Очнулся только поздно вечером, и то только потому, что в комнате стало темно и пришлось включить свет.

Размял затекшую спину и подошел к окну.

В доме напротив, по другую сторону двора, светились окна. За ними люди сейчас ужинали, отмечали дни рождения, смотрели телевизор, ссорились, воспитывали детей или готовились ко сну. И никто из них не ведал о том, что стало известно мне. А если бы и узнали — вряд ли поверили бы...

Одно только не понятно: зачем Профилактике это понадобилось? Чтобы продемонстрировать свою необходимость и важность для общества? Бред. Ведь тогда тому же Старшине вряд ли потребовалось бы выдумывать несуществующих жертв вчерашней катастрофы. И вообще, странно как-то получается: Профилактике выгодно занижать число погибших, а в идеале представить дело так, будто выживают все до единого. А она, наоборот, предпочитает сгущать краски и даже плодить мертвые души. Чтобы на нужды спасения государство выделяло как можно больше средств? Но и сейчас профилактам грех жаловаться: самые высокие заработки по стране, сеть филиалов по всей планете, и вот-вот наша отечественная контора превратится в международного колосса. А что потом? Стать суперорганизацией, этаким «государством в государстве»? Учинить переворот и захватить власть в свои руки? Фу, какая чушь!..

И все-таки что-то в этом есть.

Ладно, сказал я себе, отложим пока полученный результат в уме.

Нужны еще данные, много данных. Например, по общей смертности населения. С выкладками по каждому году.

Хотя это ничего не даст. Кто проверяет те цифры, которые публикуются в широкой печати? И кто их дает? Написать там можно все, что угодно, и все проглотят эту ложь, глазом не моргнув, и даже будут ссылаться на эти «официальные данные».

Зато кое-что другое можно проверить прямо сейчас.

Я вернулся к компьютеру, зашел на сайт Профилактики и вывел на экран список погибших, который был обнародован по телевидению.

Потом снял трубку телефона.

Мне ответил казенно-вежливый женский голос:

— «Горячая линия», слушаю вас.

— Девушка, меня интересует один человек в том списке погибших, который показали сегодня... то есть — вчера... по телевизору, — сказал я, стараясь изобразить волнение в голосе. — Вы можете мне что-то сказать по этому поводу?

— Да, конечно. Кто вас интересует?

— Валгутов Андрей Станиславович. Понимаете, моего брата зовут точно так же, и он должен был ехать на том поезде, но я не уверен... не могу поверить, понимаете?..

А можно приехать на опознание тела?

Пауза.

Пotom женский голос уже менее уверенно произнес:

— Минутку, я должна проконсультироваться...

Как я их, а?! Если моя версия верна, они наверняка не ожидали подобных звонков. Ну и как они теперь будут выкручиваться?

— Алло, — возник в трубке уже другой голос — мужской и еще более уверенный. — А вы откуда сейчас звоните?

— Да я тут, в Москве, проездом... — начал было я, но голос перебил меня.

— Год рождения вашего брата?

Я бросил взгляд на экран монитора. Рядом с фамилией Валгутова было написано: «37 лет».

— Тысяча девятьсот семидесятый, — сказал я. — Послушайте...

Но мой собеседник опять не дал мне договорить.

— Место жительства вашего брата? Точная дата рождения?

Хм, похоже, они продумали все до деталей. Но и мы ведь не лыком шиты, верно?

— Даты рождения я не знаю, — стал выкручиваться я. — Понимаете, Андрей мне — не родной брат, а двоюродный... И я, честно говоря, даже не знаю, что у него записано в паспорте в качестве места проживания.

— Ну, хорошо, — невозмутимо сказал голос. — А где родился ваш двоюродный брат, вы тоже не знаете?

— Не помню. Послушайте, какое это имеет значение? Я хочу убедиться, что указанный вами в списке человек — не мой Андрей, вот и все! Имею я право приехать и взглянуть на труп?

Если я рассчитывал услышать что-то вроде: «Извините, но такой возможности в настоящее время нет» — или какую-нибудь другую отговорку («Знаете, мы охотно пойдем вам навстречу, но вы не сможете опознать вашего брата, потому что тело гражданина Валгутова сильно обгорело»), то ошибся.

