Дядя был там. Вид у капитана был суровый, у дяди – мрачный. Я попытался связаться с дядей на частоте Лапочки, но тут он впервые проигнорировал меня. Капитан холодно посмотрел в мою сторону и произнес:

– Бартлетт, мистер Макнил предложил мне план, согласно которому сотрудники вашего отдела желают оказать помощь в наземных исследованиях. Скажу вам сразу и прямо, что я отверг этот план. Я благодарен за это предложение, однако намерен подвергать риску людей вашей особой категории не больше, чем перестраивать двигатель корабля для стерилизации тарелок. Все должно быть на своем месте.

Он побарабанил пальцами по столу.

– И все же у этого предложения есть свои положительные стороны. Я не имею права рисковать всем вашим отделом… однако, для повышения безопасности группы высадки, я могу рискнуть одним специальным связистом. И вот мне пришло в голову, что прямо здесь, на корабле, у нас есть готовая телепара, что избавляет от необходимости связываться косвенно, через Землю. Вы и мистер Макнил. Так что? Что вы можете сказать?

Я хотел было сразу крикнуть: «Согласен!» – но тут вдруг сообразил. Если после всех событий на высадку отправлюсь я, Сэм воспримет это крайне мрачно… да и остальные тоже. Они могут подумать, что я все устроил сам.

– Ну так что же? Отвечайте!

Какого черта, чего бы они там ни подумали, от такой возможности не отказываются.

– Капитан, вам хорошо известно, что уже несколько дней назад я вызывался добровольцем в группу высадки.

– Именно так. Хорошо. Я считаю, что ваше согласие получено. Только вы неправильно меня поняли. Вы не идете с десантом, это сделает мистер Макнил. Вы останетесь на борту и будете поддерживать с ним контакт.

Я был столь ошарашен, что чуть не прослушал, что капитан сказал дальше. Я беззвучно спросил дядю:

Как же это, дядя? Ты что, не понимаешь, все подумают, что это ты все подстроил.

На этот раз он мне ответил сильно расстроенным голосом.

Я знаю, знаю, сынок. Он меня застал врасплох.

Ну и что же ты намерен делать?

Не знаю. И так плохо, и так.

Тут неожиданно вмешалась Лапочка:

Эй, о чем это вы там шумите?

Дядя мягко ответил:

Ты отойди на минутку, милая. Это мужской разговор.

Ладно. Больше она не вмешивалась. Возможно – слушала.

А капитан тем временем говорил:

– …в любой ситуации, где можно послать одного из двоих людей, мы не станем рисковать жизнью младшего. Это стандартное правило, и оно в одинаковой степени применимо как к нам с капитаном Уркхардтом, так и к любой другой паре. На первом месте всегда стоят интересы нашей миссии. Бартлетт, ваш ожидаемый срок службы по крайней мере на сорок лет больше, чем у мистера Макнила. Поэтому мы должны предпочесть именно его для исполнения обязанностей, связанных с риском. Ну что ж, джентльмены, подробные указания вы получите позднее.

Дядя, что ты теперь скажешь Сэму? Ты можешь соглашаться, я не буду.

Не толкай меня под локоть. А вслух он сказал:

– Нет, капитан.

Капитан посмотрел на него с изумлением.

– Что такое, старый негодяй! Ты так трясешься за свою шкуру?

Дядя посмотрел ему прямо в глаза.

– Другой у меня нет, капитан. Но это не имеет отношения к делу. И возможно, вы несколько поторопились, обзывая меня всякими словами.

– Э? – Капитан густо покраснел. – Прости, Макнил. Я беру свои слова назад. Но я думаю, ты должен объяснить мне свое поведение.

– Это я и собираюсь сделать, сэр. Мы с вами оба немолоды. Я уж как-нибудь переживу и без того, чтобы ступить на эту планету. Вы, очевидно, тоже. Но для молодых все выглядит иначе. Вы прекрасно понимаете, что не потому мои ребята вызвались добровольцами в десантную группу, что они ангелы, или ученые, или филантропы… Нет, просто потому, что им не терпится сойти на берег. Вы это прекрасно понимаете, вы сами говорили мне это десять минут назад. Если вы честны с самим собой, то понимаете и то, что большинство этих детей ни в жизнь не записались бы в наш рейс, подозревай они, что их здесь запрут на замок и не позволят того, что они называют «приключениями». Не из-за денег они полетели – из-за дальних горизонтов. А теперь вы хотите лишить их того, чего они вполне разумно ожидали.

