— Как вам угодно. — Наемник ухмыльнулся Глокте. — Однако мне кажется, что все остальные давно расстались с идеей, будто нечто подобное существует… Тащат ящики с камнями наши гурки-храбрецы — у меня ж одна забота: чтобы гурк отдал концы!

Он разразился лающим смехом.

— Мне это вовсе не кажется забавным! — отрезал Виссбрук. — К поверженному врагу следует относиться с уважением.

— Почему это?

— Потому что на его месте мог оказаться любой из нас! Гнили бы сейчас на жаре… и, возможно, скоро так и будет.

Коска лишь рассмеялся еще громче и хлопнул Виссбрука по плечу.

— Вот, до вас начинает доходить! Если я чему-то и научился за двадцать лет военной жизни, так это тому, что во всем нужно уметь видеть смешную сторону!

Глокта смотрел, как стириец хохочет, глядя на поле битвы.

«Пытается поймать удобный момент, чтобы переметнуться на другую сторону? Вычисляет, надо ли всерьез драться с гурками, пока они не предложили ему больше, чем я? В этой шелудивой голове скрываются не только забавные стишки, но сейчас мы не можем без него обойтись. — Глокта взглянул на генерала Виссбрука, который обиженно отошел от них подальше. — У нашего пухлого друга не хватит мозгов и храбрости, чтобы удерживать город дольше недели».

На плечо Глокты легла рука, и он снова обернулся к Коске.

— Что такое? — резко спросил он.

— Э-э… — пробормотал наемник, показывая куда-то в голубое небо.

Глокта проследил взглядом за его пальцем. Там была какая-то черная точка, немного выше того места, где они стояли. Она двигалась вверх.

«Что это? Птица?»

Точка достигла пика своего полета и начала снижаться. Понимание пришло внезапно.

«Камень. Снаряд из катапульты».

Он вырастал и становился все больше, кувыркаясь в воздухе. Казалось, снаряд движется с нелепой медлительностью, словно сквозь воду. То, что он не издавал абсолютно никакого звука, лишь добавляло ощущения нереальности. Глокта смотрел на камень, раскрыв рот. Все смотрели так же. Всех сковало жуткое ожидание. Было невозможно предугадать точно, куда попадет камень. Люди, стоявшие на верхушке стены, начали разбегаться в разные стороны. Они спотыкались, налетали друг на друга, ахали, кричали и бросали оружие.

— Мать твою, — прошептал Секутор, падая лицом вниз на каменную дорожку.

Глокта оставался стоять где стоял, не сводя взгляда с этого единственного темного пятна на ясном небе.

«Может быть, он предназначается мне? Несколько тонн камня разнесут мои останки в клочки и развеют по городу? Что за смехотворно редкий способ умереть!»

Уголки его губ поползли вверх в бледной усмешке.

Раздался оглушительный грохот, и секция парапета неподалеку от них оторвалась от стены; над этим местом взвилось облако пыли, в воздух полетели камни. Мимо жужжали осколки. Солдату, стоявшему меньше чем в десяти шагах, начисто снесло голову пролетающей глыбой. Обезглавленное туловище несколько мгновений продолжало стоять, пошатываясь, потом колени убитого подогнулись, он опрокинулся назад и рухнул вниз со стены.

Снаряд упал где-то в Нижнем городе и покатился, подпрыгивая и громя хибары; расщепленные балки разлетались, как спички, позади оставался широкий след разрушений. Глокта заморгал. В его ушах звенело, однако он слышал, как рядом кто-то кричит. Странный голос. Стирийский акцент. Коска.

— Больше вы все равно ничего не сможете, мудозвоны! Я еще здесь!

— Гурки обстреливают нас! — вопил Виссбрук, присев на корточки у парапета и закрывая голову обеими руками; на плечах его мундира осел слой тонкой пыли. — Это был залп из их катапульт!

— Да что вы говорите, — буркнул Глокта.

Снова раздался оглушительный грохот, и второй снаряд врезался в стену подальше от них, расколовшись ливнем обломков. Камни размером с человеческую голову полетели вниз, в воду. Даже дорожка под ногами Глокты содрогалась от мощи удара.

— Они опять наступают! — взревел Коска. — Людей к стенам! Все к стенам!

Мимо побежали люди: бок о бок туземцы, наемники, союзные солдаты. Они взводили арбалеты, вытаскивали стрелы, кричали и окликали друг друга в разноязычной сумятице. Коска ходил среди них, хлопал по спинам, потрясал кулаком, рычал и хохотал, не выказывая ни малейшего признака страха.

