Так что я поблагодарил сеньориту Гуэрру, попрощался с ней и помахал своим билетом перед носом сонного охранника на выходе. Тот ответил мне по-португальски, я тупо посмотрел на него, тогда он сказал нечто вроде:
– Тудавнизнаправо. Спросишь кого-нибудь.
И я отправился своей дорогой.
Каким-то образом все на борту уже знали, что я – Рип ван Винкль, и стюардесса настояла на том, чтобы помочь мне при пересадке в Уайт-Сэндзе. Но все были очень приветливы, и никто надо мной не смеялся. Один парень все интересовался колонией, организованной на Капелле VIII, и не мог понять, как это я не бывал там, если так долго пробыл в космосе. Я попытался объяснить ему, что Капелла находится в прямо противоположной части неба и в доброй сотне световых лет от тех мест, где был я, но объяснить не удалось.
Теперь я начал понимать, почему наше появление не вызвало никакого шума в новостях. Сейчас все были увлечены планетами, пригодными для колонизации, чуть не каждый день появлялась новая, так чего же ради так уж радоваться одной-единственной, которую мы нашли шесть десятков лет тому назад? Или даже той, которую мы нашли несколько месяцев тому назад и которая не шла ни в какое сравнение с теми, что находили теперь буквально пачками? А что касается полетов к звездам – «следите за изменением расписания ближайших рейсов на табло».
Мы превратились в короткий абзац в истории и небольшую сноску на одной из страниц учебника физики; в новостях нам было не место. Подумав, я решил, что даже сноска – это очень и очень прилично, и выкинул это из головы.
Вместо этого я начал размышлять о переобучении, которое мне предстояло и которое, как до меня понемногу доходило, будет очень и очень серьезным; изменения повсюду были куда бóльшие, чем я ожидал. Вот взять, например, стиль женской одежды – я, поверьте, совсем не пуританин, но в мое время так не одевались, если это слово тут вообще подходит. Девушки при всем честнóм народе расхаживали без ничего на голове, хотя бы на макушке… с обнаженными головами, словно животные! Хорошо, что папа не дожил до этого. Он никогда не разрешал нашим сестрицам садиться за стол без шляпок, даже если за столом не было неженатых мужчин, кроме нас с Пэтом.
Или погода. Знал я, конечно, что ФДП работает над этой проблемой, но мне никогда и в голову не приходило, что у них может что-нибудь получиться. Неужели людям не кажется скучным, что дождь бывает только ночью? Или еще грузовики. Ясно, что от грузовика требуется только одно – чтобы он перетаскивал грузы из одного места в другое. Но все равно без колес они кажутся какими-то ненадежными.
Интересно, сколько времени потребуется, чтобы последнее колесо исчезло с лица земли?
Только я пришел к разумному выводу, что как ни крутись, а придется привыкать ко всему этому, и тут проходившая мимо меня стюардесса положила мне что-то на колени. Когда я взял это «что-то» в руки, оно заговорило. Это был просто сувенир на память о поездке.
Городской дом Пэта был раз в восемь больше той квартиры, где мы жили когда-то всемером; я решил, что хоть какая-то часть денег у него, видно, сохранилась.
Робот-дворецкий принял у меня шляпу и ботинки, а потом проводил к хозяину.
Вставать Пэт не стал. Не уверен, что он мог встать. Разумеется, я знал, что он стар, но мне и в голову не приходило, что он старик! Было ему, дайте прикинуть, восемьдесят девять. Да, это точно, скоро будет наш девяностый год рождения.
– Привет, Пэт. – Я пытался вести себя непринужденно.
– Привет, Том. – Он тронул подлокотник своего кресла, и оно покатилось мне навстречу. – Не двигайся, постой немного так и дай мне хорошенько тебя рассмотреть. – Он рассмотрел меня с головы до ног, потом удивленно сказал: – Разумом я, конечно, понимал, что ты почти не изменишься за все эти годы, но увидеть это собственными глазами, осознать это – совсем другое дело, согласен? «Портрет Дориана Грея».
Голос у него тоже был старый.
– А где семейство? – неловко спросил я.
– Я велел девицам подождать. Хотел сначала увидеться со своим братом один на один. А если ты имел в виду Грегори и Ганса, можешь не сомневаться, ты встретишь их за ужином. А пока – ну их в болото, поболтай лучше немного со мной. Это ж сколько времени прошло! – Я видел слезы, старческие слезы в его глазах, и от смущения не знал, куда деваться.
– Да, думаю, изрядно.
