— Татьяна, ты не интересовалась археологией? — спросил я.

Войцева, ошарашенно осматриваясь, отрицательно покачала головой.

— Теперь придется, — успокоил я ее.

Раскопки начали с поисков кед. Я долго шарил вокруг, пока в пальцы не попал шнурок. Освободив свою обувь, я решил вводить в поиск систему. Лагерь разбил на квадраты. Руками отгребал песок в стороны и назад, складывая найденные предметы на расстеленное одеяло. Девчата такие же шурфы пробивали навстречу мне Отыскали чуть больше половины сложенных вчера вещей. Долго бродили возле лагеря, бороздя ногами песок, часто наклонялись, рассматривали находки. Мы напоминали вышедших на промысел грибников. Не совпадал только окружающий пейзаж. Ни березнячка, ни сосенки на ближайшие полторы тысячи километров.

— Вот еще какая-то железка, — говорила Монахова, двумя пальцами брезгливо неся обрезок промасленного троса.

— Туда, — командовал я.

— Мешок с чьим-то бельем, — объявляла Войцева. Постепенно раскопали все, кроме некоторых мелочей, без которых можно было обойтись.

В три часа я увидел идущего от обрыва в нашу сторону человека. Я двинулся навстречу. Это был Васеньев.

— Все в порядке! — издали начал орать он, мимикой, жестами и ослепительной улыбкой демонстрируя, что все обстоит действительно хорошо.

— Наверху стоит трактор, он отвезет нас на центральную усадьбу. Сергей ждет там.

— Что это? — остановил я его словоизвержение.

— Как что? — опешил Васеньев. — Так Барсак же. Я же говорил, Барсак!

На вершине нас ожидал колесный трактор «Беларусь». Водитель стоял в тени, навалясь спиной на колесо. Увидев нас, он оттолкнулся лопатками от покрышки, выпрямился. С минуту он с интересом рассматривал наши худые радостные лица. Точно так наблюдают в зоопарке за экзотическими животными. И чего только не создаст матушка-природа, было написано на его лице.

— Все? — коротко спросил он и полез в кабину. — Располагайтесь! — видя нашу нерешительность, широким жестом хозяина пригласил он.

В кабине уместились только девчата, и то им пришлось стоять, упираясь головами в крышу. Васеньев влез на капот мотора, сел возле самого ветрового стекла, свесив ноги вниз. Мне места не оставалось. Два раза я обежал вокруг трактора. Сзади, за кабиной, между двумя колесами, была прилеплена махонькая площадка, к которой обычно прикручивают навесные приспособления — буры, ковши и тому подобное. Я встал, с трудом уместив на ней ступни. Руками вцепился в какие-то выступающие болты.

— Готов? — крикнул шофер.

Я кивнул головой. Водитель оскалился сквозь заднее стекло и рванул так, словно хотел вывести трактор на околоземную орбиту. Мои ноги заскользили с шаткой опоры. Трактор заложил крутой вираж и встал на собственную колею, по которой приехал сюда. Клубы серой, похожей на муку пыли выскочили из-под колес, осели на меня плотным слоем. Не только видеть, дышать стало трудно. Теперь, когда я лишился «зрения», поездка вообще перестала напоминать передвижение по земле. Мы проваливались в ямы, и у меня замирало дыхание. Мы приземлялись, и на мое тело обрушивалась троекратная перегрузка.

Мы совершали фигуры высшего пилотажа и, как я подозреваю, не только в горизонтальных плоскостях. Я просто чувствовал, как водитель азартно отжимает от себя баранку руля, пытаясь двойную полубочку перевести в штопор. Опора прыгала подо мной как необъезженный жеребец. Мне все время казалось, еще минута — и я увижу удаляющийся в туче пыли трактор с самой невыгодной для себя точки — с земли.

Я попытался криком привлечь внимание к своему бедственному положению, но пыль мгновенно забила рот не хуже кляпа. В очередном прыжке вверх я исхитрился стукнуть кулаком в заднее стекло. Трактор встал, будто ткнулся в бетонную стену. Я еще раз стукнул в стекло, но уже непланово — головой. Через пару минут меня извлекли из пылевого облака.

— Чо стучал? — заинтересованно спросил водитель, но по моему страдальческому лицу понял все сам. — Лезь на мотор, — скомандовал он.

Не без помощи Валеры я взгромоздился на капот, растянулся по всей длине.

— За выхлопную трубу не хватайся — сожжешься! — предупредил водитель.

