Он поерзал на мешках с провизией на дне повозки. Рано или поздно ты получаешь то, что даешь сам, и никакие манеры тебе не помогут. Джезаль решил: с этого момента он прежде всего будет думать о других. С каждым человеком он будет обращаться, как с ровней. Но все это, конечно, потом. У него в запасе куча времени, чтобы стать лучше, а пока надо вылечиться. Он дотронулся до повязки на лице, рассеянно поскреб ее и с трудом заставил себя остановиться. Байяз ехал сразу за повозкой, глядя в сторону озера.

— Вы видели? — промычал ему Джезаль.

— Видел что?

— Вот это. — Джезаль ткнул пальцем в свое лицо.

— Ах, это… Да, я видел.

— Это очень страшно?

Байяз склонил голову набок.

— Знаешь что? Пожалуй, мне даже нравится.

— Нравится?

— Ну, возможно, не прямо сейчас, но позже, когда швы рассосутся, спадет опухоль, сойдут синяки, шрамы зарубцуются и отпадут корки… Твоя челюсть уже не обретет прежнюю форму, и зубы, разумеется, не отрастут заново, но мальчишеское очарование, которое ты потерял, будет возмещено этаким духом опасности, понимаешь? Сурово-таинственным стилем. Люди уважают тех, кто побывал в переделках, и твоя привлекательность отнюдь не потеряна. Осмелюсь предположить, что девушки снова будут восхищаться тобой, если ты совершишь что-то, достойное восхищения. — Маг задумчиво кивнул. — Да. В конечном счете, думаю, это послужит тебе на пользу.

— На пользу? — переспросил Джезаль, прижав ладонь к повязке. — На пользу чему?

Однако мысль Байяза уже ушла далеко вперед.

— Знаешь, ведь у Гарода Великого тоже был шрам через всю щеку, и это ничуть ему не повредило. На статуях ничего похожего, разумеется, нет, однако в жизни люди еще больше уважали его за это. Воистину, Гарод был великим королем! Его считали человеком честным и надежным, и чаще всего он был именно таким Но умел быть и другим, когда того требовала ситуация. — Маг тихо засмеялся. — Я не рассказывал тебе, как он однажды пригласил двух своих злейших врагов на переговоры? День не успел закончиться, а те двое уже перессорились в дым! Позже они сошлись в битве и разгромили армии друг друга, так что Гароду оставалось лишь провозгласить свою победу над обоими, без единого удара. Видишь ли, он знал, что у Ардлика очень красивая жена…

Джезаль откинулся на дно повозки. Вообще-то Байяз уже рассказывал ему эту историю, но он решил, что нет смысла напоминать об этом. Ему даже нравилось слушать ее по второму разу: лучшего занятия все равно не найти. Монотонное гудение низкого голоса старика успокаивало, тем более сейчас, когда солнце понемногу пробивалось сквозь тучи. И раны во рту не слишком беспокоили, если он не пытался шевелить губами.

Поэтому Джезаль устроился поудобнее на мешке с соломой, повернул голову набок и, мягко покачиваясь в такт движениям повозки, стал смотреть вперед. На плывущие мимо пейзажи. На ветер, пригибающий траву. На солнце, играющее в воде.

Стиснув зубы, Вест упрямо лез вверх по обледенелому склону. Он цеплялся за стылую землю, за промерзшие древесные корни, за ледяную корку на снегу, и его пальцы немели, слабели и дрожали. Губы потрескались, из носа беспрестанно текло, воспаленная кожа под носом ужасно болела. Воздух резал горло, кусал легкие и вырывался наружу клубами пара, щекоча ноздри. Не было ли решение отдать плащ Ладиславу худшим в его жизни? Вест пришел к выводу, что так оно и есть. Разумеется, не считая решения спасать этого себялюбивого бездаря.

Даже когда он готовился к турниру и тренировался по пять часов в день, он не чувствовал такой усталости. По сравнению с Тридубой лорд-маршал Варуз был смехотворно мягким наставником. Каждое утро Веста будили до рассвета, тряся за плечо, и почти не давали отдыхать до тех пор, пока не гасли последние отблески света. Эти северяне — просто машины, все до единого. Они словно из дерева, они никогда не устают и не чувствуют боли. Северяне задали такой беспощадный темп, что у Веста болели все мышцы. Он покрылся синяками и ссадинами после сотен Падений. Его ноги в мокрых сапогах стерлись до мяса и покрылись волдырями. Кроме того, никуда не делась привычная головная боль: она пульсировала в такт учащенному сердцебиению, а вместе со всем этим пылала рана на черепе.

