Тэйлор сразу же легла на диван и стала задумчиво рассматривать потолок. Она сейчас не могла веселиться, как раньше. Казалось бы, она должна радоваться вниманию к ней окружающих, их льстивым комплиментам, но… Что же не так? Что произошло с ней этой ночью? Что ее тревожит? Она закрыла глаза, и перед ней рядом встали Дэвид и Брент. Она ясно видела их печальные глаза. Их слова снова и снова эхом отдавались в ее ушах — возбужденно, путанно: «Я надеюсь, что все произойдет так быстро… Я молю бога, чтобы вы никогда не увидели того, что может сделать война… Надеюсь, что все произойдет быстро-Никогда не увидеть, что может сделать война… Что может сделать война… Война…» Она зажала уши, подавляя рвущийся изнутри крик. Видение исчезло, но в ушах стучало: «Что может сделать война… Я люблю вас, Тэйлор… Что может сделать война…»

— Нет! Нет! Нет! — застонала она.

Тэйлор уже влажным от пота платком в который раз вытирала лицо и шею. Эта ужасная жара. Неужели она никогда не прекратится? Льняное платье прилипло к коже, затрудняя движения, а крошечные капли пота, собираясь в ручейки, текли по груди. Тэйлор сердилась на весь мир, на все и вся. Гнев так и кипел в ней. Дурацкая, глупая война!

— …И когда доктор сказала мне об этом, я подумала, что потеряю сознание прямо тут же, на месте. Так и случилось. Клянусь вам, так и произошло…

Тэйлор решила, что нервы ее могут не выдержать, а терпение вот-вот лопнет. Почему эта женщина не замолчит? Почему она говорит и говорит? Тэйлор оторвалась от своей работы и встретилась со смеющимися глазами Мэрили, сидевшей на другом конце веранды. Как только ей удавалось сохранять свое добродушие при том, что несет эта болтушка?

Каждые вторник и четверг она и Мэрили встречались с другими женщинами из Беллвиллского женского общества помощи, чтобы принять посильное участие в военных приготовлениях — в нужный момент помочь мужчинам, сражающимся на фронте. Сегодня они складывали перевязочный материал, чтобы отправить в действующую армию. Иногда их привлекали к приготовлению зарядов для пушек и ружей. Бывало, они кроили и шили брюки из фланели, а то вязали разные теплые вещи вроде носков, шапочек.

Эта женщина приехала в Дорсет Халл рано утром, и Тэйлор крайне удивилась, как же она рано встала, чтобы успеть прибыть из города.

— Извините меня, я отлучусь ненадолго, хочу выпить стакан лимонада, — проговорила Тэйлор и едва не бегом выбежала. За дверью она остановилась, облокотилась на перила лестницы и закрыла глаза. Она старалась дышать медленно, чтобы успокоить свои издерганные, натянутые до предела нервы. Господи, как же она ненавидела эту совместную работу!

— Тэйлор! — раздался позади нее мягкий голос Мэ-рили.

Она открыла глаза:

— О, Мэрили, мне показалось, что я не смогу вынести эту… эту жару. И эту проклятую войну! Дэвид выдыхается, работает до изнеможения. А тут еще миссис Рид описывает нам в деталях кровавую резню и жуткие операции, о которых рассказывал ее муж. Если я услышу еще об одной ампутации, я заору не своим голосом.

— Да, я чувствую себя примерно так же. Но что делать, Тэйлор, нам нужно научиться не обращать на все внимания. Постарайся думать о чем-нибудь приятном.

— Но, Мэрили, по-моему, уже вообще не осталось ничего приятного. Становится все хуже и хуже. Вначале подумали, что побьют этих янки за несколько месяцев, но прошло уже больше года, а мы так же далеки от победы, как раньше, не приблизились к ней ни на йоту. Ради чего они убивают и погибают?

Мэрили обняла Тэйлор за плечи:

— Пойдем возьмем этот лимонад, о котором ты говорила. И все же. Тэйлор, Юг одержал несколько блестящих побед, — говорила она по дороге на кухню. — Разумеется, и у нас есть потери, но еще немного — мы победим окончательно. Я знаю, я верю, что мы победим.

Теперь уже, несколько успокоившись, заговорила Тэйлор:

— Извини, Мэрили, обычно я не теряю контроля над собой, но вот не смогла…

— Я понимаю, дорогая.

