Она пошевелилась и крепче обвила его ногами. Он снова шевельнулся.

Элиан захлестнула волна наслаждения. Джос часто и прерывисто дышал. Все тело его напряглось.

Издав резкий крик, Джос сделал последний рывок и обмяк. Тяжело дыша, он поцеловал ее, но страсть, которой ей так не хватало, уже покинула его.

Элиан испытала разочарование. Она отдала девственность врагу своего отца.

Элиан снова уперлась ногами в илистое дно. Борясь с чувством стыда, она уронила руки. Джос выпрямился. В его голубых глазах появилась озабоченность. Только сейчас он осознал, что произошло.

Он провел ладонью по ее нижней губе. Да поможет ей Господь. Что он о ней думает сейчас? Что она шлюха? Отвернувшись от него и шумно расплескивая воду, она побежала к берегу.

– Элиан! – окликнул ее Джос.

Но не сделал попытки ее остановить. С какой стати? Она уже отдала ему свое единственное сокровище.

При мысли, что он будет теперь ее презирать, на глаза ей навернулись слезы. Элиан бросилась к дереву, на котором висела ее одежда.

За ее спиной послышались всплески воды.

– Постой, – позвал он.

Желая сбежать от него, чтобы забыть то, что она натворила, Элиан схватила платье и, прижав его к груди, помчалась по тропинке прочь от водоема.

Прежде чем Джос успел выйти на берег, Элиан скрылась в густой растительности. Хотя Джос знал, что преследовать ее бессмысленно, он потянулся за своим одеянием. Рубашка зацепилась за ветку. Выругавшись, он дернул ее с силой.

Треск рвущейся материи вспугнул окружавшую его тишину резким звуком. Он уставился на разорванную рубашку в кулаке. Он испортил вещь. Точно так же он только что испортил Элиан.

Сжимая рубашку в ладонях, Джос опустился на бревно у кромки пруда. Когда она согласилась заняться любовью, он решил, что она уже практиковала это с какой-то своей или отцовской тайной целью. Но она оказалась целомудренной.

Ему представлялось невероятным, что дю Омэ мог приказать своей невинной дочери отдаться его врагу. Тогда почему она на это решилась? А он? Почему он не остановился, когда понял, что она невинна?

Потому что секс в воде потряс его своей новизной и он просто потерял голову от желания обладать Элиан.

– Проклятие, проклятие, проклятие!

Все получилось совсем не так, как он планировал. Он не только не сможет использовать Элиан в своих целях, забыв об осторожности, он пролил семя в женское лоно. Что будет, если она понесет от него?

Под сгущающимися тучами, подгоняемый холодным ветром, Джос скакал из Набуэлла в Конитроп. Увидев накануне тело отца в ледохранилище, он думал, что уже ничто не способно сильнее омрачить его дух. Однако ошибся. Сегодня он занимался погребением отца и сестер.

Монахиня, в чьи обязанности входило обслуживание усопших в монастыре, держалась обыденно, когда предложила отправить в Хейдон для похорон только вместилища душ его родных. Она, безусловно, была права. Расстояние и время, прошедшее со дня их смерти, не оставляло выбора. Таким образом, останки его отца и сестер найдут вечный покой на монастырском кладбище, в то время как их сердца, пересыпанные солью для сохранности и запечатанные в простые глиняные сосуды, вернутся в Хейдон. для погребения в родных пенатах.

Как истый рыцарь, Джос никогда не считал себя слабым. В пылу боя он был способен без устали рубить мечом. Подобное состояние не оставляло места для других эмоций. Но хладнокровно рассечь клинком тело представлялось ему кощунством и было выше его сил. Поэтому он предпочел надзирать за действом. Его выворачивало наизнанку, хотя уже вечерело, а он ничего не ел, кроме куска хлеба с сыром на завтрак. Да поможет ему Бог. Он молился, чтобы сегодня в Конитропе не было резни.

– Сэр Джос, ворота? – услышал он за спиной голос Ника.

Заставив себя отвлечься от гнетущих мыслей, Джос обнаружил, что проехал мимо входа в дом шерифа. Он повернул лошадь к Нику и трем солдатам, сопровождавшим его для выполнения сегодняшней жутковатой работы. Как и он сам, воины Хейдона сменили шлемы и доспехи на более удобные короткие туники зеленого цвета Хейдона, оттенка весенней травы, надетые поверх желтых шоссов.

