Петра откинулась на спинку неудобного стула и положила ноги на узкую кровать в тюремной больнице. Марлен выглядела так, как и должна выглядеть побывавшая в тюрьме женщина, которая не понимает, что значат неожиданные перемены. Под глазами у нее были черные мешки, говорившие о недостатке сна и, вероятно, слезах. «Тем лучше для меня», — подумала Петра. Несмотря на ее двойственное отношение к полицейской операции, она была полностью убеждена в правильности своих действий. Достав пачку сигарет и зажигалку, она предложила то и другое Марлен, которая подозрительно посмотрела на них, потом пожала плечами и закурила.

— Что я тут делаю? — вызывающим тоном спросила она. — У меня ничего не болит.

— У тебя острый аппендицит, — ответила Петра. — Мы так думаем. Если это подтвердится, тебя переведут в городскую больницу.

Марлен глубоко затянулась, и на ее лице появилось блаженное выражение.

— Что за игры? — с нарочитым безразличием отозвалась она.

— Я знаю, где Таня.

Марлен скрестила ноги и смерила Петру оценивающим взглядом:

— И что?

— Дети должны находиться со своими матерями.

— Ну да, вот только вы сами не позволяете брать их сюда, или нет? — Марлен выпустила дым в сторону Петры.

— Марлен, у меня был тяжелый день. И нет времени ходить вокруг и около. Давай к делу. Мне известно, что Кразич держит Таню в заложницах. Пока ты молчишь, твоя дочь в порядке. Лично я считаю, что ходить на поводке, как собака, не слишком приятно. Но я — не ты.

— Что значит, черт подери, как собака? Петра сделала вид, что не слышит:

— Я вот что предлагаю. Мы освобождаем Таню, забираем тебя отсюда и обеих включаем в программу защиты свидетелей. Другой город, другое имя, другая жизнь. Взамен ты даешь показания против Кразича и Радецкого.

Марлен смотрела на нее открыв рот. Она даже забыла о сигарете.

— А вы не врете? — спросила она в конце концов.

Петра достала из кармана фотографию и отдала ее Марлен:

— Сегодня утром я сделала ее цифровым фотоаппаратом.

С цветной фотографии на нее смотрела маленькая девочка, тянувшая веревку. Узнать девочку было невозможно, и все же Марлен, вскрикнув, прижала руку ко рту.

— Извини, что снимок размыт. Я делала его издалека.

— Она не болеет?

Петра пожала плечами:

— Вроде нет. Но, знаешь, будь у меня ребенок, я бы не очень надеялась на то, что двоюродный брат Дарко Кразича, у которого на руках свиноферма, хорошо заботится о ней. Ну же, Марлен. Что надумала? Заключаем сделку?

— Вы не знаете, с кем боретесь, — со страхом проговорила Марлен. — Кразич не человек, он зверь.

— Марлен, я открою тебе небольшой секрет. Кроме тебя, у нас есть другие подходы к Кразичу и Радецкому. Через несколько дней, возможно, надобность в тебе отпадет. Эти парни сядут, и сядут надолго. Однако мне очень хочется повесить им на шею, как удавку, смерть Камаля. Обещаю, ты и Таня останетесь живы и здоровы. Даю тебе честное слово.

— Слово полицейского? — фыркнула Марлен. Она крепко вцепилась в одеяло и уставилась в стену. Петре показалось, что прошла вечность, хотя на самом деле она ждала не дольше одной минуты. Ей хватило сил изобразить невозмутимость и позволить Марлен самой подсчитать плюсы и минусы. В конце концов та нетерпеливо передернула плечами. — Черт, я ведь ничего не теряю, — с горечью буркнула она. — Ладно, заключаем сделку.

Петра мысленно поздравила себя с победой. Теперь она могла со спокойной душой отправляться к спецотряду, и пусть парни поразомнутся.

— Ты сделала правильный выбор. Так будет лучше и для тебя, и для Тани. Отсюда ты поедешь в надежный дом, а всем мы скажем, что тебя отправили в больницу. Как только мы освободим Таню, сразу же привезем ее к тебе. — Она опустила ноги на пол. — Держись, Марлен. Между нами, мы собираемся сбить спесь с ублюдков.