За что можно держаться, я спросить не успел. Трактор, взревев мотором, рывком взял с места. Меня мотнуло в сторону, подкатило к той самой трубе. От металла пахнуло жаром. Чтобы не изжариться заживо, я в панике схватился за первый попавшийся предмет. Им оказался Васеньев. Мертвой хваткой вцепился я в его плечо. Валера не протестовал, только крепче вжал пальцы в скобу, приваренную к кабине.

Мое тело теперь почти не елозило, только ноги мотало туда-сюда. Я скреб пятками по гладкому металлу, но зацепиться было не за что. Как я тогда не свалился, до сих пор не понимаю.

Через час такой бешеной езды мы были на центральной усадьбе. Несколько домиков торчало прямо посреди пустыни. На острове проживало в общей сложности девять семей — шесть на усадьбе и три на метеостанции.

Официальную часть — проверку документов и тому подобное, ведь мы находились на территории заповедника, куда посторонние не допускаются, — закончили быстро.

— Теперь выкладывайте ваши проблемы, — предложил директор заповедника.

Проблем было только две — вода и продукты.

— С водой просто, забросим на тракторе сколько потребуется, — успокоил директор. — С продуктами сложнее. Магазина у нас нет. Но, думаю, соберем по домам что нужно. Умереть с голоду не дадим. Составляйте список.

Список решили урезать до минимума. Было неудобно опустошать кладовые наших гостеприимных хозяев. Как я понял, от излишков здесь никто не страдал.

На улице девчата дискутировали с местными пацанами. Что-то мне не понравилось в неестественном оживлении Монаховой.

— О чем шумим? — поинтересовался я, подойдя ближе.

Зависла неловкая пауза.

— Да так, ерунда всякая, — наконец нарушила молчание Войцева и тут же, словно сбивая меня с мысли, задала вопрос:

— Дают продукты?

— Они про самолет спрашивали, — чистосердечно признались дети.

— Про какой самолет? — насторожился я.

— А вон там аэродром, — замахали руками дети, они были рады оказаться полезными. — Завтра самолет прилетит. Он раз в шесть дней бывает. Билеты продают вон в том домике, — перебивая друг друга, затараторили они.

— А зачем нам самолет? — глядя в упор на Монахову, спросил я.

— А кто сказал, что он нам нужен? — беззаботно отозвалась она. — Мы так спросили, для общей информации.

— Ну-ну, — не поверил я. И оказался прав.

Ночью Монахова осторожно, чтобы не разбудить остальных, подошла ко мне и тронула за плечо.

— Что? — испугался я и торопливо сел на лавке. Мне пригрезилось, что я нахожусь на плоту и надо заступать на вахту.

— Ильичев, дай двадцать рублей! — стараясь держать официальный тон, заявила она.

— Зачем тебе они? — удивился я, плохо соображая со сна.

— Я улетаю! — кратко, голосом, отметающим любые возражения с моей стороны, сообщила она.

— Наташа! — возбужденным шепотом начал я.

— Не надо! — остановила Монахова. — Дискутировать не будем. Решение окончательное! Я понял: спорить безнадежно.

— Я дам тебе двадцать рублей, но это… — от злости я не мог сразу отыскать подходящие слова.

— Спасибо! — прервала она меня.

— Ильичев, тут такое дело, я тоже полечу, — донесся из темноты глухой шепот Васеньева. — Мне надо дома быть.

Обрадовал, нечего сказать.

— Кто еще? — зло спросил я. — Давайте разом.

— Не суетись, кеп. Оставь нервы для моря, — хохотнул Салифанов.

Похоже, он не был удивлен случившимся, и его даже забавляло неожиданное для меня развитие событий.

— Ты остаешься? — пошел я напролом.

— Ты ведь мне все равно не дашь денег на билет, — резонно ответил Сергей. Стало чуть легче.

— Таня?

— Ладно, поплыву, — флегматично согласилась Войцева.

Я оказался на распутье. Уже был готов взорваться, обвинить всех в дезертирстве и на том свернуть плавание. Может быть, в глубине души я даже был рад такому исходу. Я опасался продолжать путешествие. Море заставило уважать себя и бояться. Я понял, оно действительно не шутит. Но теперь два голоса высказались за продолжение плавания. Не мог же я сказать — нет. Но плыть втроем дело очень рискованное! Хотя, что гадать, денег на пять билетов, да еще на перевозку плота не хватит — ясно как божий день. Ну, и значит, тема закрыта. Все! Плывем дальше втроем!