Холодок пробежал у меня по спине от такого заявления. Я застыл на секунду, потом резко развернулся к Антону.

Он стоял, скрестив руки на груди, и его лицо было искажено странной, болезненной улыбкой.

— Ты все равно сделаешь это, — продолжал Антон. — Ты убьешь человека. Причем очень скоро. Они заставят тебя сделать это.

— Они — это кто?

— Твои бывшие коллеги по Профилактике. Они схватят тебя и вкатят в вену препарат, подавляющий волю. Затем превратят тебя в зомби по специальной методике, которой они, поверь мне, владеют не хуже спецслужб. Введут в твое подсознание программу, срабатывающую по ключевому слову или по другому критерию — например, на определенный запах или звук. Эта программа заставит тебя выразить соответствующее пожелание, когда они этого захотят. Все очень просто, Альмакор... Впрочем, у твоих коллег на вооружении есть и более изуверские способы принуждения. Например, «минирование». Привязывают в специальном бункере жертву к креслу, под которым установлено взрывное устройство. А провода от контактов детонатора выводят в соседнюю камеру, где ты будешь стоять с вытянутыми вперед руками. Соединяют контакты с каждой твоей конечностью так, чтобы взрывное устройство в бункере сработало, если ты опустишь руку или сойдешь с места. А стена, разделяющая вас, будет из высокопрочного стекла, выдерживающего взрывную волну, чтобы ты видел свою жертву... Вот так работают современные инквизиторы.

Неужели это — правда? Или этот тип решил пойти ва-банк и дал волю своей фантазии? Даже если он действительно — Всеведущий, это не значит, что он не может врать.

— Ты забыл добавить одно вводное словечко, Антон, — стараясь не выдавать своего замешательства, сказал я. — «Если». Если они меня схватят... А я не собираюсь даваться им в руки. К тому же, я смогу оставаться вне их подозрений столько, сколько захочу — ведь я знаю все их планы...

— А про меня ты забыл? — ухмыльнулся он. — Разве я не могу позвонить тому же Ивлиеву, едва за тобой закроется дверь, чтобы все рассказать ему? Или полагаешь, что мне не известен номер его личного мобильника?

— Ивлиев тебе не поверит, — процедил сквозь зубы я.

— Ничего, — ехидно осклабился он. — Я постараюсь быть убедительным. Тем более что мне будет нечего терять.

Я почувствовал, как моя спина покрывается холодным потом. Затем быстро сунул руку за спину, нащупывая за поясом рукоятку пистолета.

Я соврал Антону, сказав, что мне нечем орудовать, чтобы исполнить Условие. Собираясь на эту встречу, я предполагал, что оружие может мне пригодиться. Так оно и вышло.

Однако человек, стоявший напротив меня, не испугался при виде пистолета.

Он лишь понимающе покивал:

— Правильно мыслишь, Альмакор. У тебя нет другого выхода, кроме как убить меня. Иначе с моей помощью профилакты найдут тебя, куда бы ты ни спрятался от них. А раз так, то используй мою смерть с толком и не забудь после выстрела выразить заветное желание. Я даже догадываюсь, каким оно будет, представляешь?..

Пистолет в моей руке дрогнул и стал тяжелым и скользким.

А действительно, чего бы я мог пожелать? Вернуть людям смерть? Или мгновенно воскресить этого всезнайку, только выбить у него память о своем даре, как это было с Олегом?

Однако этот тип явно не боится получить пулю в лоб. Почему? Что он задумал? Может быть, на самом деле вообще все не так, как он мне преподнес? Нет ли тут какой-то ловушки? Может быть, он как раз и добивался того, чтобы я прикончил его? Может быть, именно в этом заключается истинное Условие нашего превращения в трехглавого бога?

И тогда я крикнул в отчаянии:

— Что ты ухмыляешься, подонок? Думаешь, ты загнал меня в тупик? И ты еще претендовал на роль Всевышнего? Ты, который способен на любую подлость ради достижения своих целей? Ты, который готов опуститься до шантажа лишь потому, что я посмел не согласиться с тобой? Ты напрасно думаешь, что у меня нет другого выхода. Нет, он у меня все-таки есть!

И я поднес дуло к своему виску.