Марлен фыркнула:

— Послушайте только эту мисс воображалу. Да разве вы понимаете, с кем имеете дело? Ладно, надеюсь, вы работаете не хуже, чем болтаете.

«И я надеюсь, — думала Петра, выходя из палаты. — Ради всех нас я тоже надеюсь».

К тому времени, когда Тони подъезжал к пристани «Виденфельд», ветер разогнал последние облака и на небе засверкало весеннее солнце. Там было много судов, от больших тяжелых барж с низкой посадкой до маленьких яхт, построенных для удовольствия их хозяев, с накрытым брезентом кубриком. Было видно несколько человек, которые драили палубы после дождя или выполняли другие незамысловатые работы, до которых не доходят руки в обычное время. Недалеко от причала расположились несколько баров и кафе, а кроме того, большая лавка, предлагавшая дизельное топливо по сходной цене.

Тони нашел место в дальнем ряду парковки и несколько минут посидел в машине, обдумывая свое положение.

— Ты рядом, — произнес он едва слышно. — Я знаю. И не сомневайся, Иеронимо, сегодня мы встретимся. Тебе и в голову не придет, кто я такой. В лучшем случае примешь меня за любопытного туриста, слоняющегося тут перед обедом и восхищающегося твоим судном. Потому что я предчувствую, что оно достойно восхищения. Ты так аккуратно убиваешь, что вряд ли живешь в грязи.

Тони вылез из машины и начал обход пристани. Грузовые баржи действительно ему очень понравились. Все они были разные, и все красноречиво говорили о характере своего хозяина и команды. Тони видел суда-картинки, украшенные, где только можно, цветами. Видел он и неряшливые угольные баржи с проржавевшими рулевыми рубками, на которых шелушилась старая краска. Кое-где на окнах висели аккуратные кружевные занавески, иногда с оборками. Свежая яркая краска покрывала дерево. На некоторых судах мотоциклы были прикованы к поручням надежными цепями, на других стояли автомобили, казавшиеся неуместными на корме. Все суда чем-то отличались друг от друга, хотя бы вымпелами или флагами, поникшими после дождя.

Повесив на шею фотоаппарат, Тони зашагал по причалу, время от времени делая вид, будто фотографирует какое-то особенно понравившееся судно. Без всякого успеха он миновал около дюжины судов, потом завернул за угол и едва не наткнулся на черный «гольф». Рядом была пришвартована великолепная деревянная баржа, сверкающая безупречным лаком. Вдоль кормы шла надпись, сделанная изысканной вязью: «Вильгельмина Розен. Гамбург».

У Тони от радости подскочило сердце, и он отступил, желая увидеть судно во всей его красе. Потом он прошелся вдоль него и вернулся назад, чтобы его сфотографировать. И опять прошелся по причалу, не скрывая своего восторга. Когда он в очередной раз поравнялся с рулевой рубкой, темноволосый молодой человек с «конским хвостом» показался на палубе. А он сильный и вполне может быть убийцей, подумал Тони. Тем временем тот надел бейсболку, скрывшую его глаза.

— У вас красивый корабль, — сказал Тони.

Молодой человек кивнул.

— Ja, — коротко отозвался он и направился к сходням, находившимся всего в нескольких футах от того места, где стоял Тони.

— Нечасто увидишь старые суда в таком отличном состоянии, — продолжал Тони, глядя, как молодой человек спускается на берег.

— Тяжелая работа, — отозвался тот, направляясь к автомобилю.

— Я заметил у вас необычный вымпел.

Тони отчаянно старался вступить в беседу с предполагаемым убийцей.

Тот нахмурился:

— Что? Я плохо говорю по-английски.

Тони показал на треугольный вымпел на невысоком флагштоке. Он был черным с белой бахромой, а в центре — вышитая ветка плакучей ивы.

— Вымпел, — повторил Тони. — Никогда такого не видел.

Молодой человек кивнул, и улыбка осветила его неприметное лицо.

— Символ смерти, — сухо произнес он, и у Тони мурашки поползли по телу. — До меня шкипером был мой дед. Он умер два года назад. — Он показал на вымпел. — Мы повесили это в память о нем.

— Прискорбно слышать, — сказал Тони. — Значит, теперь вы шкипер?

Молодой человек открыл машину и достал из кармашка на дверце дорожную карту, после чего отправился обратно на баржу.