Байяз угрюмо кивнул.

— Мы ее и не просим.

Он пришпорил свою лошадь, и та затрусила через мост, к дороге на том берегу. Остальные последовали за ним — впереди Длинноногий, затем Луфар, потом Логен. Малахус Ки натянул поводья, и повозка загрохотала по мосту. Ферро замыкала процессию.

— Помощи не будет! — крикнул солдат ей в спину, снова прижимаясь к облупленной стене хижины.

Великая равнина…

По всем признакам, это должно быть хорошее место для всадников, спокойное место. Ферро могла бы увидеть приближавшегося врага за много миль, но не видела никого. Лишь просторный ковер колышущейся на ветру высокой травы, что простирался во все стороны до далекого-далекого горизонта. Этот монотонный вид перебивала только дорога — полоса более короткой и сухой травы, в проплешинах голой черной земли, прорезавшая равнину прямо, как летит стрела.

Ферро не понравилось эта бесконечное однообразие. Она хмурилась, вглядываясь вдаль. В Бесплодных землях Канты голая земля была полна приметных черточек — расколотые валуны, безводные долины, сухие деревья, отбрасывающие когтистые тени; залитые тенью отдаленные овраги; горные хребты, купающиеся в свете. В Бесплодных землях Канты небо над головой было пустым и ровным: сияющая чаша, в которой нет ничего, кроме ослепительного солнца днем и ярких звезд ночью.

Здесь же все выглядело странно перевернутым.

Земля была совершенно невыразительной, зато небо полнилось движением, там царил хаос. Над равниной нависали громоздящиеся друг на друга облака, темнота и свет свивались вместе в колоссальные спирали. Эти спирали скользили над травянистой пустошью вместе с пронзительным ветром, беспрестанно двигались, поворачивались, разрывались на части и снова сливались воедино, отбрасывая грандиозные текучие тени на притаившуюся внизу землю и угрожая обрушить на шестерых крошечных путешественников с их крошечной повозкой чудовищный потоп, в котором захлебнется мир. И все это нависало над сгорбленными плечами Ферро — гнев Божий, ставший явью.

Это была чужая страна, и в этой стране для нее не было места. Чтобы оказаться здесь, нужны причины. Веские причины.

— Эй ты, Байяз! — крикнула она, приближаясь к нему. — Куда мы едем?

— Хм, — проворчал он, из-под насупленных бровей оглядывая травяное море, эту бескрайнюю пустоту. — Мы едем на запад, через равнину, затем переправимся через великую реку Аос и двинемся к Рваным горам.

— А потом?

Ферро заметила, что тонкие морщинки вокруг его глаз и поперек переносицы стали глубже, губы сжались плотнее. Байяз был раздражен. Ему не нравились эти вопросы.

— Потом поедем дальше.

— Сколько времени это займет?

— Всю зиму и часть весны, — резко ответил он. — А после этого нам надо будет возвращаться.

Маг пришпорил своего коня и рысью пустился вперед, к голове отряда.

Но от Ферро не так-то легко было отделаться. Во всяком случае, этому изворотливому старому розовому. Она тоже пришпорила лошадь и снова нагнала его.

— Что такое «первый закон»?

Байяз быстро взглянул на нее.

— Что тебе об этом известно?

— Немного. Я слышала, как ты говорил с Юлвеем. Через дверь.

— Подслушивала?

— У вас громкие голоса, а у меня чуткие уши. — Ферро пожала плечами. — Я не собираюсь напяливать себе на голову ведро ради того, чтобы ваши секреты никто не услышал. Что такое «первый закон»?

Борозды на лбу Байяза стали глубже, рот скривился уголками вниз. Гнев.

— Это ограничение, которое Эус наложил на своих сыновей. Первое правило, установленное после хаоса древнейших времен. Оно гласит: запрещено иметь дело с другой стороной непосредственно. Запрещено сообщаться с нижним миром, запрещено вызывать демонов, запрещено открывать врата в преисподнюю. Таков первый закон, основной принцип магии.

— Угу, — промычала Ферро. Все это ничего для нее не значило. — А кто такой Кхалюль?

Густые брови Байяза сошлись на переносице, лицо потемнело, глаза сузились.

— Много ли еще у тебя вопросов, женщина?

