И мы с ней больше не заснули.

А потом в окна забрезжил бледный, словно смертельно больной, рассвет.

В лесу мне стало немного легче. Вскоре исчезла ватная тяжесть в голове, заставлявшая то и дело клевать носом на ходу, а вместе с ней пропали невеселые мысли о том, что у нас с Людой не может быть будущего.

На пнях и стволах деревьев росли крепкие молодые опята — и мы, повинуясь безотчетному порыву, принялись собирать их прямо в мою штормовку, у которой я связал рукава.

В обнимку, разгоряченные прогулкой и по уши довольные, мы вышли на опушку леса, и тут нас словно пришибло.

Возле нашего домика стоял черный джип-внедорожник, рядом с которым, зорко оглядывая окрестности, покуривал какой-то тип.

Грибы выпали на траву из куртки. Теперь они были нам не нужны.

— Может, это кто-то заблудился? — неуверенно предположила Люда. — Или приезжие хотят купить дачу?

Я даже не стал отвечать. Мне уже было все ясно.

Эх, Алка, Алка, как же ты меня подвела... Я не знаю, как эти типы тебя разыскали и угрожали ли они тебе, но ты им сказала все.

— Уходим, — дернул я Люду за рукав. — Быстрее, пока они нас не заметили!.. Выйдем через лес на дорогу и поймаем какую-нибудь машину!

— Но у нас ничего нет, — возразила она, не двигаясь с места. — Ни денег, ни документов... И потом: куда мы поедем? Мотаться по всей стране? Я так не хочу!

— Хорошо, — стиснул зубы я. — Мы доберемся до города, и ты пойдешь в милицию. Пусть этих сволочей отдают под суд!

— А ты? Что собираешься делать ты?

— Люда, дорогая, не во мне сейчас дело... Там видно будет.

Она устало привалилась к стволу березы и взглянула вверх, в серое, набрякшее очередным дождем небо. С березы сорвался желтый лист и спланировал ей на плечо.

— Я знала, — глухо проронила Люда, не глядя на меня. — Я знала, что у нас с тобой все будет... недолго. Ты ведь, наверное, опять уйдешь... в другую жизнь... А я не хочу этого, слышишь, не хочу!

Я в отчаянии оглянулся на джип.

— Нет, — сказал я. — Я никуда теперь не уйду. Обещаю. Я буду всегда с тобой. Здесь, в этой жизни. Что бы с нами ни случилось...

Из домика вышла группа парней. Их было четверо, и один из них что-то выкрикнул, указывая в нашу сторону.

Ну все, они нас засекли. Теперь даже бегство по лесам нам не поможет.

Хлопнули дверцы, и джип, переваливаясь на выбоинах, устремился прямо по полю к нам.

— Слушай меня внимательно, Люда, — сказал я, взяв ее за плечи. — Сейчас ты уйдешь одна, но я тебя обязательно догоню. Помнишь тот ручей, через который мы переходили недавно? За ним есть поваленное дерево. Спрячься где-нибудь поблизости и жди меня. Если через полчаса меня не будет, выходи из леса на шоссе и любым способом добирайся до ближайшего отделения Профилактики...

— Отделения чего? — не поняла она.

Вот черт, неужели у них тут все осталось на уровне тридцатилетней давности?

— Ну, милиции, полиции, не знаю, как у вас тут это называется!.. Там ты все расскажешь, в том числе и про меня... Ну, иди!

Я притянул ее к себе и поцеловал, с горечью и болью осознавая, что это — наш последний поцелуй.

Люда заплакала.

— Алик, — сказала она, неотрывно глядя на меня сквозь слезы. — Я люблю тебя!.. Помни об этом!

— Аналогично, — постарался как можно небрежнее откликнуться я, хотя внутренности мои сводило таким страхом, какой я не испытывал со времен своей первой жизни.

Когда спина Люды скрылась за деревьями, я повернулся и пошел навстречу джипу, не дожидаясь, когда он подъедет ко мне вплотную. Рука моя машинально полезла в карман и нащупала там деревянную рукоятку. Но это была вовсе не бритва. Короткий тупой ножик, который я прихватил из домика, уходя в лес.

И это было мое единственное оружие, если не считать отчаяния.

— Люда!.. Лю-юд!.. Ты где?..

