Прочитав следующую фразу, Д'Анжело окаменел.
«Пожалуйста, имейте в виду, что расследование не предусматривает использование Уайтекера в качестве свидетеля по обвинению тех, кто был вовлечен в его преступную деятельность».
Он перечитал еще раз.
«Расследование не предусматривает использование Уайтекера в качестве свидетеля по обвинению тех, кто был вовлечен в его преступную деятельность».
По коже Д'Анжело пробежал холодок. Иначе говоря, ФБР приказывали поскорее собрать все улики против Уайтекера и больше никого не трогать – так, что ли?
Бросив письмо на стол, он посмотрел на Бассета.
– Что это значит, черт побери?
– Думаю, ты и сам догадаешься, – отозвался Бассет, скрестив руки на груди.
Оба были в растерянности. Они всегда считали своим долгом проследить все нити преступления до конца. А тут им, похоже, велят ухватиться только за те, которые ведут к одному человеку, а на остальные не обращать внимания.
Они не могли избавиться от ощущения, что стали свидетелями препятствования осуществлению правосудия, – но на этот раз правосудию препятствовало Министерство юстиции.
Чуть позже Бассет и Д'Анжело сидели за ланчем в одном из чикагских кафе, обсуждая возможные варианты дальнейших действий. Бассет проглотил кусок сэндвича с индейкой.
– Черт побери, это настоящее дерьмо! – вырвалось у него.
– Да уж, такого я еще не видел, – согласился Д'Анжело. – Но мы не сдадимся, мы заявим официальный протест.
По мнению агентов, все говорило о том, что Министерство юстиции пляшет под дудку фирмы «Уильямс и Конноли». Сначала нелепое заявление о том, что АДМ не является объектом расследования, а теперь им, похоже, запрещают допрашивать свидетелей, дающих показания против компании. Все это вашингтонские бои за влияние, ворчали они.
– Налицо явный сговор, – заметил Д'Анжело. – Расследованием руководит «Уильямс и Конноли».
Они снова рассмотрели варианты развития событий. Что, если они последуют указаниям министерства и оборвут ниточки, которые дал им в руки Уайтекер?
– Нетрудно представить, – сказал Бассет. – Нас обвинят в том, что мы препятствуем осуществлению правосудия.
Д'Анжело согласно кивнул и вонзил зубы в свой многоэтажный бутерброд.
– Ясно одно, – проговорил он. – Как только против Уайтекера выдвинут официальное обвинение, остальных оставят в покое.
– Надо постараться закончить оба расследования одновременно. Закончим, и Министерство юстиции окажется вне игры, – сказал Бассет и, проглотив кусок сэндвича, добавил, усмехнувшись: – Меня, кстати, по-видимому, скоро отстранят от дела – переводят в Олбани. Так что все придется доделывать тебе.
– Вот уж спасибо!
Агенты договорились, что их следующим шагом станет жалоба в инстанции Бюро. Они знали, что штаб-квартира Бюро непременно вмешается.
– Будем надеяться, что Бюро поддержит нас, – сказал Бассет.
– А если нет?
Они погрузились в молчание.
– Знаешь, Майк, – заговорил Д'Анжело, – если мне скажут: «Прекратите расследование, оставьте АДМ в покое», – я подам заявление об уходе.
– Я тоже, – отозвался Бассет.
– И еще, Майк, – добавил Д'Анжело, приканчивая бутерброд, – если действительно так и будет, я думаю, надо обратиться в прессу.
Бассет кивнул. Это будет неслыханный шаг. Агенты ФБР так не делают. Но шаг этот был разумным.
– Согласен, – сказал он.
К концу трапезы агенты утвердились в решении. Если им прикажут бросить расследование, если им прикажут воспрепятствовать осуществлению правосудия, – они в тот же день подадут в отставку.
И обратятся к авторам передачи «60 минут».
Ничего этого делать не пришлось.
На экстраординарное письмо Министерства юстиции Бюро отреагировало единодушным возмущением. Руководство ФБР не только поддержало Бассета и Д'Анжело, но вступило в бой за них.