Ее вопросы сердили старика. Хорошо. Значит, это были правильные вопросы.

— Узнаешь, когда я перестану их задавать. Так кто такой Кхалюль?

— Кхалюль был одним из ордена магов, — прорычал Байяз. — Из моего ордена. Второй из двенадцати учеников Иувина. Он всегда завидовал моему положению, всегда жаждал власти. Чтобы добиться ее, Кхалюль нарушил второй закон: он ел человеческую плоть и убедил других делать то же. Он стал ложным пророком и обманом заставил гурков служить себе. Вот кто такой Кхалюль. Твой враг, и мой тоже.

— Что такое «семя»?

Лицо мага неожиданно дернулось. Ярость и, возможно, легкая тень страха. Затем его черты смягчились.

— Что оно такое? — Байяз улыбнулся, и его улыбка внушила Ферро больше беспокойства, чем его гнев. Он наклонился к ней так близко, чтобы никто другой не мог его слышать. — Это орудие твоего мщения. Нашего мщения. Но эта вещь опасна. Даже говорить о ней опасно: есть те, кто постоянно слушает. С твоей стороны было бы мудро сейчас закончить со своими вопросами, пока ответы не спалили нас всех дотла.

Он снова пришпорил коня и поскакал рысью один впереди всех.

Ферро осталась позади. На сегодня она узнала достаточно. Достаточно, чтобы доверять этому первому из магов еще меньше, чем прежде.

Яма в земле, не больше четырех шагов в длину. Провал грунта, окаймленный низкой стеной влажной темной земли, пронизанной сплетением травяных корней. Лучшее место для ночевки, которое они нашли, и им еще повезло. Это была самая крупная неровность на плоской равнине, замеченная Ферро за весь день.

Костер, разложенный Длинноногим, уже разгорелся. Яркие языки пламени жадно лизали дерево, потрескивали и отбрасывали в стороны искры под случайными порывами ветра, залетавшего в яму. Пятеро розовых кучкой сидели вокруг костра, сгорбившись и обхватив себя руками в поисках тепла; огонь освещал их заострившиеся лица.

Все молчали, кроме Длинноногого. Навигатор говорил, причем исключительно о своих великих достижениях: где он побывал, как досконально изучил тот или иной предмет, какими замечательными талантами обладает. Ферро тошнило от его болтовни, и она сказала ему об этом дважды. В первый раз она, как ей казалось, высказалась достаточно ясно. Во второй раз она убедилась, что до него дошло. Длинноногий больше не заговаривал с ней о своих дурацких странствиях, однако другие по-прежнему молча страдали.

Возле огня оставалось свободное место, но она не хотела туда садиться. Ей больше нравилось сидеть выше всех, в траве на краю ямы, скрестив ноги. Здесь, на ветру, было холодно, и Ферро поплотнее запахнула одеяло на своих дрожащих плечах. Странная и пугающая вещь этот холод. Она ненавидела его.

Однако лучше холод, чем общество.

Так она сидела отдельно от всех, замкнутая и молчаливая, глядя, как свет понемногу утекает с хмурого неба и на землю наползает темнота. Теперь на далеком горизонте оставалось лишь еле заметное сияние, последний слабый отсвет по краям клубящихся облаков.

Здоровенный розовый поднялся с места и посмотрел на Ферро.

— Темнеет, — сказал он.

— Угу.

— Вечно вот так бывает, когда заходит солнце?

— Угу.

Он поскреб свою толстую шею.

— Надо выставить сторожей. Ночью здесь может быть опасно. Будем дежурить по очереди. Первым пойду я, потом Луфар…

— Я подежурю, — буркнула она.

— Не беспокойся, пока можешь поспать. Я разбужу тебя позже.

— Я не сплю.

Он уставился на Ферро.

— Что, никогда?

— Изредка.

— Может быть, это объясняет ее настроение, — пробормотал Длинноногий.

Он, несомненно, предполагал, что говорит тихо, однако Ферро его услышала.

— Мое настроение тебя не касается, глупец!

Навигатор ничего не ответил, завернулся в одеяло и растянулся возле костра.

— Ты хочешь идти первой? — спросил Девятипалый. — Ладно, как знаешь, только разбуди меня через пару часов. Будем дежурить по очереди.