Мэрили знова засмеялась:

— Ладно-ладно, давай одевайся. Тебе нужно спуститься вниз и поприветствовать доктора, а твои сенти-менты не имеют ровным счетом никакого значения.

Тэйлор согласилась и, пересиливая себя, поднялась с кровати. Она заметила, что Мэрили все еще весело улыбается, и удивленно подняла брови:

— Что еще?

— Доктор Рид привез немного и хороших новостей. Филип скоро должен получить отпуск, и я смогу встретиться с ним в Дальтоне.

— Мэрили, это же чудесно!

Две пары рук проплыли в воздухе, и подруги обнялись. Они в радостном вихре закружили по комнате. Белое ночное платье и иссиня-черные волосы Тэйлор перемежались с коричневым платьем и белокурыми локонами Мэрили. Освободившись от объятий, Мэрили упала на кровать и смотрела, как Тэйлор ополаскивала водой свое лицо, потом одевалась. Мэрили помогла ей уложить волосы, скрутив их тугим узлом на затылке.

— Ну, ладно, теперь, думаю, можно идти, — сказала Тэйлор, критически осмотрев себя в зеркале.

— Как вы, доктор Рид? — спрашивала Тэйлор, едва справляясь со своим голосом от внезапного шока, вызванного видом ее старого, некогда очень веселого друга.

Лицо доктора высохло и сморщилось, перенесенные жизненные тяготы и постоянное беспокойство прорезали глубокие морщины на лбу и вокруг рта. Зрение его, очевидно, слишком ослабло, потому что он даже через толстые стекла очков вглядывался в Тейлор с большим усилием.

— Я в порядке, Тэйлор. В самом деле. А вы?

— Спасибо, у меня тоже все хорошо.

Они слегка обнялись, и Тэйлор чмокнула его в дряблую щеку. Потом все сели. Мистер Мэйсон и доктор — на диване, Мэрили и Тэйлор — в кресла напротив. Роберту тоже передали, чтобы пришел. Тем временем Софи Мэйсон обслуживала всех, предлагая чай и имбирное печенье. Тэйлор заметила, как дрожали руки доктора Рида, когда он принимал чашку, и подумала, что вряд ли он сможет долго проработать в госпитале, если так слаб уже сейчас.

Да, она терпеть не может Элизабет, но будет ужасно, если та потеряет и отца.

Нервная болтовня Софи, способной разрушить любую тишину, занимала всю компанию. Доктор Рид вежливо отвечал на все вопросы хозяйки, лишь иногда позволяя себе соглашаться чуть заметной улыбкой.

— Тэйлор, — обратилась Софи, — Мэрили сказала вам, что доктор Рид останется у нас на время? И Элизабет тоже…

При этих словах на лицо доктора набежала тень.

— Я буду рад приезду Элизабет. Я очень беспокоюсь за нее с тех пор, как умерла ее мать. Ее письма…

Он осекся. Софи, подлив ему чаю, тотчас затараторила:

— Да, было бы чудесно, если б она находилась здесь, с нами, не правда ли, леди? Ах, какая бы это была славная компания, если бы только это происходило не вследствие ужасной войны. Как тогда было бы всем весело. Все мальчики оставались бы дома. Мы часто устраивали бы вечера. Ах, мой дом просто предназначен для смеха, веселья, музыки… Мы распахнули бы все двери, чтобы впустить чудные запахи весны…

Она замолчала. Лицо ее опечалилось. Собственная память вернула ее к ужасным обстоятельствам настоящей, а не придуманной жизни. Сыновья Мэйсонов теперь сражались на фронте, а сам хозяин долгими часами работал на укрепительных сооружениях вокруг Атланты.

Доктор Рид сочувственно погладил ее по руке.

— Ах, Софи, мы все помним эти счастливые времена. Я боюсь, что еще очень не скоро мы увидим дни, подобные прежним. Но война не может продолжаться вечно, и лучшие времена, даже если они и не будут лучше прежних, мы еще встретим. Придет день, когда мы разобьем этих янки…

Закончил он слабо и как-то неуверенно.

Как раз в этот момент спустился Роберт. Надеясь, что ему удастся поддержать двух старых друзей, Тэйлоо и Мэрили уехали в госпиталь.

В этот день в каждом мужском лице Тэйлор виделся Джеффри — почему-то раненый, не знающий, что она решила остаться с ним. Удивленные ее озабоченным видом больные спрашивали, что случилось. Они ведь привыкли видеть ее веселой и приветливой. Она постаралась взять себя в руки и стала улыбаться, как прежде.

