Наступило долгое молчание.

— Зачем вы рассказали об этом? — спросил юный шкипер, допив свое пиво.

— Потому что я знаю, что твой дедушка тебе ничего не рассказывал. Время от времени мы с ним встречались, выпивали вместе, и он сам говорил, что ты ничего не знаешь. Я думал, что он поступает неправильно. Ты должен был знать, что сделало его таким, каким он был. — Гольц протянул руку и накрыл ладонью руку юноши. — Мне ничего не известно, но полагаю, расти рядом с таким человеком было нелегко. Но тебе надо понять, что если он был недобр с тобой, то только ради твоего блага. Он не хотел, чтобы ты был похож на него, потому что это могло бы закончиться так же печально. Люди, подобные нам, могут понимать умом, что нацисты не вернутся, что никто не сделает с нашими детьми и внуками того, что сделали с нами. Но глубоко в душе мы все еще боимся ублюдков, которым ничего не стоит сотворить зло с людьми, которых мы любим. Эти врачи, не явились же они ниоткуда. Чудовища на одно поколение? Пойми, они не заплатили за то, что сделали. Их жизнь продолжалась, их почитали, они поднимались на так называемые профессиональные вершины, используя свои навыки в обучении следующих поколений. Чудовища есть, просто они лучше прячутся. Или они где-то в других местах. Но ты должен знать, что бы он ни делал с тобой, каким бы жестоким и бессердечным он ни казался, все это было из лучших побуждений. Он старался спасти тебя.

Молодой человек убрал руку. Ему было трудно выносить прикосновение старческой, тонкой, как бумага, кожи. К тому же у него разболелась голова, сначала затылок, а потом словно стальной кулак сжал мозг. Знакомая чернота поднималась внутри, лишая его радости сказать последнее «прости» своему деду. Он не знал, что ему делать с тем, о чем только что узнал, поэтому встреча с несчастным стариком не стала ему помощью и поддержкой.

— Пора идти, — сказал он. — Команда. Меня ждут.

Гольц опустил голову:

— Понимаю.

Весь обратный путь в город они молчали, глядя на бегущую впереди дорогу.

— Высади меня тут, — сказал старик, когда они въехали на окраину города. — Дальше я поеду на автобусе. Не хочу тебя затруднять. — Он полез в карман и вытащил листок бумаги. — Здесь мой адрес и номер телефона. Если захочешь поговорить, звони и приезжай.

Гольц вышел в сгущающиеся вечерние сумерки и пошел прочь, ни разу не оглянувшись. Они оба знали, что виделись в последний раз.

Шкипер потер виски, стараясь выбросить из головы ненужные мысли и вспомнить радость, которую ощутил, когда столкнул старика в воду. Но это не сработало. Тогда он завел старый «форд» и поехал в доки. Он всегда знал, что должна быть причина того, что с ним случилось. Жестокость, одинокое детство, начальное образование — потому что умникам не миновать беды. Все это не могло взяться из ниоткуда. В детстве у него появлялись на этот счет разные мысли, но такого он и вообразить не мог. Теперь ему наконец-то было кого винить в своих несчастьях.

Тони подъехал к дому Франсис. Все тут было ладным, все было идеально чистым. Построенный до того, как появилась мода украшать здания, этот дом казался очень простым на вид. Кстати, Франсис, в отличие от своих соседей, твердо уклонялась от всего, что могло бы исказить прямые линии дверей, окон, крыши, сада. Для нее не существовало георгианских окон из бутылочного стекла и входных дверей с разноцветными панелями и лепниной. Никаких окруженных водой клумб, никаких источников, в которые бросают монеты, загадывая желание. Всего лишь аккуратные прямоугольники с розами, обрезанными, сколько возможно. Поначалу Тони нравилась эта простота, контрастировавшая с сумбуром его собственной жизни.

Однако теперь ему стало ясно, почему для себя он выбрал старый дом, в котором ни одна стена не была вертикальной, а в саду не хватало места из-за разросшейся герани и постоянно цветущего кустарника. Когда он узнал Франсис получше, то вспомнил, что люди, столь любящие внешний порядок, обычно ограничивают и регламентируют свою внутреннюю жизнь из страха, как бы она не превратилась в неуправляемый хаос.

А ему иногда отчаянно требовался хаос.