Узнав о письме, руководитель их офиса обратился к чикагскому ASAC Эду Уортингтону. Тот согласился подписать ответ прокурорам, который составил Д'Анжело. Ответное письмо было очень дипломатичным, хотя в нем сквозили шпильки, подпущенные прокурорам.
Д'Анжело последовательно разобрал все требования министерских прокуроров. Что касается расследования правонарушений Уайтекера, писал он, то запросы на соответствующую информацию уже разосланы в зарубежные банки, и без нее дело завершить нельзя. Сведения об уплате налогов, как правило, не выдаются агентам ФБР. Для этого требуется судебный ордер, и добыть его должны сами прокуроры.
«Северная окружная прокуратура Иллинойса для получения налоговой информации обычно обращается в суд. Если потребуется, мы вышлем вам для ознакомления образец заявки»,
– прибавлял он ядовито.
Агенты не могут передать прокурорам выписки из «формы 302» с протоколами их бесед с адвокатами, потому что в «форме 302» таковых не содержится, продолжал Д'Анжело. Информация о беседах излагается в докладных записках, и агенты готовы предоставить их министерству.
Заключительная часть письма была посвящена высказанному прокурорами пожеланию, чтобы Уайтекер не давал показания против других обвиняемых.
«Все потенциальные преступные действия, нити к которым ведут от махинаций Уайтекера, будут расследованы внимательно и до конца,
– говорилось в ответном письме. –
ФБР постарается сделать это как можно быстрее, но не в ущерб полноте расследования».
В последовавшие дни и недели чикагский офис ФБР в своем намерении действовать вопреки указаниям министерства заручился поддержкой штаб-квартиры. Д'Анжело и Бассет обратились к помощнику заместителя директора ФБР, руководителю криминального следственного отдела Нейлу Галлахеру. Галлахер сказал агентам, чтобы те не обращали внимания на указания, вредящие расследованию.
– Делайте то, что и делали, – сказал он.
В отношениях между компаниями, которых обвиняли в фиксировании цен и которые прежде выступали единым фронтом, поползли трещины. АДМ и ее руководители по-прежнему решительно сопротивлялись попыткам обвинения, но их иностранные конкуренты занимали не столь прочные позиции и, похоже, готовы были их сдать.
Наибольшую склонность пойти на сотрудничество с правоохранительными органами проявляла компания «Севон», которая занималась производством лизина и еще недавно входила в корпорацию «Мивон». Представлявший корейскую компанию адвокат Лоренс Килл сказал, что «Севон» не возражает против уплаты штрафа в несколько сот тысяч долларов. Прокуратура настаивала на миллионах. Однако в ходе переговоров выявилось несколько обнадеживающих факторов. Во-первых, Килл кинул прокурорам соблазнительную кость, заявив, что «Севон» может предоставить им документы, касающиеся сговора о ценах. Во-вторых, он избегал упоминать имя Чхом Су Кима, основного представителя компании на переговорах. Это говорило о том, что «Севон» не пытается уйти от ответственности, отдав на растерзание одного-двух исполнителей, что, как известно, тормозит ход расследования.
Но другие участники сговора вели себя иначе. 19 декабря адвокаты «Адзиномото» выступили с предложением. Компания готова заявить о nolo contendere,[69] то есть позиции, при которой она не отвергает выдвинутых против нее обвинений, но и не признает их. Адвокаты намекнули также, что Кандзи Мимото, отвечавший за сбор информации, необходимой для достижения соглашения по объемам производства, возможно, признает себя виновным. Что касается управляющего Кадзутоси Ямады, то тут ни о каком признании вины не может быть и речи.
Прокуроры выслушали предложение, но отпустить Ямаду с миром не согласились. Во всяком случае, это была лишь начальная ставка японцев, и прокуроры были уверены, что «Адзиномото» в недалеком будущем повысит ее, – скорее всего, когда обвинение станет неизбежным.