У входа в кухню они увидели Миму, тихо дремавшую в тени. Голова ее упала на пышную, огромных размеров грудь.

— Мима, — прошептала ей на ухо Тэйлор.

Чернокожая женщина вздрогнула и стала протирать свои глаза, чтобы получше разглядеть стоящих перед ней.

— Ох, миссис Тэйлор, извините, я, кажется, заснула.

— Все в порядке, Мима. Скажи, у нас есть немного лимонада для гостей?

— Да-да, сейчас, миссис, сейчас… — И Мима сразу побежала на кухню.

Тэйлор не удержалась, чтобы не улыбнуться.

— Нут, вот, — сказала Мима, — выпейте, и вы почувствуете себя лучше. Потом я приготовлю выпить и остальным.

Слова Тэйлор о якобы нежелании работать вместе с другими вовсе не означали, что она действительно не считала свое участие в этой работе ненужным. Она удивилась бы даже, если б кто-то стал отказываться от этого дела. Ведь с каждым днем погибает все больше и больше мужчин. Слава богу, что из ее родственников или знакомых еще никто не убит. Больше всего она беспокоилась сейчас за Дэвида. Он очень много работал, и работал вдали от дома. Ему приходилось управлять и Дорсет Халлом, и Спринг Хавеном. В этом году он не посеял хлопка, а занял поля кукурузой и пшеницей. Урожай обещал быть неплохим, если, конечно, не испортится погода. От ставшей уже хронической усталости лицо его было серым. Тэйлор опасалась, как бы у него не случился новый сердечный приступ. Он совсем отказывался отдыхать, а тем более показаться врачу. Он говорил, что все доктора сейчас и без того очень заняты. Доктор Рид вообще находится в армии, а Дэвид не хотел обращаться ни к кому другому.

Но не только в работе заключались сложности Дэвида. Он до сих пор не получил ни одной весточки от Брента. Почтовое сообщение между Союзом и Конфедерацией было прервано. Тэйлор знала, что он потоянно думает о Бренте, особенно после того, как Конфедерация нанесла поражение армии Союза в Манассасе. Сама она старалась не думать об этом, отгоня от себя даже малейшие намеки на размышление.

Тэйлор снова принялась за свою работу. Элизабет Рид, засидевшаяся в старых девах дочь доктора Рида, присоединилась к болтовне своей матери, и, как старалась Тэйлор не слышать того, что они говорят, пронзительный голос насильно вторгался в ее сознание.

— Я, например, — говорила Рид-дочь, — думаю, что пора прекратить эти отступления. Мы уже отдали подлым янки слишком много территорий. Только подумайте: мы потеряли Нью-Орлеан, а теперь они захватили и Форт Пуласки на нашем собственном берегу. Нет, мне становится нехорошо от этого. А этот ужасный капитан Андрюс! Стыдно сознавать, что он тоже южанин, родом из Мариэтты. Это же совсем рядом. Грязный шпион! Я не нахожу для него слов. Джордж Ричарде потерял ногу и теперь лежит в госпитале в Атланте. Бедный мальчик! Они с Розеттой поженились этим летом.

— И бедная Розетта, вы имеете в виду? — вставила Тэйлор, раздражаясь все больше.

— Я слышала, что Джордж Аллен умер от дизентерии. Говорят, болезнь эта заразна, может переходить от одного к другому. А вы видели цены, которые просят за продукты? Они из ряда вон выходящие, я вам говорю….

Мать ее, словно стараясь не отставать, несла свое:

— Говорят, там не было ни одного живого человека, убитые лежали на каждом шагу. Подумать только: они убили и ранили свыше пятнадцати тысяч наших мужчин в Шилохе, но и сами янки потеряли столько же.

— Кто, вы сказали, нынче собирается отложить свадьбу? — Тэйлор и Мэрили уже не скрывали издевок.

Но, увлеченные своим красноречием, Риды не слышали их.

— А Генри говорит, что нам сейчас нужен хороший командующий армии, чтобы добиться справедливого мирного договора.

— Нет, все изменится только тогда, когда у нас будет другой президент. Мистер Дэвис не знает, что делать. Конечно, я только женщина и не могу самонадеянно рассчитывать на то, что хорошо понимаю происходящее… Но, по крайней мере, у нас хороший губернатор в лице Джозефа Брауна. Он знает хотя бы, как защитить Джорджию…