Я также изменил ежедневные записи, чтобы всем казалось, будто мы повстречались с «Галлифаксом»и взяли его на буксир накануне шторма, который настиг нас 22-го числа. Если кто-либо начнет сомневаться в правильности моих записей, не пожелаете ли вы поддержать меня и сказать, что я сделал некоторые ошибки, виной чему легкий приступ лихорадки? Маловероятно, что такие вопросы возникнут, однако мсье Града, вновь назначенный моим работодателем для контроля за ведением корабельных документов, имеет репутацию человека, крайне придирчиво проверяющего судовые журналы.

Если вы снова окажетесь в Нанте, вы должны непременно навестить нас. Бедный доктор Ле Жен опять вышел в Море, но, боюсь, это уже не тот человек, которого вы знали. Он не может стереть из памяти образ Дикаря, сидящего за столом и правящего свой ужасный Пир. И те прочие Вещи, о которых вы знаете. Мы поступили правильно, отправив его на морское дно, но он не упокоится там. Ни один из них не упокоился с миром.

Арно шлет Вам свой привет, как и Кастэн. Все тверды в нашей клятве. Пусть Господь не оставит вас. И пусть Он дарует Вам тот душевный покой, который не дано обрести мне".

В бликах солнечного света, морской пене и соленых брызгах они вышли на середину пролива Гонав. Качка здесь ощутимо усилилась, швыряя их суденышко с волны на волну, словно детскую игрушку. Вдали вода казалась цельнотканой – свободно текущий отрез дорогого голубого шелка, шитого золотой нитью. Вблизи она вся состояла из рваных клочков, капризные течения и тяжелые приливы прошлись по ней словно граблями. Тонкая черная пленка мазута, след баржи со щебнем, только что прибывшей из Жереми, лежала, лениво поблескивая на горячем солнце, чудесным образом сплетая сеть из радуг на их пути. Оглянувшись, Рубен увидел ее черной и неподвижной – тусклое, плоское пятно, вытянувшееся на неспокойной воде.

На обоих бортах их катера можно было с трудом разобрать имя «Фаншетта».Старая краска, старые буквы, старая история любви: даже теперешний владелец не знал, кто такая была Фаншетта. Судно представляло собой сорокафутовьш моторный катер типа Бертран для плавания в прибрежных водах, который знавал лучшие дни. Деревянный корпус был залатан в нескольких местах, лак вытерся, иллюминаторы нуждались в чистке. Только очень опытный глаз мог разглядеть, что «Фаншетта»на самом деле была гораздо надежнее на море, чем некоторые из тех сверкающих фибергласовых моторных яхт, которые проводят уикэнды у берегов Флориды.

Шкипером «Фаншетты»был Свен Линдстрем, пятидесятилетний швед, который приехал провести пару недель в Порт-о-Пренсе в 1969 году и с тех пор так никуда и не уехал. Он привык к солнцу и морю, дешевому рому и людям, которые не погружались в несносную хандру на шесть месяцев каждый год. Каждое Рождество он клялся, что это будет его последним Рождеством на Гаити, что он вернется домой в Норчёпинг к своей жене и детям, с радостью встретит наступающее лето и долгие темные дни после него в их компании. Если Линдстрем и обладал чем-то, что выделяло его из числа прочих людей, так это была искренняя вера в то, что его все еще ждут.

По мере того как туризм на Гаити хирел, хирел и Линдстрем. Несколько лет он довольно прилично зарабатывал на богатых американцах и жадных до солнца скандинавах, которые приезжали порыбачить и поплавать с маской у берегов знаменитой на весь мир Испаньолы[39]. Теперь он ловил рыбу главным образом для себя, а то, что не удавалось продать, съедал сам или скармливал Сэму, одноглазому полосатому коту с глистами, тяжелым характером и острыми когтями. Коту было лет двести, он постоянно чем-то болел и имел предрасположенность к жестокой диарее в тех редких случаях, когда его поили молоком. Линдстрему отдал его десять лет назад американский турист по имени Сэмюэль Харрис Латимер III, который подобрал кота в доках Ле-Ке, где тот рыскал среди отбросов.