Этим вечером им предстояло сыграть в бридж с приятелями из Купара, и Тони знал, что Франсис уже готовит ужин, чтобы сразу после его прихода накрыть на стол и не беспокоиться, как бы не опоздать. Но ему нестерпимо хотелось поговорить с Кэрол и узнать, как прошло испытание, ведь позже у него не будет возможности позвонить. Еще в университете он набрал номер ее телефона, но не застал дома. И хотя вся дорога заняла всего минут десять, он решил, что стоит попробовать еще раз.

Набрал номер и стал ждать. Услышал три гудка, потом включился автоответчик, и Тони сказал:

— Привет, Кэрол. Это Тони. Я всего лишь хотел узнать, как…

— Тони? Я только что вошла. Подожди.

Тони было слышно, как Кэрол выключила автоответчик, потом в трубке вновь зазвучал ее голос:

— Хорошо, что ты позвонил.

— Считай это профессиональным любопытством. Мне интересно, как все прошло.

— Я собиралась послать тебе имейл, но по телефону лучше.

Даже за несколько сотен миль он слышал радость в ее голосе.

— Похоже, ты победила. Как это было?

Она заразительно засмеялась, и Тони расплылся в улыбке.

— Полагаю, все зависит от точки зрения.

— Так начни со своей точки зрения.

— Все отлично. Были один-два момента, когда мне показалось, что я приперта к стене, но ни разу не возникло ощущения, будто от меня ускользает контроль над ситуацией. Мы здорово с тобой поработали, и я чувствовала в себе силы справиться с чем угодно. Вот и справилась.

— Я рад за тебя. Для кого же сегодняшний день не прошел на «отлично»?

— О боже, — простонала Кэрол. — Сегодня я номер один в списке врагов отдела по борьбе с наркотиками.

— Почему? Что случилось?

Кэрол со смехом рассказала Тони о поражении своих противников.

— Знаю, меня нужно убить, но сегодня я слишком довольна собой.

— Не могу поверить, что они так недооценили тебя, — отозвался Тони. — Должны же они были понимать, что тебе хватит ума обнаружить слежку. Ты же не первый день работаешь. Итак, нетрудно сообразить, что ты ускользнула от всех. Что еще было? — Он устроился поудобнее в кресле и стал слушать Кэрол. Наконец она завершила рассказ. — Эй, ты должна гордиться собой. Всего один день на улице, а ты уже думаешь как добыча, а не как охотница. Я потрясен.

— Без тебя ничего бы не вышло.

Он улыбнулся:

— Не представляешь, какое удовольствие я получил, вновь почувствовав себя в игре, пусть даже в качестве помощника. Моя жизнь сейчас на редкость предсказуема, и было здорово вновь поработать с тобой. Было даже лучше, чем прежде, потому что на сей раз под угрозой не была ничья жизнь.

— Может быть, подумаешь о том, чтобы вернуться в упряжку?

Тони вздохнул:

— Сегодня у вас нет места для таких людей, как я.

— Не нужно на передовую. Ты мог бы учить молодых. Подумай, Тони. Если Министерство внутренних дел не даст тебе шанс, попробуй в Европе. Полицейские в Европоле ничего не умеют, им еще учиться и учиться психологическому портрету. Там должно найтись место для такого талантливого человека, как ты, — настойчиво проговорила Кэрол.

— Ладно, там посмотрим. Ну, они подтвердили, что ты получила свое место?

— Да. Подтвердили. Но я еще ничего не знаю. Завтра все выяснится. Правда, звучит неплохо: если я хорошо сыграю, то мне все карты в руки. Кажется, я поймала свою удачу.

У Тони поползли мурашки по спине. Раз они дали Кэрол такое щедрое обещание, значит, работа ей предстояла опасная. Сладкая оболочка обычно покрывает горькое лекарство.

— Здорово.

Его взгляд упал на часы на приборной доске. Времени оставалось ровно столько, чтобы поесть перед отъездом в Купар.

— Послушай, Кэрол, мне пора. Но обещай, что позвонишь, как только узнаешь, чего конкретно от тебя хотят. Это не потому, что я сомневаюсь в твоих возможностях. Просто… Похоже, тебе понадобится поддержка, а ты наверняка будешь в таких условиях, что получить помощь будет непросто. Просто я хочу, чтоб ты знала: если я тебе понадоблюсь, то сделаю все от меня зависящее. Можешь на меня рассчитывать.