Рапсодия поняла, что с нее достаточно.

— Если и так, это мой выбор. Я все-таки рискну и умру или останусь жить, приняв решение добровольно и с открытыми глазами.

— Ошибаешься. — Акмед поднялся на ноги, и по тому, как он двигался, Рапсодия поняла, что он рассердился. — Мы все можем погибнуть, не забывай, ты рискуешь не только собой, ты ставишь на кон наш нейтралитет и если сделаешь неправильную ставку, мы все проиграем.

Рапсодия посмотрела на него. Глаза Акмеда метали молнии, плечи напряглись от с трудом сдерживаемого гнева — она уже давно не видела его таким.

— Почему ты сердишься? Да, я хочу помочь Эши, но это вовсе не означает, что я предаю тебя или перестаю быть твоим другом.

— Это здесь ни при чем.

— Сомневаюсь. — Рапсодия встала и подошла к Акмеду. Стараясь справиться с рвущимся наружу возмущением, она уселась на стол напротив него. — Думаю, очень даже причем. Должна напомнить, что, помогая тебе добиться желаемого результата, я делала вещи, в правильности которых совсем не была уверена и к которым порой даже испытывала отвращение. Но я все равно шла за тобой, поскольку ты меня попросил и сказал, что поступаешь правильно. Я в тебя поверила. Почему я не могу верить в него?

— Потому что он играет с тобой в тайны, стремится получить информацию и ничего не дает взамен. Он тебе не доверяет. Ты ничего о нем не знаешь. А если он и есть ф'дор?

— Не думаю.

— Очень убедительно. Ты совершенно не разбираешься в людях. И мы не слишком верим в твою интуицию.

На глаза Рапсодии навернулись злые слезы.

— Как ты можешь такое говорить? Я люблю тебя и люблю Грунтора. Как ты думаешь, сколько людей — не болгов — в состоянии увидеть за вашей уродливой внешностью и поступками прекрасную душу?

— Нисколько. Потому что они, в отличие от тебя, правильно нас оценивают. Ты неверно понимала мотивы моего поведения с того самого момента, как мы встретились.

— Ты о чем? — Внутри у Рапсодии все похолодело. Акмед, набычившись, уперся руками в стол и так близко поднес к ней свое лицо, что Рапсодия была вынуждена смотреть в его побелевшие от злости глаза.

— Ты помнишь первые слова, которые я тебе сказал?

Рапсодия с трудом сглотнула.

— Да. Ты сказал: «Идем с нами, если хочешь жить».

— И ты поняла это так, что я тебя спасу, если ты пойдешь со мной?

— Да. И ты меня спас.

— Снова ошибка. — Фраза прозвучала как пощечина. — Возможно, мне следовало сказать по-другому. Отнесись к моим словам серьезно, Рапсодия. Вне зависимости от того, какие нас связали отношения после этого, вне зависимости от того, как я стал к тебе относиться, в тот момент я должен был сказать: «Идем с нами, или я тебя убью». Ты поняла? Ты слишком доверчива и готова видеть людей такими, какими тебе хочется — иными словами, добрыми, хорошими и благородными. В целом, они не такие. Ни я, ни Грунтор, и уж конечно ни Эши. Его душа находится в руках демона из старого мира — ты знаешь, что это означает?

— Нет.

— А я знаю. Ты забываешь, что я был рабом ф'дора. — Акмед с такой силой стукнул кулаками по столу, что она подскочила от неожиданности. — В отличие от тебя, я прекрасно понимаю, что испытывает Эши. — Мне известно, каково это, когда часть тебя попадает во власть демона. Ты сделаешь все что угодно, предашь своих самых близких друзей и родных только ради того, чтобы он не забрал остальное. Я не виню его, Рапсодия. Если бы на его месте оказался я, тебе точно так же не следовало бы мне доверять.

