К кому она адресовала фразу, было неясно. К нам? Но мы находились в таком же положении, что и она. К морю? Так оно не ответит.

— Затем, чтобы не прыгали, как козлы на капустное поле! — зло отрубил Салифанов.

Весь чай он слил в бак с пресной водой.

— Сегодня и завтра воды никто не получит ни капли, — известил он.

Теперь и я увидел землю. Не так уж и далеко, просто низко тянулся песчаный пляж. За ним прорисовывались приземистые шапки деревьев.

— Может, проскочим и ветер не успеет вбить нас в мель? — вслух подумал я.

Но Татьяна не дала мне пожить иллюзиями.

— Берег впереди, — пряча взгляд, словно в этом ее вина, сообщила она.

Сергей резко, слишком резко, более чем позволительно было в его положении, повернул голову. Нет, он тоже надеялся. Прятал продукты, рассчитывал на худшее, а сам верил в благополучный исход, в чудо! АН нет, не бывает чуда. Вот он — бережок, прямо по курсу, не миновать его, не проскочить, поджидает нас. И никуда нам от него не деться. Одна надежда — на ветер. Только сколько нам его ожидать — день, три? А если он задует через неделю? Хватит ли у нас сил перетащиться через мель.

Берег надвигался, рос, не суля нам ничего хорошего.

— Ерунда, — попытался я успокоить себя и своих товарищей, — отсидимся на бережку, дождемся подходящего ветра. Не век же он здесь будет дуть в одну сторону! И потопаем куда надо. Тут наших сил не требуется — паруса потащат!

Сергей внимательно смотрел на меня. Было в его глазах что-то, заставляющее меня тревожиться и суетиться одновременно. Он всматривался в меня с какой-то болью и сожалением, словно слушая мои планы, знал заранее, что нас ждет в будущем. И это знание сводило на нет все мои надежды.

— А что, — искусственно подогревал я себя, — вдруг уже завтра задует куда надо, и мы вволю похохочем над сегодняшним днем!

Конечно, я говорил неубедительно. Это было пустое бодрячество. Я сам себе не верил. Но что еще я мог предложить. Мы торчали посреди моря на каком-то проклятом острове, как мухи на липучке, и не могли предпринять ничего, что бы гарантировало благоприятный выход из положения. Нам казалось, лучше идти курсом, которым мы шли, и в итоге мы воткнулись в остров. Мы решили, исходя из суммы наблюдений и логических умозаключений, обносить плот вокруг острова с юга, были уверены в правильности решения и, кажется, выбрали более длинный путь. Мы ошибались каждый раз, даже в мелочах. Нормальная логика здесь не подходила. Я перестал доверять самому себе! Теперь мне казалось надежнее всего избрать пассивную тактику: разбить на берегу лагерь и, экономя каждое движение, а значит, расход воды и калорий в организме, ждать погоды.

— Ну в самом деле, так ведь можно, надрывая кишки, тащиться и месяц. А ветер выдернет нас из плена за какой-нибудь час! Из противника превратится в союзника! — накручивал я на довольно зыбкую теорию новые аргументы.

— Беда в том, Ильичев, что, кажется, ветер нам не поможет! — прервал меня Сергей.

Я не понял, но испугался. Почему не поможет? Честно говоря, на ветер у меня были последние надежды. Может, Сергей имеет в виду то, что попутный от острова ветер станет для нас крайне невыгодным в море, потащит к более мелководному восточному берегу? Но это во всех смыслах лучше, чем торчать здесь. В море хоть какие-то возможности для маневра появятся.

— Помнишь, Андрей, я утром говорил тебе, что дело дрянь. А ты потребовал объяснений? — продолжал Салифанов.

— Да, ты сказал, что объяснишь, когда будешь уверен в чем-то окончательно, — припомнил я.

— Так вот, теперь я почти уверен, — сказал Сергей и вновь замолчал.

— Что тянешь, как нерв из зуба! Ты не шаман, не запугивай, говори по существу! — разозлился я.

— По существу, мы, похоже, забрались в узкую бухту между двумя островами!

— Между тем и тем? — указал я на остров за кормой и тот, который был впереди и сбоку.

Если догадка Сергея была верна, у нас появлялась возможность, разведав пролив, проскочить между островами.