…Они устало, медленными шагами подходили к крыльцу. Тэйлор сейчас думала только о ванне, где бы можно было расслабиться, и о постели, в которую она уляжется сразу же после купания. А завтра утром она напишет Джеффри и будет надеяться, что письмо ее найдет его до получения нового задания, а она получит от него хороший ответ. Глубоко погруженная в свои мысли, она вошла в холл и сразу столкнулась с Софи.

— О, миссис Мэйсон, извините. Я не вижу, куда иду.

— Ничего страшного, я не пострадала, Тэйлор. Угадайте, дорогуша, что случилось? Представляете, Элизабет уже приехала! Она сейчас со своим отцом в гостиной. Пойдите поприветствуйте ее.

Тэйлор и Мэрили обменялись красноречивыми взглядами, Тэйлор нехотя направилась в гостиную, как ей было рекомендовано. Она сразу встретилась глазами с Элизабет. Взгляд, который та послала Тэйлор, отозвался по спине холодными мурашками.

Худая, бледная Элизабет была одета во все черное. Траур еще больше подчеркивал грубые черты лица. Загораживая своего отца от Тэйлор, она опиралась на ручку кресла, в котором сидел доктор Рид. Мэрили держалась за спиной Тэйлор еще в холле, так что на какое-то время Тэйлор и Элизабет оставались один на один. Ненависть, сквозящая в глазах Элизабет, ощущалась физически и парализовывала Тэйлор.

Когда Тэйлор отвела от нее взгляд, лицо Элизабет побелело, но этого никто уже не видел. Элизабет отвернулась, но когда снова посмотрела на Тэйлор, то уже улыбалась.

— Тэйлор, Мэрили! Как приятно видеть знакомые лица!

Элизабет оставила ручку кресла в покое и пошла к ним. Рука ее, обнимая, задерживалась на шее каждой, пока она поочередно целовалась с Тэйлор и Мэрили. Тэйлор большим усилием воли заставила себя выдержать это показное проявление добрых чувств и не съежиться от неприязни. Она искала признаки, которыми эта мисс выдала бы свое лицемерие. Но тщетно. Все было проиграно безупречно. Тэйлор попыталась избавиться от неприятного, отдающего льдом ощущения, возникшего от первоначального обмена с Элизабет взглядами.

— Мы с Мэрили очень огорчились, узнав о смерти вашей матери, Элизабет, — заговорила она. — Мы сочувствуем вам в вашем горе.

— Благодарю вас, Тэйлор. Все произошло так неожиданно. Но теперь, наконец, мой отец в Атланте, и мы можем быть вместе. Я не хочу оставаться дома — там так пусто теперь, без мамы.

— С этим надо смириться, это путь каждого из нас, — вставила Мэрили, когда они расселись по креслам.

Элизабет, повернувшись к отцу, положила руку ему на плечо. И вдруг спросила Тэйлор:

— А как ваша девочка? Подросла, я полагаю?

— Да, она у меня растет очень быстро. Бренетта — просто замечательный ребенок.

— Плохо, что Джеффри даже не довелось увидеть ее и провести хоть несколько часов с вами, своей супругой. Но это понятно: сейчас война должна стоять на первом плане.

— Нет, почему же — он видел Бренетту, — вмешалась Мэрили. — Джеффри только вчера был здесь. Он очень долго играл с Бренеттой, и, надо сказать, она его совершенно покорила, как, впрочем, покоряет всех. Я никогда не видела более любящих друг друга отца с ребенком, чем Джеффри с Бренеттой. А жену свою он просто обожает.

— Джеффри был здесь? — встрепенулась Элизабет. «Как же я прозевала его», — подумала про себя. — Когда же он снова вернется?

— Он… он не знает этого, Элизабет, — ответила Тэйлор, проникшись вдруг жалостью к этой обездоленной, лишенной любви старой деве.

Элизабет бросила на Тэйлор мрачный взгляд и сказала, размышляя:

— Если бы он знал, что я приеду, он обязательно дождался бы, чтоб встретиться со мной.

— Я просто уверена, что он захотел бы это сделать, — быстро ответила Тэйлор. Жалость ушла из ее души. — Но он не мог даже остаться со своей семьей. Мы все очень надеемся, что он скоро вернется к нам. Тогда, возможно, и вам удастся увидеть его.

Ответом Элизабет на это явилась презрительная усмешка.

Тэйлор негодовала и, чтобы не выдать себя, не сорваться, быстро поднялась: