Удивительные порой дела бывают на свете... Может, он знает и моего героя? Ну как же, быть краеведом и не знать?!

— Простите, Иван Федорович, вот вы живете в Березниках. Не знаете ли, не слыхали ли о таком человеке — Ардуанове? — спросил я у него и, готовясь услышать: «Какого Ардуанова?» — уставился ожидающе в карие его глаза.

— А как же! — сказал Иван Федорович и ласково улыбнулся.

Впрочем, слова эти обычно говорят люди, желающие избежать конкретного ответа. Поэтому и я сначала не был особенно удивлен. Нет уж, мой мудрый старец, от меня не так-то легко отделаться, и профессия наша любит точность.

— И что — лично знаете? — спросил я хитро.

— Сорок лет рядом прожили, — отвечал просто Коновалов.

Я, мигом утеряв свое спокойствие, вскочил с места.

— Ну, или мне здорово повезло, или сяду я в глубокую калошу! А не вы ли автор очерка «От землекопа до члена правительства»?

— И что, если я?

— А герой очерка Паустовского «Коноваловские ребята» — тоже вы?

— И что, если я?

— О господи, я же в тот приезд искал вас целую неделю. А на этот раз вы сами мне попались. Дорогой Иван Федорович, да если бы вы вчера сказали мне, что вы тот самый знаменитый Коновалов, мы бы давно уже были знакомы.

Старик, поблескивая стеклами очков, смущенно улыбнулся.

Стали мы беседовать уже всерьез. И я невольно проговорился о том, что прочел очерк Ивана Федоровича в библиотеке Казанского университета; узнал, что в свое время с огромным тактом и терпением сумел расспросить он умирающего Ардуанова о его жизненном пути и теперь эти факты могли бы очень пригодиться какому-нибудь писателю, задумавшему написать об этом книгу. Тут пришла очередь удивляться Ивану Федоровичу.

— Вы что же: писатель? — спросил он меня.

— Нет, — отвечал я твердо. — Я в типографии работаю, наборщиком. Но это еще не говорит о том, что я могу остаться равнодушным к биографии такого человека, как Ардуанов.

Коновалова, однако, на мякине провести не удалось.

— Или выкладывайте начистоту, или я с вами больше не разговариваю, — сказал он сердито. И даже, обидевшись не на шутку, со стариковским упрямством вышел из купе в коридор.

Дорого обошлась мне попытка скромно умолчать о своей работе. Пока разговорились вновь с Коноваловым, прошло, наверное, часа три, не меньше. Все же друг друга мы поняли, и общий язык наконец был найден.

— Иван Федорович! Вот вы человек, сорок лет проживший рядом с Ардуановым. Так, наверно же, знаете: какое было в нем главное качество, что стал он таким героем? За что же, по-вашему, поставили ему памятник? — спросил я у Коновалова: было это для меня очень важно.

Седой мой старик помолчал, подумал, потом, словно очнувшись, взглянул мне прямо в глаза:

— По-моему, основное качество Ардуанова — нравственная чистота, вот что. — И пояснил, словно боясь, что я недопонял смысл слов его: — Скажем, борется Мирсаит на сабантуе, а сильный был человек, ох, братец, сильный, Половину всех призов забирал, можно сказать, вот каков, и никто, конечно, не упрекнет его, слова не скажет, но нет, сам не согласен Мирсаит. Собирает сабантуй малый, для бригады своей. Вот они там и борются, и бегают, и все-все; так он все подарки свои победителям отдаст. Вот каков был человек, сильный, душа, одним словом. (Я в душе возликовал: значит, верно описано у меня, вот и старик подтверждает.) Дали ему на улице Пятилетки новую квартиру, после того уже, как вышел он из больницы. На первом этаже квартира — подумали, наверно, что трудно будет после операции-то на верхотуру лазить... А квартира холодная — сил нет! Другой кто непременно шум бы поднял, ну, Ардуанов живет, конечно, получше квартиры не требует. Приходят это однажды к нему из горсовета. Товарищ, мол, Ардуанов, как ударнику стройки, постановили мы выделить вам новую квартиру, значит, трехкомнатную. Где там! Разбушевался старик, всех отругал. Первым делом на дочку свою обрушился, на Кашифу, мол, ты это все ходишь, у тебя язык длинный. Почему, мол, из горсовета пришли, ты, что ли, писала? Мне, говорит, эту квартиру за работу дали хорошую, вот умру я, тогда вы за свои добрые дела и получите новую квартиру. А до этого, мол, и не думайте. Вот каков сильный человек он был, братец! Таки настоял на своем, семья его теперешнюю трехкомнатную квартиру только после его смерти получила.

— И детям, видно, ту квартиру за работу дали?

— У вас, у татар, есть такая пословица: что в гнезде видит, так и в полете делает. Ну, дети у него тоже не подкачали. Старший сын в милиции служит, еще в те нелегкие времена комсомол его мобилизовал, так и остался там; средний, значит, инженер-конструктор, на заводе, том самом, который отец строил; две дочки по медицинской линии пошли, врачи, все — с высшим образованием. И скромные такие, порядочные. Ах, хорошие люди, каждый раз, как вижу их, тепло на сердце становится, будто самого Ардуана увидел. Знаете ли, попутчик, оказывается, по одному даже человеку можно представить себе весь народ. Как узнал Ардуанова — так полюбил я татарский народ, показал мне Ардуанов, на что способен человек. Да и страна вся видела дела его: выбрали Ардуанова членом Всесоюзного Центрального Исполнительного Комитета, приглашали его в гости, в Москву, и Калинин, и Орджоникидзе, в работе съезда Советов участвовал, это когда была принята Конституция. Ты, кажется, говорил, что бывал в Березниках, так заходил, наверное, в музей, там хранится его одежда рабочая, я и передал ее в музей, и орден тоже там, один из первых, зеленоватый такой, будто пыль цементная на нем осела. Правильно сделали рабочие Березников, что поставили памятник ему у завода, который он строил; на работу когда идут, после работы — равняются по Ардуанову, докладывают ему по совести о своих делах. Слышал ты или нет, мы ведь в этом году специальную премию установили, имени Мирсаита Ардуанова, теперь каждый год будет награждаться этой премией лучшая бригада строителей.

Хорошо было мне слушать седовласого моего попутчика, старшего товарища, сорок лет прожившего рядом с Мирсаитом Ардуановым, человека, искренне уважающего мой народ. Хотелось мне, чтобы продлились эти минуты надолго. Но в то же время спешил я получить ответ на очень важный для меня вопрос, запылавший сейчас в моей душе с волнующей, нестерпимой силой:

— Скажите, Иван Федорович, так за что же поставили Ардуанову памятник? Вот, например, есть памятник Маяковскому — он поэт, человек творчества; Чайковскому есть памятник — он композитор, опять же творец; Чапаю — он красный герой, грудью защитивший революцию.

Терпеливо дослушал меня Коновалов. Потом, взглянув дружески, улыбнулся и ответил:

— Ты, конечно, и сам знаешь за что. Но, видно, дорого тебе услышать это от меня, хорошо, я скажу: батыр Ардуан, как и Маяковский, как Чайковский, как ваш национальный герой Джалиль, тоже был творцом. Но создавал он не поэмы, не симфонии, а Новое время, Новый мир — мир социализма. Вот за это и поставили ему памятник. Первый памятник татарскому рабочему в русском городе.

Стремительно мчится в солнечное утро наш поезд, будит светлым гудком станции на пути, приветствуя будто народы Советской Родины; мчит он нас в «республику химии», в город, где был рожден батыр Ардуан, в близкие уже Березники.

Березники — Казань

1972—1973