Сэм был не единственным, кто промышлял съестное на набережной. Два года назад Линдстрем сам подобрал подкидыша, мальчика-сироту, которого он однажды утром обнаружил спящим в своей весельной шлюпке. Мальчишка не знал ни своего точного возраста, ни имени, ни того, где он родился. Линдстрем стал звать его Августом в честь Стриндберга («Стрииинберха», как выразительно выговаривал он) и сделал юнгой на своем судне. Августу было лет двенадцать-тринадцать, он был неграмотен, грязен уже навсегда, угрюм и беззаветно предан Линдстрему. Мужчина и мальчик жили в странном симбиозе, испытывая глубокую симпатию одного отщепенца к другому.

Анжелина знавала шведа в старые дни, еще до Сэма и Августа, и надеялась, что он никуда не делся. Уж если кто-то и сможет найти затонувший «Галлифакс»,так это он.

От корабля мало что останется, в этом была главная проблема. В Швеции корабли можно было поднимать из темных морских глубин спустя столетия и разве что не снаряжать их в новое плавание. Здесь корабельные черви, которых звали тередо,могли превратить деревянный корпус в сито в течение пяти лет, полностью уничтожить его за двадцать. Теплые воды южных морей гибельны для дерева. Брусья гниют, лучшие корабли разваливаются на части, приливы, отливы, течения растаскивают обломки по дну океана. Им повезет, если они найдут хотя бы гвоздь.

Рубен научился погружаться с аквалангом, проведя трое каникул подряд в Элиате на Красном море. Он начал, когда ему было четырнадцать. С тех пор он нырял лишь несколько раз, всегда в спокойных, безопасных водах.

Он все еще помнил, как отплыл далеко от берега в свой первый приезд в Элиат и посмотрел поверх медных волн в сторону Акабы, белевшей в дрожащем воздухе на берегу Иордана. Так близко, так далеко. Он нырнул, и тотчас же и географию, и историю как будто смахнуло в сторону: розовые кораллы расползались во всех направлениях, рыбы проплывали через невидимые границы, разделявшие страны и народы. С тех самых пор его не покидало чувство панического страха в открытом море, страха, что он может утонуть и раствориться в волнах, которые были одновременно и больше и меньше, чем просто вода.

Смерть Деворы добавила новый грубый элемент в его боязнь глубины. Мысль о том, что может ждать его впереди, наполняла его холодом, проникавшим до мозга костей. Утопленники не покоятся с миром. Маньябль познал это, и Рубен знал это тоже.

Они взяли с собой воздушный компрессор, чтобы их акваланги всегда были наполнены, но Линдстрем настоял на том, чтобы взять еще и несколько лишних баллонов: бывало, когда компрессор выходил из строя в самый разгар экспедиции, заставляя возвращаться в порт. Имея только двух ныряльщиков, один из которых был относительно неопытен, время, которое они смогут провести под водой, будет строго ограничено, особенно если им придется погружаться на сколь-нибудь значительную глубину.

Но прежде всего им нужно было найти затонувшее судно или что-нибудь, что могло бы быть затонувшим судном. Линдстрем не располагал самым сложным оборудованием, но ему удалось выпросить протонный магнитометр у одного гаитянского друга, который время от времени отправлялся на поиски затонувших кораблей в надежде, что один из них принесет ему больше, чем раковины и кораллы причудливой формы. В давние времена мимо этих берегов проплывали и пираты, и груженные сокровищами галеоны. Человек мог сколотить состояние из чилийских песо[40], если только знал, где искать.

Теперь остров Гонав остался далеко позади, справа по борту лежало открытое море, слева была хорошо видна толстая полоса длинного южного полуострова, его зеленые края вспыхивали в мигающем свете маяка на острове Гран-Кайемит. За маяком они могли различить самые высокие из гор Ля-От, темно-синих на фоне сияющего неба. Над землей кучевые облака были уложены рядами, как сны.

Август был внизу, он аккуратно расставлял и наполнял баллоны воздухом. Анжелина прошла вперед. Сэм сидел на крыше рубки, умывая лапы и мечтая о цветных рыбках в коралловых лагунах. Линдстрем стоял у штурвала, Рубен рядом с ним следил за радаром.