Вцепившись в подлокотники, он наклонился ко мне:
– Скажи мне только одно. Здорово было?
Я задумался. Перед моими глазами вставали док Деверо… мамочка О’Тул… бедная малышка Пру, которая так и не успела стать взрослой, по-настоящему взрослой. Дядя Стив. А потом я прогнал их тени прочь и дал ему тот ответ, который он хотел от меня услышать.
– Да, это было здорово, очень здорово.
– Вот и хорошо, – вздохнул он. – Сам-то я давно ни о чем не жалею, сколько лет прошло… Но было бы страшно обидно, если бы все зря.
– Это было не зря.
– Вот это я и хотел услышать. Я сейчас позову девиц. Завтра мы осмотрим наш завод, и я познакомлю тебя со всеми ключевыми людьми. Ты не подумай, я не ожидаю, что ты сразу возьмешь все в свои руки. Если хочешь – устрой себе хороший долгий отпуск. Но не очень долгий, Том. Ведь я, наверное, очень постарел. Мне теперь трудно смотреть вперед, думать о будущем.
Я вдруг понял, что у Пэта, как обычно, все уже спланировано.
– Секунду, Пэт. Я признателен за то, что ты покажешь мне свой завод, это честь для меня. Но не очень рассчитывай на меня. Сначала я пойду учиться. А потом… ну, потом и посмотрим.
– Что? Не валяй дурака. И не называй его «моим» заводом, это «Братья Бартлетт, Инкорпорейтед». И с самого начала так и было. Ты отвечаешь за этот завод не меньше, чем я.
– Пэт, успокойся. Я же просто…
– Молчать! – Голос у него был тонкий, визгливый, но в нем все еще слышались начальственные нотки. – Я не собираюсь, молодой человек, выслушивать всю эту вашу чушь. До сих пор все было по-вашему, вы совершили долгую увеселительную прогулку. Не станем вспоминать, каким образом вы этого добились. Что было, то было. Но теперь пришло время вам немного повзрослеть и принять на себя ответственность за семейный бизнес. – Тяжело дыша, Пэт смолк. Затем он продолжил тихо, словно разговаривая сам с собой: – У меня нет сыновей, у меня нет внуков, все приходится тащить одному. И чтобы мой брат, мой собственный брат… – Голос его совсем стих.
Я подошел и взял Пэта за плечо – а потом отпустил. Оно было на ощупь словно сухие веточки. Но я твердо решил объясниться с Пэтом раз и навсегда; я сказал себе, что так будет милосерднее.
– Пэт, послушай меня. Пойми все правильно и не считай меня неблагодарной свиньей. Я собираюсь жить своей жизнью. Попытайся меня понять, компания «Братья Бартлетт» может оказаться частью этой жизни, а может и не оказаться. Вполне возможно, что не окажется. И решать буду я. Никто никогда не будет мне указывать.
Он отмел мои возражения, как нечто не заслуживающее внимания.
– Ты сам не знаешь, чего ты хочешь. Ты еще совсем мальчик. Ладно, не важно, поговорим об этом завтра. Сегодня у нас день радости.
– Нет, Пэт, я не мальчик. Я мужчина. И тебе придется привыкнуть к этому. Я могу наделать ошибок, но это будут мои собственные ошибки. Никто не будет мне указывать, что делать.
Он не смотрел на меня.
– Я говорю серьезно, Пэт, – настаивал я, – я говорю настолько серьезно, что, если ты не согласишься и не смиришься с этим, я встану и уйду. Прямо сейчас. Навсегда.
Вот теперь он поднял на меня глаза.
– Ты не можешь так поступить со мной.
– Я могу.
Он вгляделся в мои глаза.
– Да, ты можешь. Ты всегда был злым. У меня была из-за тебя уйма неприятностей.
– Я и остался злым, если ты считаешь, что это подходящее слово.
– Да… Но ведь ты не можешь поступить так с девочками. С маленькой Вики?
– Придется, если ты меня к этому вынудишь.
Некоторое время Пэт глядел мне в глаза, затем плечи его поникли, и он закрыл лицо руками. Я думал, что он сейчас заплачет, и я чувствовал себя злодеем, измывающимся над стариком. Не зная, что делать, я погладил его по плечу, жалея уже, что не остановился вовремя, а вместо этого форсировал события. Я вспомнил, как этот хрупкий старик рисковал здоровьем и рассудком, чтобы выйти на связь со мной во время первого пика, и, вспомнив это, подумал: ладно, если уж Пэту так хочется, доставлю ему удовольствие. В конце концов, ему недолго осталось жить.