«Чрезвычайно вдохновляющий вождь вышел из полубезумного пьяницы».

— К черту! — прошипел Секутор Глокте на ухо. — Я не солдат, черт возьми!

— Я тоже больше не солдат, однако могу насладиться зрелищем.

Он проковылял к парапету и выглянул наружу. На этот раз ему удалось заметить, как в далеком мареве взлетает вверх огромная стрела катапульты. На этот раз расстояние было вычислено неточно, и снаряд пролетел высоко над их головами. Глокта проводил его взглядом и сморщился от острой боли в шее. Снаряд рухнул у стен Верхнего города, гулко ударившись о землю. Каменные обломки полетели вглубь трущоб.

Могучий рог протрубил позади гуркских шеренг — раскатился прерывистый звук, а за ним ударили барабаны. Они бухали все одновременно, словно шаги неведомого чудовища.

— Они идут! — ревел Коска. — Готовьте луки!

Глокта слышал, как приказ прокатился по стене, передаваемый от человека к человеку, и вскоре зубчатые верхушки башен ощетинились заряженными арбалетами — острия стрел сверкали на безжалостном солнце.

Огромные плетеные щиты, отмечавшие границу гуркских позиций, медленно и плавно поползли вперед, через опустошенную ничейную землю — к стенам.

«А за ними, без сомнения, гуркские солдаты кишат, как муравьи».

Рука Глокты мучительно крепко сжала каменное ребро парапета. Он наблюдал, как они наступают, и его сердце колотилось почти так же громко, как гуркские барабаны.

«От страха или от возбуждения? И есть ли разница? Когда в последний раз я испытывал подобную сладко-горькую дрожь? Когда выступал перед Открытым советом? Когда руководил атакой королевской кавалерии? Когда бился перед ревущими толпами на турнире?»

Щиты неуклонно приближались, по-прежнему выстроенные в ровную линию поперек всего перешейка.

«Осталась сотня шагов… девяносто… восемьдесят… — Он искоса взглянул на Коску, по-прежнему скалившего зубы, как безумец. — Когда же он отдаст приказ? Шестьдесят… пятьдесят…»

— Приготовиться! — взревел стириец. — Огонь!

По стене прокатилась волна громкого треска, и все арбалеты были разряжены одним мощным залпом, усыпав стрелами щиты и землю вокруг них. Стрелы впивались в трупы и в любого из гурков, которому не повезло оставить незащищенной какую-либо часть своего тела. Стрелки опустились на колени за парапетом и принялись перезаряжать арбалеты. Они доставали новые стрелы, вращали рукоятки, торопились и потели. Удары барабанов стали чаще, настойчивее, щиты ползли вперед прямо по разбросанным телам.

«Должно быть, за этими щитами не очень-то приятно: идешь по трупам и гадаешь, скоро ли сам к ним присоединишься».

— Масло! — крикнул Коска.

С башни, что была слева от Глокты, полетела бутылка с зажженным фитилем. Она разбилась об один из плетеных щитов, и по его поверхности жадно разбежались огненные струйки. Щит побурел, почернел, зашатался, изогнулся и начал постепенно заваливаться назад. Из-за него с воем выбежал солдат, его рука была объята пламенем.

Пылающий щит упал на землю, открыв колонну гурков. Одни толкали тачки с булыжниками, другие несли длинные лестницы, прочие были вооружены луками, мечами, копьями. Гурки издали боевой клич и ринулись вперед, подняв щиты, стреляя из луков вверх по стенам, петляя между трупами. Кто-то падал навзничь, пронзенный арбалетными стрелами. Кто-то выл, зажимая руками раны. Кто-то полз по земле, хрипя и изрыгая проклятия. Одни молили о пощаде, другие сопротивлялись, третьи пытались убежать, но их настигали выстрелы в спину.

Наверху, на стенах, тенькали луки и клацали арбалеты, летели вниз новые бутылки с горящим маслом. Кто-то орал от боли, шипел и ругался, кто-то укрывался за парапетом, а снизу взмывали все новые и новые стрелы, гремели по камням, свистели над головами и время от времени с тупым звуком входили в плоть. Коска поставил одну ногу на зубец стены, не обращая внимания на опасность; он перегнулся вперед и, потрясая зазубренной саблей, вопил что-то, чего Глокта не мог разобрать. Кричали все вокруг, и нападающие, и защитники.