Пошатываясь, я кое-как добрел до поваленной сосны, о которой говорил своей подруге, и бессильно плюхнулся на сырой, скользкий ствол. Меня мутило и одновременно клонило в сон. А может быть, тошнота и была обусловлена недосыпанием.

Я поднес руку к лицу, чтобы утереть пот со лба, и мне стало совсем нехорошо, потому что ладонь была в крови.

Видимо, не моей, потому что боли я не ощущал.

— Алик! — сказали вдруг за моей спиной, и я вздрогнул от неожиданности. — Боже мой, счастье мое ненаглядное! Ты в порядке? С тобой все хорошо?

— Ага, — сказал я, лихорадочно вытирая руку о траву. — Лучше не бывает... А я уж думал, что ты меня не дождалась.

Люда кинулась мне на шею.

— Господи, ну как же я тебя могла не ждать?! — причитала она, осыпая мои щеки, глаза и подбородок быстрыми поцелуями. — Ты же единственный мой, самый-самый любимый!..

Кто бы еще два дня сказал, глядя на ту стервочку, которая величественно вышагивала передо мной в толпе людей, что она способна на такие словоизлияния?

— Ну, что там было? — спросила наконец она, пытливо заглядывая мне в глаза.

Я как можно беззаботнее махнул рукой:

— А, пустяки. Поговорил я с ними, сказал, что ты сбежала у меня из-под носа, а куда — знать не знаю, и они убрались восвояси...

Это было не совсем так, а точнее — вовсе не так. Но Люде знать об этом не следовало.

...Когда джип подкатил ко мне вплотную, эффектно ткнувшись мощным бампером в толстый ствол березы, и из него высыпала вся эта вовиковская шатия-братия, у меня в сознании возник будто бы провал, и я сам не пойму, как все случилось, но очнулся я лишь тогда, когда мой смехотворный ножик был в крови, и кровь капала с руки на траву, а у моих ног корчилось в предсмертной агонии чье-то тело, и вокруг меня стояли, выставив вперед пистолеты, словно защищаясь от меня, типы с бледнеющими на глазах лицами, и в их глазах плескался страх и бессильная ненависть, и я бросил им, тяжело дыша: «Хочу, чтобы вы убрались отсюда и чтобы я вас больше никогда не видел!» — и они, вместо того чтобы расстрелять меня в упор из четырех стволов, вдруг попятились, словно забыв про свое оружие, и пятились, не сводя с меня глаз, до самой машины, а потом прыгнули в кабину, мотор взревел, и джип лихо откатился назад, на добрых полсотни метров, не меньше, потом развернулся, выбив фонтанчики рыхлой земли из-под колес, и на бешеной скорости, не щадя подвеску, понесся, подскакивая на кочках, прочь...

— Значит, мы возвращаемся в наше гнездышко? — спросила Люда.

— Нет, — сказал я. — Они ведь могут вернуться завтра или этой ночью... Когда догадаются, что я обманул их. Так что мы сейчас едем в город. Ты можешь у кого-нибудь занять немного денег?

— Найдем, — бодро сказала она.

— Ну, вот и отлично...

Идти было трудно — не потому, что ноги подкашивались от усталости, а потому что монотонное движение по лесу заставляло веки опускаться.

Я держался из последних сил. Разговаривал с Людой о всякой ерунде, лишь бы не молчать. Когда становилось совсем невмоготу, я умывался холодной росой с травы.

Скорей бы кончился этот лес, думал я.

И он действительно закончился.

Уже смеркалось, когда мы выбрались, наконец, на автостраду.

Тут нам опять повезло. Водитель грузовика, направлявшегося в Москву порожняком, видимо, принял за чистую монету мое признание, что мы совершаем автостопом кругосветное путешествие, и согласился не выставлять нам счет за перевозку.

В кабине было тепло, сухо, укачивало, и Люда задремала, положив мне голову на плечо.

Некоторое время я еще пытался бороться со сном, кусая губы до крови и щипая себя как можно больнее, но потом сдался.

«В конце концов, — успел подумать я, прежде чем провалиться в бездонную черную дыру беспамятства, — неужели я не заслужил прекращения Круговерти? Я же так прилично вел себя эти три дня!»

— Вставай, скотина! Быстро вставай!.. Устроил себе, понимаешь, спальню в общественном: месте!

Этот сердитый голос доходил до меня откуда-то издалека, словно из глубин Вселенной, и сопровождался он довольно чувствительными пинками в мои бока.