Капитан помрачнел. Он несколько раз сжал и разжал кулак, потом сказал:

– Возможно, в том, что говорите вы, и есть какой-то смысл. Но я должен сам принимать решение, эту обязанность я не могу переложить ни на кого. Мое решение остается неизменным. Вы идете, Бартлетт остается.

Я сказал:

Скажи ему, что он не получит ни одного чертова сообщения!

Дядя мне не ответил.

– Боюсь, не получится, капитан. На это дело должен идти доброволец… а я не вызываюсь добровольцем.

Капитан медленно сказал:

– Я не уверен, что необходимо личное согласие. Я наделен широкой властью определять обязанности каждого на борту этого корабля. Я склонен думать, что вы отказываетесь от исполнения своих обязанностей.

– Не совсем так, капитан. Я не говорил, что не подчинюсь приказу; я только сказал, что не вызываюсь добровольцем. Я бы попросил вас отдать мне этот приказ в письменном виде, я напишу под ним: «Подчиняюсь с возражениями» – и попрошу, чтобы текст передали в Фонд. Одним словом, я не вызываюсь добровольцем.

– Но… Какого черта? Вы же вызывались добровольцем вместе со всеми остальными. И сейчас вы пришли ко мне по этому самому поводу. Вот я и выбрал вас.

Дядя покачал головой.

– Не совсем так, капитан. Мы вызвались группой. И как группа получили отказ. Простите, если из-за меня у вас каким-то образом создалось впечатление, что я вызываюсь добровольцем… но дела обстоят таким образом. А теперь, если вы мне позволите, я вернусь к своим ребятам и скажу им, что вы отказались от наших услуг.

Капитан снова покраснел. Затем он вдруг оглушительно расхохотался. Он вскочил со стула и обнял узкие плечи дяди.

– Старый негодяй! Ты же и вправду старый негодяй, мятежник с черным сердцем. Глядя на тебя, начинаешь тосковать по старым добрым временам, по хлебу и воде, плетке и виселице. А теперь давай сядем и договоримся по-хорошему. Бартлетт, вы можете идти.

Я удалился с большой неохотой, а потом постарался не попадаться на глаза остальным психам; отвечать на расспросы мне не хотелось. Но дядя не забыл обо мне: сразу по выходе из капитанской каюты он окликнул меня и вкратце рассказал, чем все кончилось. Был достигнут компромисс. Он, я, Руп и Сэм будем меняться; первый выход (предположительно, наиболее опасный) доставался ему. Девушки будут стоять вахту на корабле, Дасти, по причине своего возраста, – с ними. Но и им кинули косточку: как только медики и исследователи решат, что планета безопасна, им будет разрешено выходить наружу по одному зараз.

– Для этого мне пришлось выкручивать ему руки, – признался дядя, – но в конце концов он согласился.

Затем наступило послабление. Опасностей на Конни оказалось не больше, чем в Канзасе. Прежде чем хоть одному человеку было позволено выйти за пределы корабля без защитного скафандра, воздействие атмосферы было опробовано на крысах, канарейках и хомяках. Им понравилось. Когда на поверхность отправилась первая группа, все еще в скафандрах, но уже используя местный воздух, правда очищенный электростатическими фильтрами, с ними отправились еще двое подопытных животных – Бернард ван Хоутен и Персиваль-свинья.

Берни так и оставался мрачным с того самого времени, как лишился брата; он вызвался добровольцем, и я думаю, это доктор Деверо посоветовал капитану отпустить его погулять. Кто-то должен быть первым; можно делать сколько угодно микроскопических и химических анализов, но в конце концов наступает день, когда живой человек впервые незащищенной кожей соприкасается с чужой атмосферой, чтобы посмотреть, насколько она дружественна. Как говаривал доктор Бэбкок, в конце концов приходится лезть на дерево. Вот так Берни и отправился наружу в шортах, рубашке и кедах, видом своим напоминая вожатого скаутов.