Хуже, чем холод, боль и изнеможение, было всепоглощающее ощущение стыда, вины, поражения, которое придавливало Веста с каждым шагом. Он должен был позаботиться о том, чтобы Ладислав не натворил бед. Но случилась катастрофа невообразимого масштаба. Целая дивизия уничтожена. Сколько детей потеряли отцов? Сколько жен лишилось мужей? Сколько родителей не дождется своих сыновей? Если бы он мог хоть что-то исправить, в тысячный раз говорил он себе, стискивая побелевшие кулаки. Если бы он убедил принца не переходить реку, возможно, все эти люди остались бы живы. Столько мертвых! Он не знал, жалеть о них или завидовать им.

— Шаг за шагом, — бормотал он, карабкаясь вверх по склону. Только так можно справиться с этим. Если крепко сжать зубы и шагать, можно добраться куда угодно. Шаг за шагом — мучительные шаги сквозь усталость, холод и вину. Что еще можно сделать?

Едва они взобрались на вершину холма, как принц Ладислав тут же бросился на землю и привалился к древесному корню, что он проделывал по меньшей мере раз в час.

— Полковник Вест, пожалуйста! — Принц хватал ртом воздух, дыхание клубилось вокруг его пухлого лица. К бледной верхней губе тянулись две блестящие дорожки соплей, как у грудного младенца. — Я не могу больше идти! Скажите им… скажите им, чтобы они остановились, ради всего святого!

Вест вполголоса выругался. Северяне и без того были достаточно раздражены и почти не скрывали это; однако, нравилось это Весту или нет, Ладислав по-прежнему оставался его командиром. А заодно и наследником трона. Вест не мог приказать принцу встать.

— Тридуба! — просипел он.

Старый воин хмуро оглянулся через плечо.

— Только не говори, что просишь сделать остановку, парень.

— Придется.

— Клянусь мертвыми! Опять? У вас, южан, совсем нет хребта! Неудивительно, что Бетод устроил вам взбучку. И я тебе скажу: если вы, говнюки, не научитесь как следует ходить, он задаст вам новую, как пить дать!

— Пожалуйста. Только на минутку.

Тридуба бросил гневный взгляд на разлегшегося принца и с отвращением покачал головой.

— Ну хорошо. Можете посидеть минуту, если после этого станете двигаться быстрее, но только не вздумайте привыкать к этому, слышишь? Мы не покрыли и половины расстояния, которое должны пройти сегодня, если хотим держаться впереди Бетода.

И он зашагал прочь, окликая Ищейку.

Вест шлепнулся на ягодицы, стал шевелить бесчувственными пальцами ног и греть дыханием сложенные лодочкой ледяные ладони. Ему хотелось распластаться на земле, как Ладислав, но по горькому опыту он знал: если перестать двигаться, вставать будет еще труднее. Пайк и его дочь остановились рядом, они почти не сбились с дыхания. Это было лишним доказательством того, что работа с металлом в штрафной колонии — лучшая подготовка к утомительным переходам по суровой местности, чем праздная жизнь.

Ладислав, по-видимому, угадал, о чем он думает.

— Вы представления не имеете, насколько мне тяжело! — простонал он.

— Еще бы! — отрезал Вест, чье терпение истончилось до ничтожного огрызка. — Вам ведь, ко всему прочему, приходится тащить на себе мой плащ!

Принц моргнул, затем опустил взгляд на мокрую землю. Желваки на его скулах беззвучно задвигались.

— Вы правы. Я прошу прощения. Разумеется, я понимаю, что обязан вам жизнью. Просто, видите ли, я не привык к такого рода вещам. Совсем не привык. — Он подергал изодранные, перепачканные отвороты плаща и невесело засмеялся. — Матушка всегда говорила мне, что человек должен при любых обстоятельствах выглядеть прилично. Интересно, что бы она сказала сейчас?

Вест отметил, что принц тем не менее не предложил ему плащ обратно.

Ладислав сгорбился.