Голос в трубке благожелательно сказал:

— Ну, разумеется, вы имеете такое право. Приезжайте завтра к девяти в Центральный морг судебно-медицинской экспертизы. Запишите адрес...

Э-э, так дело не пойдет, подумал я.

— А почему только к девяти? — принялся канючить жалобным голосом я. — А сейчас нельзя? Видите ли, рано утром я должен уехать из Москвы, и поэтому никак не смогу...

— Простите, но мы ничем не можем вам помочь, — твердым голосом сказали в трубке. — Кстати, имейте, пожалуйста, в виду, что захоронение тел погибших состоится через несколько дней, в среду... На опознание может приехать любой родственник, а не только вы. До свидания. И не забудьте, пожалуйста, захватить с собой паспорт.

До следующего дежурства у меня оставалось еще два свободных дня, и я решил принести их в жертву своему расследованию.

На следующий день я встал поздно, но в морг все-таки надо было съездить. Конечно же, не для того, чтобы опознавать тело пострадавшего гражданина Валгутова А. С., которого, возможно, и в природе не существовало. Мне просто хотелось посмотреть, что собой представляет это неприятное заведение в свете возникшей версии.

Я вышел из дому около двенадцати и тут же увидел Курнявко. Старший лейтенант шел куда-то быстрым шагом, и под мышкой у него была зажата кожаная папка. Как и следовало ожидать, на меня он не обратил ни малейшего внимания — в этой жизни он еще не посещал на дому тунеядца и разгильдяя Альмакора Ардалина, который через несколько месяцев воткнет ему кухонный нож ПОД ребро.

Тем не менее, сейчас участковый мог мне пригодиться.

— Добрый день, Игорь Васильевич, — сказал я, поравнявшись с Курнявко, и он недоуменно воззрился на меня. — Извините, может быть, вы мне поможете?

— У вас что-то срочное? — поинтересовался вяло он, бросив взгляд на часы. — А то приходите в участок. Я принимаю граждан с трех до шести по вторникам и четвергам...

— Ответьте, пожалуйста, только на один вопрос, — попросил я. — Умирал ли кто-нибудь в последнее время на вашем участке?

Старший лейтенант снял форменную фуражку и вытер платком вспотевшую плешь. Потом бросил на меня внимательный, царапающий кожу взгляд:

— А почему вас это интересует?

Что бы такое ему соврать поправдоподобнее?

«Да понимаете, у меня один родственник при смерти вот я и хотел посоветоваться с кем-нибудь, как действовать, когда он отдаст богу душу... А то ни разу не приходилось никого хоронить...» Бред.

«Я — ученый, знаете ли. Социолог. Пишу диссертацию по демографическим проблемам нашего района. Вот, собираю материал для обобщения...» Еще больший маразм.

— Я из Профилактики, — сказал наконец я. — Вот моё удостоверение. — И открыл свои служебные «корочки» так, чтобы Курнявко успел разобрать лишь слово «Профилактика», а не наименование подразделения, напечатанное мелким шрифтом ниже. — Время от времени мы проводим кое-какие статистические исследования... закрытого характера. Поверьте, для нас это очень важно...

Участковый опять надел фуражку, надвинув ее на лоб, и, подумав, сказал:

— Ну, так вот сразу трудно, конечно, припомнить... И потом, я в этом районе не очень давно работаю. Участок, в принципе, тихий и спокойный, убийств и катастроф здесь на моей памяти не было. А вот что касается естественных смертей — несколько раз мне приходилось видеть, как кого-то хоронили... По-моему, речь шла о лицах пенсионного возраста — старики, старухи, инвалиды...

— И когда это было? — с некоторым разочарованием спросил я.

— Один раз — зимой, это я помню точно, а вот второй раз — совсем недавно... Кажется, в десятом доме одна бабулька богу душу отдала... — Он опять взглянул на часы. — Извините, но я очень спешу по важному делу... Приходите все-таки в участок, хорошо? Тем более что у меня там хранится вся документация...