Хрущев успешно маневрировал между двумя этими группами — он поддерживал Берию, чтобы ослабить Маленкова, когда Игнатьев оказался скомпрометированным после провала дела о «заговоре врачей». Поддерживал он его и тогда, когда надо было лишить Маленкова власти, которую давал ему пост секретаря ЦК. Хрущев вовремя воспользовался недовольством среди других руководителей, вызванным всплеском активности Берии, чтобы устранить его. В 1952 году был упразднен пост Генерального секретаря ЦК партии, это сделало Хрущева единственным членом Президиума ЦК КПСС среди секретарей ЦК. Для достижения высшей власти в стране ему необходимо было избавиться от Маленкова как от главы правительства и ЦК. Для этого нужно было разрушить альянс Маленков — Берия, который обеспечивал Маленкову реальную власть и контроль за работой партийного и государственного аппарата. Хрущеву необходимо было поставить во главе органов безопасности и прокуратуры преданных ему людей.

Архивные документы свидетельствуют, что Хрущев после ареста Берии перехватил инициативу. Под его нажимом Президиум ЦК снял генерального прокурора Сафонова и назначил на эту должность хрущевского протеже Руденко. Только что назначенному генеральному прокурору 29 июня 1953 года поручили расследование дела Берии. Чтобы представить себе, в какой спешке оно проводилось, следует иметь в виду, что его вели в основном те же следователи, которые до этого занимались прокурорским надзором так называемого «сионистского заговора» и «дела МГБ». Собственно, лубянские генералы никогда не верили, что Берия организовал заговор, чтобы захватить власть.

После того, как об аресте Берии объявили официально и он был исключен из партии и назван врагом народа, состоялся партийный актив руководящего состава Министерства внутренних дел. По воспоминаниям присутствовавшего там П. А. Судоплатова, выступления Маленкова и Шаталина с объяснением причин ареста Берии для профессионалов, собравшихся в конференц-зале, прозвучали наивно и по-детски беспомощно. Аудитория молча выслушала откровения Шаталина о том, что для усыпления бдительности Берии Центральный Комитет сознательно пошел на обман, принимая заведомо ложные решения и отдавая соответствующие распоряжения. Все это было беспрецедентно. Все сидевшие в зале знали, что кремлевское руководство ни при каких обстоятельствах не приняло бы ни одной директивы для обмана членов партии даже ради самой благородной цели.

Судоплатов, по его словам, был тогда настолько наивен, что верил: при Сталине все было по-другому. Да и все полагали, что подобный цинизм невозможен. Шаталин между тем продолжал свое выступление. Он сказал, что руководство Центрального Комитета партии и товарищ Маленков вместе с прославленными военачальниками — он упомянул маршала Жукова и генералов Батицкого и Москаленко, которые помогли провести арест Берии, — совершили героический подвиг.

— Совсем непросто было спланировать и провести арест такого злодея, — сказал Шаталин.

Эйтингон, Райхман и Судоплатов, сидевшие рядом, обменялись многозначительными взглядами. Они сразу поняли, что никакого бериевского заговора не существует, был антибериевский заговор в руководстве страны.

В 1998 году полковник Первого главного управления КГБ СССР Владимир Леонидович Пещерский рассказывал автору этой книги под диктофонную запись, как проходило собрание актива внешней разведки с участием Хрущева летом 1953 года в многоэтажном клубе КГБ на Малой Лубянке.

Из воспоминаний В. Л. Пещерского. При появлении Хрущева и сопровождавшей его свиты офицеры у входных дверей вытянулись по стойке «смирно» и взяли под козырек. В просторном зале с высоким потолком Хрущев сразу же прошел в президиум собрания, не без сутолоки заняли места другие члены президиума. Хрущев со знанием дела и видимым удовольствием повел заседание актива, успев во вступительном слове осудить людей, которые до этой минуты представляли основу, суть разведки.

Затем Хрущев предоставил слово Сергею Романовичу Савченко, руководителю внешней разведки. Савченко с 1922 года служил в органах безопасности, главным образом в пограничных частях и в высших погранучилищах. С 1949 года, с момента создания Комитета информации, занимал должность первого заместителя его председателя В. М. Молотова.

Догадываясь, что разговор будет трудным, но, не представляя даже приблизительно, насколько мучительным, Савченко по написанному тексту начал с привычного захода о подчиненности разведки народу и партии. Но Хрущев не намеревался слушать официальный, неизбежно скучный в таких случаях самоотчет. Развернувшись в сторону трибуны, он оборвал Савченко на полуслове.

