Но в любом случае человек, обладающий большей, чем Гитлер, знатностью, это или американский президент Рузвельт, или британский премьер-министр Уинстон Черчилль. Первый был аристократом по духу, второй – по крови.

Если Нострадамус относит слово худой к Гитлеру, человеку далеко не худосочному, а наоборот – широкоплечему, в 1942 г. находившемуся в расцвете сил, то, следовательно, пророк видит его еще в то время, когда будущий фюрер, голодный и тощий, болтался по улицам Вены. Или же Нострадамус видит его по-волчьи худым и обозленным, солдатиком-посыльным, бегущим по окопам под свист и разрывы снарядов.

Если же катрен говорит о будущем, то тогда под словом «худой» может скрываться Уоррен Кристофер, государственный секретарь в администрации президента Клинтона. Во время написания этой книги (май 1996 г.) прошел слух о том, что он собирается вскоре уйти в отставку. Однако, если этого не произойдет, его миротворческая деятельность и челночная дипломатия продлятся ровно девять лет – два срока президентства Клинтона во время правления демократов.

В отличие от своих не очень далеких предков люди XX столетия весьма смутно представляют себе, как это их могут пронумеровать, упорядочить, внести в списки, зачислить в категории, отмобилизовать, объединить и вообще втиснуть в какие-либо рамки.

Основание мира Нострадамуса составлял веками установившийся порядок – непререкаемая божественная власть монарха, жесткая классовая структура общества и абсолютная святость Церкви. Все это либо исчезло само по себе, либо отметено временем. Бог мертв или мертва, поскольку Богом может быть и женщина; монахини рвутся в пастыри, а пастыри бьются за право вступать в брак. Некогда властелины Европы, монаршьи дома считаются отжившими свое время музейными экспонатами, служат мишенью для постоянных насмешек и издевательств. И над всем этим висит туча повсеместной экспансии новых технологий. Историки полагают, что за последнее столетие цивилизация с нашей помощью изменилась, так как мы внесли столько изменений в человеческую цивилизацию, сколько все остальное человечество за все 19 предыдущих веков. Думаю, что пророк, увидев нас и наш век, не поверив глазам своим, в ужасе бы схватился за убеленную сединами бороду.

По мере того как перед Нострадамусом встают картины нашего космополитического времени, взгляд пророка перестает фокусироваться на Франции и начинает охватывать весь мир, который станет, в соответствии с 1 к63, маленьким местом, где броски истории, к добру иль к беде, окажут на каждого из нас влияние гораздо большее, чем когда-либо раньше.

Очень уместные замечания, если бы в катрене речь шла об Эдуарде-Александре, герцоге Анжуйском (будущем Генрихе III). Но он не был вторым сыном Генриха II. Вторым был Карл IX. В любом случае в 1573 г. герцог Анжуйский был избран королем Польши, но только благодаря действующей в этой стране архаичной системе привилегий, печально известной своей небрежностью и легкомыслием. Однако в последних двух строках катрена вполне может говориться и о его брате Карле IX, равно как и о герцоге Анжуйском в период его правления уже в качестве короля Генриха III. Карл показался народу политиком суровым из-за того, что он, поддавшись давлению со стороны своей матери Екатерины Медичи, а также своих советников, в день святого Варфоломея приказал вырезать гугенотов. Генриха III больше презирали, чем страшились. Он был бездарным королем и не пользовался уважением в стране. Однако ни у одного из братьев не осталось наследников, так что изгонять из страны было некого. Правда, в художественной и исторической литературе мелькают сведения о том, что у Карла IX был ребенок от тайного брака, но пока это документально не подтвердилось.

Мне кажется, что своим катреном Нострадамус пытается запутать нас в клубке братьев и поколений дома Валуа. Если же мы снова прочитаем строку 1, то в нашем воображении всплывет образ отца наших первых двух объектов исследования, Генриха II, который был вторым в ряду претендентов на трон, а после смерти в 1536 г. своего старшего брата, дофина Франсуа, стал первым. Головокружительная высота королевской власти и ее привилегии пришлись не по плечу Генриху II. Он, как впоследствии и его сыновья, оказался неподготовленным унаследовать от своего отца, Франциска I, всю полноту королевской власти. Конечно, Генрих II вел против Карла V войны, за что его можно назвать суровым в своей славе. Особенной суровостью отличается катастрофическое поражение французов в битве при Сен-Кантене. За столь жестокое поражение дети его, по крайней мере метафорически, могли бы быть изгнаны из королевства. Однако смерть унесла трех малолетних детей Генриха II, уничтожив тем самым Валуа.

Однако подобный же рок, кроме Валуа, преследовал и другое семейство. Мы вправе спорить, что в катрене говорится о наследниках Наполеона. У Наполеона Бонапарта было по крайней мере два сына. Матерью первого была польская красавица, графиня Мария Валевска (обратите внимание на связь с печально известными привилегиями). Вторым был законнорожденный сын, король Рима, рожденный императрицей Марией Луизой, в девичестве австрийской принцессой. Наполеон имел суровую славу покорителя и устроителя империй, за все 14 лет своего правления он нагнал такого страху на европейских роялистов, что от одного только упоминания его имени их бросало в дрожь. Но потомкам его не суждено было править. Незаконнорожденный сын рос в Польше, а законный уехал со своей матерью в Австрию, где был принят как австрийский принц, но вскоре умер от чахотки.

Нумерация следующего катрена указывает дату: к12–1812, точно указан год, когда Наполеон совершил свою первую гибельную ошибку и вторгся в Россию, предрешив судьбу своего сына, малолетнего короля Рима, – нападением на Россию Наполеон лишил своего сына французской короны.