— Нет, — остановил мои домыслы Сергей, — между тем, — он указал за правый борт, — и тем, — описав над головой широкую дугу, он упер руку в море с левого борта.

— Там земля? — выдохнул я.

— Это только мои предположения, — твердо сказал Сергей.

— Там земля?!! — почти закричал я, указывая на восток. — С чего ты взял?

Салифановская идея показалась мне по меньшей мере абсурдной. Не могли же мы ничего не заметить за эти дни.

— Доказательства! — потребовал я.

— Во-первых, даже на глубинах, где мы шли, не было крупного наката. На это вы должны были обратить внимание. А ветер северо-восточный. Если б там, — он кивнул головой, — было открытое море, прибой был бы гораздо сильнее. Второе. Когда мы ходили в разведку, с моря постоянно гнало песчаную муть.

Я хотел возразить, но Сергей меня не слушал.

— Третье. Птицы постоянно летают на восток и чайки, заметь себе, с рыбой в клювах. Морские птицы, за небольшим исключением, с рыбой летают только на гнездовья, а значит — на землю.

Четвертое. Несколько раз мне на лицо попадали мелкие песчинки. Откуда они здесь? Допустим, принесло с берега. Но ветер не настолько силен, чтобы тащить массы песка на такое расстояние. А вот случайный порыв на пять-десять километров вполне допустим. Кстати, за все время плавания в открытом море мы ни разу песчинок не видели!

И, наконец, пятое. Мне кажется, что там земля.

Это «кажется» оставляло нам некоторую надежду. Окажись Сергей прав, наши шансы на спасение приблизились бы к нулю.

— И есть у меня еще одна догадка, пожалуй, самая неприятная, — почти без паузы продолжил Сергей.

Он решил выложить все! Мне захотелось зажать ему рот. Он лишал нас уже не иллюзий — веры. А вера — это все, что у нас оставалось. Даже на случайность мы не могли уповать. Случай теперь почему-то работал против нас.

— Это, — кивнул Сергей вправо, — и это, — кивнул влево, вздохнул, словно собираясь с силами, и сказал, твердо, выдержав мой взгляд:

— Не два острова, а один, растянувшийся подковой! Теперь все! — и, резко оборвав речь, сел.

Он сказал страшную вещь! Почти трое суток мы тащились в надежде обогнуть остров, а получается, забрались в самую глубь воронкообразного залива! Влезли в бутылку, а ветер и прибой заткнули горлышко, накрепко запечатав нас внутри. Я был в полной растерянности Не мог представить, что предпринять в данном случае. Уйти пешком — некуда. Двигаться вперед? А если прохода в море нет? Возвращаться? Но против ветра это почти невозможно. Без его помощи мы по мелям плот не протащим! Даже в безветрие каждый метр пути назад удлинится не менее чем вчетверо. Срока, необходимого для достижения северной оконечности острова, нам как раз хватит для развития в организмах необратимых, то есть не поддающихся лечению процессов обезвоживания! Ждать единственного способного помочь южного ветра! Но когда он будет? В летние месяцы на Арале доминируют северные ветры. Южный — большая редкость. Надеяться на то, что Салифанов ошибается, было преступлением. В прогнозах надо исходить из худших вариантов. Выхода из сложившейся ситуации не было. Плавание грозило закончиться скорой и неминуемой катастрофой.

Ночь далась трудно. Уже в темноте воткнулись в мель. Взяв с собой самое ценное, по колено в воде выбрались на берег. Костер не разводили, готовить все равно было не из чего. Легли на песок, кое-как укрывшись одеялами. Лежали и час, и два, и три. Сон не шел. Мы ворочались, перекладывались с бока на спину, на живот и снова на бок. К утру я, не выдержав, встал, отошел к берегу, уселся возле самой воды на песчаную дюну. Слушал вздохи моря.

Надо было на что-то решаться, а я еще пребывал в растерянности. Чтобы отыскать выход, надо было в корне сломать старую логику рассуждений — это я чувствовал. Но с чего начать ломку? Может, ошибка в том, что я пытаюсь найти немедленную панацею от навалившихся на нас бед, вместо того чтобы отпраздновать их? Попробую-ка трансформировать обобщенную и поэтому расплывчатую проблему в цепочку причин и следствий. Рассматривать буду наихудший вариант — плот заперт в заливе-бутылке на едином острове.