Мог ли он надеяться перекинуть мост через пропасть и вызвать движение в мышцах того существа? Мог ли он заставить его перемещаться, поворачивать голову, шевелить руками — в общем, заставить его двигаться так, как собственное тело? Нападение на корабль было произведено группой совместно действующих, совместно думающих существ. Взяв под контроль одного из членов такой группы, мог ли он надеяться взять под контроль всех?

Сигналы, полученные Эллиотом, излучались вероятно, одним существом. То, что он испытал до сих пор, не указывало на групповой контакт. Он был подобен человеку, заключенному в темную комнату. Перед ним находилось окно с полупрозрачным стеклом. Сквозь него и пробивался слабый свет. По случайно проникающим туманным изображениям Эллиот должен был судить о внешнем мире. Он мог быть вполне уверен в том, что картины верны. Но они не совмещались со звуками, проникающими через другое отверстие в боковой стене, или ощущениями, проходящими к нему через пол или потолок.

Человеческие существа могли слышать звуки частотой до двадцати килогерц. Некоторые расы начинали слышать лишь после этого предела. Под гипнозом люди могли шумно веселиться в то время, как их мучали, и вопить от боли, когда их щекотали. Воздействия, означавшие боль для одной разумной расы, вообще ничего не значили для других.

Гросвенф мысленно сбросил с себя напряжение. Сейчас ему не оставалось ничего, как расслабиться и ждать… Он терпеливо ждал.

Теперь он думал о том, что могла возникнуть связь между его собственными мыслями и получаемыми ощущениями. Эта картина помещения внутри дома — каковы были его мысли перед тем, как она появилась? Кажется, главным образом, он представлял себе структуру глаза. Связь была настолько очевидной, что он затрепетал от волнения. Было и еще одно обстоятельство. До теперешнего момента он концентрировался на намерения видеть и чувствовать через нервную систему очевидца. И реализация его надежд зависела от установления контакта и контроля над группой, напавшей на корабль.

Внезапно он увидел свою проблему в новом свете. Она потребовала установления контроля над собственным мозгом. Некоторые участки должны были быть эффективно блокированы и поддерживаться на минимальном действующим уровне. Другие-должны были быть приведены в состояние особой чувствительности с тем, чтобы все поступающие ощущения могли достигать их с большей легкостью. Как высоко тренированный, причем аутогипнотический субъект, он мог выполнить обе предполагаемые задачи.

Первое, несомненно, зрение. Затем мускульный контроль существа, через посредство которого работает над ним группа.

Его размышления прервали разноцветные вспышки. Гросвенф принял их за свидетельство истинности его предположения. И он понял, что идет по верному следу, когда изображение внезапно прояснилось и зафиксировалось.

Обстановка была прежней. Те, кто контролировал его, все еще сидели на насестах внутри высокого здания. Только бы не исчезло изображение… Гросвенф принялся концентрироваться на движениях мускулов Риим. Сложность состояла в том, что даже приблизительное объяснение того, почему могли происходить те или иные движения, было невозможно. Его хронозрительный образ был неспособен включить в себя в деталях миллионы клеток, ответственных за движение одного пальца. Эллиот подумал о конечности в целом, но ничего не произошло. Потрясенный, но полный решимости, Гросвенф попробовал гипноз символами, используя ключевое слово, заключавшее в себя весь смысл процесса. Одна из худых рук медленно поднялась. Еще один ключ, и его подконтрольный осторожно встал. Потом он заставил его повернуть голову. Этот процесс напомнил птицеобразному существу о том, что тот ящик, этот шкаф и этот чулан — «мои». Воспоминание едва задело уровень сознания. Существо знало о своем владении и соглашалось с этим фактом, не придавая ему значения.

Нелегко было Гросвенфу справиться с волнением, упорно и терпеливо он заставлял существо вставать и опять садиться, поднимать и опускать руки, расхаживать взад—вперед вдоль насеста. Наконец, он заставил его сесть.

