрелил его! Здесь ловушка! Уходите быстрей! Мы вот-вот взорвемся! Шлюпки на воду!

Через полчаса, когда баркас уже скользил по спокойной воде под защитой острова, послышался взрыв.

– Похоже, что только нам удалось загрузиться, – печально сказал Горизонтов.

– Не похоже, а точно, – сказал Семен Шило.

Теперь можно было разглядеть его лицо. Оказалось оно почти коричневым, иссеченным морщинами, лицом человека лет пятидесяти.

– Здесь причалим, капитан? – не совсем естественным голосом спросил Семен, показывая на удобную бухточку. Он, видимо, тоже был удивлен при свете дня молодостью Горизонтова и всей команды.

– Нет, пойдем к материку, – жестко сказал Горизонтов. – Надо предупредить товарищей о катастрофе.

– Смотри, капитан! – Семен заглянул ему прямо в глаза, но Горизонтов отвел взгляд. Не смотрели на Семена и другие гребцы, смотрели на ящики прямо перед собой.

Митенька Петунин, когда рассвело, вылез из убежища и устремил взгляд в море. Челюсти его были сжаты, а губы яростно шевелились. Он очень огорчался, что его не взяли на опасное дело, и клялся себе, что при первом же удобном случае обучится плаванию, усовершенствует горизонтовскую джиу-джитсу, подвергнет себя испытанию голодом и вообще станет настоящим Рахметовым.

На горизонте появилась какая-то точка. Уж не возвращается ли баркас Виктора Николаевича? Да что-то они к югу забирают…

Подумав, Митя решил сигнализировать товарищам дымом костра. Он бросился в лес за хворостом и вдруг увидел впереди стремительно бегущего между сосен молодого человека из соседнего анархистского становища. Он хотел было крикнуть анархисту, что появился баркас, но онемел и застыл на месте: навстречу анархисту из густых зарослей орешника выдвинулась конская морда.

Митя упал на землю и затаился. Он успел заметить, что анархист быстро сказал что-то всаднику, махнул рукой в сторону моря, побежал дальше и исчез. Всадник поехал прямо на Митю, и Митя вскоре узнал его: это был Валя Гришанинников, прапорщик из его же, Митиного, трижды проклятого драгунского полка. Да-да, тот самый Валька, известный тем, что ставил зеркало на пол и часами смотрел на свои ноги, а потом ставил зеркало на стол, садился к нему спиной и в маленькое зеркальце часами разглядывал свой затылок. Тот самый Валька, с которым они в прошлом году пошли в Кисловодске в какой-то армянский «кошкин дом» и были там жестоко биты. Вот он, Валька, слепой слуга деспотизма…

– Митька! – ахнул Гришанинников. – Живой! А мы уж думали, что тебя в проруби утопили. В сыскном, что ли, служишь? В тайной?

– Тише, Валя, тише… – трясущимися губами пробормотал Митенька, встал, почистил зачем-то колени и взялся за стремя.

– Видал? Приближаются господа социалисты, – весело проговорил Гришанинников, показывая подбородком на море. – Сейчас они у нас спляшут пляску святого Витта! Это вы своих людишек к ним заслали? Чистая работа!

Он тоже дрожал, но от радостного возбуждения, от предчувствия привычной уже сладости убийства. Митя даже слышал, как тихо стучали его зубы.

– Тише, Валя, тише… – бормотал Митя, глядя на усики, на зелененькие Валькины глаза…

– Как у тебя с бабами сейчас? – спросил Гришанинников. – Я, брат, здесь такую чиновницу подыскал самоварную, хороша…

«Врет, все врет он про чиновницу!» – вспыхнуло в Митиной голове в тот момент, когда он всаживал нож Вальке в живот, под пряжку ремня.

Валька вскинулся и поднял над головой палец, как человек, который что-то припомнил, потом сполз на бок. Митя стащил его на землю, догнал побежавшего было коня, вспрыгнул в седло, взглянул в море.

Баркас уже приближался к каменной косе. Митя отчетливо видел в лодке синюю тужурку любимого своего Виктора Николаевича и так же отчетливо видел затаившийся за валунами полувзвод солдат.

Митя вынесся на пляж, выстрелил из своего «бульдога», помчался к той косе, вопя что есть мочи:

– Засада! Виктор Николаевич! Засада!

Не проскакал он и десятка шагов, как солдаты поднялись из-за валунов с ружьями наперевес. Офицер махал рукой и что-то кричал тем на баркасе, видимо, предлагал сдаться. Из лодки ответили залпом «маузеров». Офицер и двое солдат упали.

Митя видел, как торопливо начали стрелять остальные солдаты, видел он и многочисленные вспышки огня в прибрежных кустах. Видел появившийся над баркасом столб пламени и огненный клубок, взлетевший и пропавший в небе. Он все видел, но ничего не слышал – ни выстрелов, ни криков, ни взрыва патронных ящиков, ни топота копыт, ни своего безумного вопля.

Новая вспышка беспорядков в Баку. Подожжены заводы, склады, прерваны пути сообщения. Татары разгромили промыслы на Биби-Эйбате. Из 117 действующих скважин осталось 77. Местные газеты предсказывают наступление голода.

«СПб. ведомости».

Арест самозванца. В некоторые полицейские участки за последнее время стали поступать заявления, что в Петербурге проживает лицо, которое разъезжает по столице либо в форме лейтенанта русского флота, либо в спортивном костюме и называет себя то лейтенантом Подгурским, то князем Енгалычевым, выпрашивает у разных лиц деньги взаймы и не возвращает денег.

Вскоре полиции стал известен и случай буйства в Озерках, произведенный именующим себя князем Енгалычевым. Лицо это на днях было задержано у фабрики Жорж-Борман. Дознанием установлено, что задержанный – штурман дальнего плавания II разряда Иван Иванович Вирячев.

В настоящее время определенных занятий не имеет. Форму военного лейтенанта надел сам не знает для чего. Самозванец привлечен к уголовной ответственности.