— Ты вокруг да около не ходи. Скажи прямо, как с Берией дезинформировали правительство и партию, обманывали советский народ!

— Я прежде всего выполнял свой долг перед Родиной. Указаниям Берии следовал только потому, что он был наделен высшими полномочиями и курировал дела разведки. У меня не было оснований подозревать его в скрытом умысле.

Хрущев взорвался. Он никак не ожидал, что кто-то с самого начала примется возражать ему.

— Да как ты смеешь?! — Но через силу взял себя в руки и на полтона ниже продолжил. — Ты лапшу на уши не вешай! Скажи-ка честно своим товарищам, вот они в зале сидят, как разведку развалили, как в холуях у Берии ходил, как до такой жизни дошел?

Савченко нахмурился и уставился в доклад, намереваясь продолжить. Но Хрущев явно не желал слушать никаких объяснений.

— Чего там! — Хрущев махнул рукой. — Пусть выступает следующий.

Савченко сошел с трибуны, еще не зная, что он больше никогда не увидит этого клуба и закончит службу на низкой должности в системе госбезопасности Украины.

Вышел Арсений Васильевич Тишков. В годы войны он находился при штабе югославской Народно-освободительной армии как офицер связи и обеспечивал безопасность маршала Тито. Затем был резидентом внешней разведки в Будапеште. С 1951 года возглавлял одно из ведущих управлений разведки. Слушая его, Хрущев недовольно вертел головой и бросал в зал реплики.

— Все не то, все не о том.

Первый секретарь ЦК, чувствовалось, основательно подготовился к встрече и знал, кого и за что можно крепко прихватить.

— Ты лучше скажи собранию, — остановил он Тишкова, — смотрящим на тебя чекистам, как ты на сделку с совестью пошел и согласился стать личным представителем Берии при Тито?!

Тишков взглянул в зал, на разгоряченного Хрущева.

— Это не совсем так. Но кто рискнул бы тогда отказать в просьбе Берии? Утратить его доверие было равносильно вынесению смертного приговора.

Хрущев продолжал наседать.

— Вон ты какие песни запел. А о чем шептался с Берией, не забыл?

— Нет, Никита Сергеевич, я не трус и ничего не забыл. За ошибки готов ответить. А с Берией вел себя как офицер разведки.

Тишков обдумывал, что следует еще рассказать, но это за него решил Хрущев.

— Ты инструкции Берии помнишь? А ну ответь, как должен был внушить Тито мысль о том, что только с ним, с Берией, можно и надо вести дела в Советском Союзе. Молотов веса в советском руководстве не имел и потерял его доверие. Он бесперспективен и ориентироваться на него не следут. Так или не так было дело?

— Не знаю, кто составлял эту инструкцию, я ею не пользовался.

Тишков покинул трибуну. Назавтра он был смещен и назначен на новую должность — заместителя начальника разведывательной школы.

Хрущев выпускал далее на трибуну заместителей начальников управлений и руководителей отделов. Получив у него наглядный урок, кое-кто из них не стеснялся в выражениях, подменяя предметную критику бранью и сведением личных счетов. Хрущева забавляла эта ситуация, где он выступал высшим судьей. Вместе с тем он прислушивался к выступавшим, стараясь почерпнуть новые сведения и понять этот сложный механизм, с которым столкнулся лицом к лицу.

Скоро в органах госбезопасности начались массовые увольнения, которые не миновали и разведку. Уволен был П. М. Фитин, с 1939 по 1946 год возглавлявший внешнюю разведку. После суда над Берией Хрущев не проявил никакого интереса к Фитину и даже не пытался восстановить справедливость. Последнему с большим трудом удалось устроиться директором фотокомбината Союза советских обществ дружбы с заграницей, где он проработал до конца своей жизни. Фитин так и не добился генеральской пенсии из-за неполной выслуги лет и получал немногим более двадцати семи рублей в месяц. Под сокращение попала и З. И. Рыбкина (литературный псевдоним Воскресенская), отважная разведчица, не раз выполнявшая за кордоном сложные задания. Ее уволили из центрального аппарата и предложили возглавить в органах милиции Воркуты работу с малолетними преступниками. Имея звание полковника разведки, но ограниченную выслугу лет для получения соответствующей пенсии, она отправилась, можно сказать, на три года в добровольную ссылку. Подобные примеры были далеко не единичны.