Вероятно, он достиг полной настройки, и его мозг полностью контролировал мельчайшие движения, потому что едва он начал сосредотачиваться снова, как в него проникло послание, захватившее, казалось, каждую клеточку его мозга. Более или менее автоматически Гросвенф перевел мучительные мысли в знакомые выражения.

«Клетки зовут, зовут. Клетки боятся. О, клетки знают боль! В мире Риим темнота. Далеко от существа — далеко от Риим… Тень, темнота, хаос… Клетки должны извергнуть его… Но они не могут. Они были правы, пытаясь быть дружелюбным к существу, которое вышло из великой темноты, потому что не знали, что он враг… Ночь сгущается. Все клетки уходят… Но они не могут…»

— Дружелюбными… — беспомощно пробормотал Гросвенф.

Это тоже подходило. Он понимал, как весь ужас происшедшего мог быть объяснен тем или иным путем с одинаковой легкостью. Он с тревогой осознал серьезность ситуации. Если катастрофа, уже происшедшая на борту корабля, являлась следствием неверно понятой попытки установить связь, то какой же кошмар мог стать результатом их враждебности? Его проблема была грандиозной, намного более грандиозной, чем их проблема. Если он прервет с ними связь, то они станут свободными. При существующих обстоятельствах, это могло означать нападение. Избавившись от него, они могли предпринять попытку уничтожить «Космическую Гончую».

У него не оставалось выбора. Он должен был выполнить то, что наметил, надеясь на нечто такое, что можно будет обратить в свою пользу.

Сначала он сконцентрировался на том, что казалось логическим промежуточным звеном, то есть перенесением контроля на другого представителя чужой расы. Выбор, в случае с этими существами, был очевиден.

«Меня любят, — сказал он себе, намеренно вызывая чувство, которое ранее смутило его. — Меня любит мое родительское тело, из которого я вырастаю. Я разделяю мысли моего родителя, но я уже вижу своими глазами и знаю., что я один из группы…»

Перемещение произошло так быстро, как только мог ожидать этого Гросвенф. Он шевельнул более короткими пальцами. Он изогнул слабые плечи. Потом он вновь вернулся в первоначальное положение по отношению к родительскому Риим. Эксперимент был настолько удовлетворительным, что он почувствовал готовность к большому скачку, который должен был ввести его в связь с нервной системой более отдаленного живого существа. И это также предусматривало стимуляцию соответствующих мозговых центров. Гросвенф почувствовал себя стоящим на вершине заросшего холма. Прямо перед ним вился узкий поток. Оранжевое солнце плыло в темно-пурпурном небе, испещренном облаками, похожими на барашков. Гросвенф заставил новый объект переместиться. Он видел, что маленькое, похожее на курятник здание прячется среди деревьев неподалеку от этого места. Это было единственное находящееся в поле зрения жилище. Он подошел к нему и заглянул внутрь. В полумраке он разглядел несколько насестов, на одном из которых сидели две птицы. Глаза у нрх были закрыты.

«Вполне возможно, — решил он, — что через них осуществляется групповое нападение на „Космическую Гончую“.»

Оттуда, поменяв способ воздействия, он перенес свой контроль на индивида, находящегося на той части планеты, где стояла ночь. Ответная реакция оказалась на этот раз чересчур быстрой. И вот он уже в темном городе, ело окружают призрачные здания и дорожки. Гросвенф быстро вошел в контакт с другими нервными системами. Он не слишком ясно отдавал себе отчет в том, почему связь устанавливалась именно с тем Риим, а не с другим, ведь их нервные системы ничем не отличались друг от друга Могло быть так, что на одного индивида стимуляция действовала чуть быстрее, чем на других. Было вполне вероятно, что эти индивиды были потомками или родственными телами его основного подконтрольного. Когда он вошел во взаимосвязь более чем с двумя дюжинами Риим по всей планете, ему показалось, что теперь удалось составить полное впечатление обо всем этом мире.