— Зря, — с сожалением сказал Антон. — Это не выход, Альмакор. Это лишь увеличивает вероятность твоего поражения. Подумай сам: ты ведь не успеешь ничего пожелать, когда нажмешь курок, а значит, смерть твоя будет лишь кратковременной. И когда ты придешь в себя, Ивлиев и Гаршин уже будут здесь. А поскольку ты не будешь ничего помнить, то им еще проще будет инициировать в тебе дар Всемогущего... Нет, раз уж ты решил одержать верх над Профилактикой и надо мной, то тебе придется убить меня. Стреляй, Альмакор. Стреляй, а то будет поздно...

Неестественно улыбаясь, он нарочито медленно направился к столу, на котором стоял телефонный аппарат.

— Стоять! — в отчаянии крикнул я, но он и не подумал останавливаться.

Держа пистолет обеими руками, потому что руки мои тряслись, как у запойного алкоголика, я прицелился.

Антон снял трубку и принялся тыкать пальцем в клавиши набора, проговаривая набираемые цифры.

Это действительно был номер сотового моего шефа!

— Гад, сволочь, придурок! — закричал я. — Ты же сейчас умрешь навсегда! Я выстрелю и не буду тебя возвращать с того света! Потому что такая мразь, как ты, этого не заслуживает!..

— Давай, давай, — равнодушно откликнулся он. — Четыре... восемь... пять..

Оставалась всего одна цифра.

Но Антон почему-то задержал палец над кнопкой и сказал:

— А знаешь, почему мне не страшно, Альмакор?

Я тяжело дышал. Пот, струившийся по моему лицу, заливал глаза, но мне нечем было вытереть его — руки были заняты пистолетом.

— Я ведь все равно долго не протяну, — сказал он вдруг совсем другим тоном. — Рак... Врачи предсказали, что мне осталось несколько месяцев, не больше. Так что, выстрелив, ты меня спасешь от мучений. — Он вдруг хохотнул невесело. — Представляешь, какой дурацкий парадокс получается? С каждым днем мне будет все больнее и больнее, и я буду все дальше продвигаться по пути. Всеведения. Не исключено, что, когда меня совсем скрутит в три погибели, я буду знать ответ на любой вопрос. Только что в этом толку? Вот что самое скверное во всеведении: тот, кто знает истину, не способен донести ее до людей. В лучшем случае его осмеют, а в худшем...

Он вдруг замолчал и ткнул пальцем в последнюю цифру.

И тогда я выстрелил.

Но не в него, а в аппарат.

Пуля разнесла пластмассовый корпус вдребезги, и осколки ударились в стену, брызнув из-под руки Антона. Он побледнел, но умудрился не вздрогнуть.

— Браво, — нетвердым голосом произнес он. — Из тебя вышел бы отличный стрелок, Альмакор. Хорошо, что у меня этот телефон — не единственный.

И достал из кармана коробочку сотового.

И опять принялся нажимать кнопки вызова.

Ну что мне с ним делать?

Ранить в ногу или в руку, отобрать телефон, а потом привязать этого вшивого героя к креслу с кляпом в горле и уйти, надеясь, что он помрет здесь либо от потери крови, либо от истощения?

Ну, вот, сказал я себе. И ты докатился до садистских наклонностей. И не надо оправдывать себя тем, что, мол, с кем поведешься — от того и наберешься...

А потом я разозлился.

На этого фанатика, вознамерившегося во что бы то ни стало перестроить всю Вселенную. На себя, запутавшегося в моральных предрассудках и готового ради своих дурацких принципов выстрелить в безоружного. И на весь мир, который устроен так, что ради победы добра надо обязательно сотворить какую-нибудь пакость.

Я убрал пистолет обратно за пояс и сказал Антону:

— Ладно, гнусный шантажист, твоя взяла. Уголовщина на сегодня отменяется. Дай-ка мне мобильник, я сам поговорю с шефом.

Голос у Ивлиева был хриплым — видимо, звонок вырвал моего шефа из крепкого сна.

— Ардалин, — сказал он, когда до него дошло, кто звонит, — я тебе завтра яйца с корнем выдеру за такие штучки! Тебе что, рабочего дня не хватило пообщаться с начальником?

— Извините, Петр Леонидович, — сказал я. — Просто дело очень срочное, и я подумал, что...