Охотничий костюм Джоса был цвета лесной чащи. Другой одежды он с собой не взял. Когда его настигла весть о смерти отца, он находился в имении Рейфа Годсола. Сунув в дорожный мешок военное снаряжение, он сломя голову помчался в Хейдон, оставив даже слугу. Рейф и остальные друзья Джоса заверили его, что снабдят слугу Перрина деньгами и провиантом – всем, что ему может понадобиться, чтобы последовать за хозяином.

– Прости, Ник. Я задумался, – промолвил Джос, хотя нужды в извинениях не было.

Джос знал Ника всю жизнь. Ник служил у его отца воеводой. За все это время Джос ни разу не видел такой глубокой печали на лице солдата. Сегодняшняя работа далась тому нелегко, так же как сыну его господина.

– Не стоит просить прощения, мальчик, – тихо промолвил солдат и в который раз за этот день смахнул слезу.

Подавляя страдания, Джос направил скакуна в ворота и въехал во двор. Изрядное число лошадей, наводнивших Конитроп, не позволяло Уиллу и его братьям сидеть без дела. Усердно работая скребками, господа трудились в центре двора.

Увидев, что они возвратились, Уилл широко улыбнулся.

– Наконец-то вы вернулись, сэр, – воскликнул он. – А то мы уже вас заждались.

– Ага, так что теперь можно бы и поесть, – добавил Роб, его средний братишка.

– Ужин, – пропищал Дикон, самый младший из братьев. Бросив щетку, он кинулся к Джосу, чтобы подхватить поводья его коня.

Джос спрыгнул с седла и направился к дому. Когда он проходил мимо кухни, на пороге появились девочки Агги.

Он не уставал удивляться, что существует такое место, где десяток слуг носят одно и то же имя, причем шестеро из них – дети. Только двое из прислуги не состояли в родстве с Ричардом и Агги. Это свинопас, ведший жизнь отшельника и предпочитавший человеческому обществу своих хрюкающих подопечных, да пастух, парень из деревушки у стен Конитропа. Судомойкой служил парнишка, приходившийся сыном покойной сестре Агги.

Дочерей Агги звали Мейбл и Пиппа. Мейбл была весьма привлекательной. Ей приглянулся самый пригожий из молодых солдат Ника. Поэтому Джос забрал парня утром в Набуэлл. Флирт между воином Хейдона и служанкой Конитропа лишь усугубил бы и без того сложную ситуацию.

Остановившись в дверном проеме кухни, Мейбл прислонилась к косяку и хихикала. Ее поза красноречиво выражала ее намерения. За ее спиной выросла Агги.

– Немедленно пойдите сюда, мисси, – скомандовала она и, схватив дочь сзади за платье, втащила ее в кухню. Матушка в не меньшей степени, чем Джос, намеревалась воспрепятствовать стремлению Мейбл и Гарри сойтись. Заняв место дочери в дверях, Агги скрестила на груди руки и расставила ноги. Но ее воинственная поза лишь усилила желание Гарри прошмыгнуть к ее дочери.

Проходя мимо, Джос заглянул в кухню в надежде увидеть Элиан. Но тут же отпрянул, осознав, что не стоит искать встреч с ней.

Он не видел Элиан с того момента, как она убежала от него на пруду. Она даже не пришла на ужин вчера вечером и не завтракала со всеми сегодня поутру. Джос пытался внушить себе, что это к лучшему. В конце концов, ее поведение служило свидетельством, что он ошибался в своих подозрениях относительно ее участия в заговоре. Если она и впрямь непричастна, кодекс мести требовал, чтобы он держался от нее на расстоянии. Питаемое им сладострастие к дочери шерифа оскорбляло его память об отце.

Однако все это не мешало ему потихоньку злиться на девушку. Она избегала его, словно винила в том, что случилось между ними.

Какое право она имела винить его в чем-то? Он предоставил ей выбор, и она сама приняла решение. В нем медленно закипала ярость, заглушившая боль.

Не глядя по сторонам, он взбежал по ступенькам крыльца и влетел в дверь дома, когда что-то ударилось о внутреннюю стенку ширмы. Затем послышался отчетливый звук упавшей на деревянный пол игральной кости. Последовал протяжный мужской стон, за которым раздались возгласы едва сдерживаемого ликования.