Я уже тебе говорил, что ф'дор может использовать свою жертву самыми разными способами. Чтобы верно ему служить, совершенно не обязательно быть вместилищем для его сути. Иногда демон внушает человеку какую-нибудь мысль, которая остается у него в сознании до тех пор, пока человек не выполнит его повеление. Иногда он полностью подчиняет себе тело, смотрит на мир глазами своей жертвы, отдает приказы, но не связывает с ним свой дух. Следовательно, всякий, кого мы встречаем в этих землях, подпадает под подозрение. Почему ты этого не понимаешь?

То, что ты продолжаешь приближать к себе окружающих и заботиться о сиротах, которые могли встретиться с чудовищем, ужасно. Фирболги и дети Стивена, скорее всего, чисты, но мы нашли Джо в Доме Памяти. Она была пленницей Ракшаса. Кто знает, может быть, она связана с ф'дором?

— Я знаю, — сказала Рапсодия, которую начало трясти. — Она не имеет к ф'дору никакого отношения. Ты забыл, Акмед, что он собирался принести в жертву ее и всех остальных детей, ему была нужна их кровь. Зачем ф'дору или Ракшасу тратить время, силы и свою жизненную сущность на то, чтобы захватить человека, которого они собирались убить?

Ярость, пылавшая в глазах Акмеда, не угасла.

— Это единственная причина, по которой я позволил тебе взять Джо с собой. И совершил серьезную ошибку.

— Как ты можешь? — возмутилась Рапсодия. — Мне казалось, что она тебе нравится.

— Она мне нравится, честно. А то, что ты постоянно приводишь столь идиотский довод, подтверждает лишь одно — ты даже не начала понимать серьезность угрожающей нам опасности. Любовь и дружба здесь ничего не значат, ничего. Когда имеешь дело с ф'дором, речь идет о жизни и смерти.

Я знаю, ты любишь Джо. Да и Грунтор тоже. Однако я часто жалею, что не прикончил ее в тот первый раз, когда она сделала глупость и поставила нас в весьма неприятное положение. Должен тебе сказать: она до сих пор не может угомониться и ведет себя как полная дура, при тебе и без тебя. Я начинаю думать, что в ее поступках есть определенная закономерность и причина, которой мы не видим, и что она просто не может быть другой. Если мои подозрения подтвердятся, последствия для нас и для болгов будут такими, что гибель Серендаира покажется детскими игрушками по сравнению с тем ужасом, который всех нас ожидает. Причем даже смерть не станет спасением.

— Ради всех святых, Акмед! Она же подросток! Неужели ты не совершал глупых поступков в ее возрасте?

— Не совершал. Но дело не в этом. Ф'дор или его слуга может быть подростком, или ребенком, или безмозглым красавцем, который прошел мимо тебя на улице и бросил тебе под ноги букет цветов. Он может быть кем угодно, Рапсодия, кем угодно.

— Но он не может быть всеми одновременно, Акмед. Рано или поздно нам придется выбрать, на чьей мы стороне, вмешаться в происходящее. У нас не получится до конца жизни прятаться в Илорке. Если легенды говорят правду и нам суждено почти что бессмертие, нам не избежать встречи с ним. Кроме того, если ты действительно думаешь, будто человек, к которому ты по-настоящему хорошо относишься, стал жертвой ф'дора, разве ты не должен попытаться спасти его от страданий? Вернуть ему ту часть его существа, что отнял у него ф'дор?

Акмед отвернулся и сердито взъерошил рукой волосы.

— Ты ведь сейчас не про Джо говоришь, верно? Ты имеешь в виду Эши. Я не знал, что он уже возвысился до статуса «человека, к которому мы по-настоящему хорошо относимся».

— Мы можем ему помочь, — прошептала Рапсодия. — Можем найти и убить ф'дора. Только мы на это способны. Помнишь предсказание, о котором нам говорил Ллаурон? Неужели ты еще не понял? Мы и есть те Трое. Ты Дитя Крови, Грунтор — Дитя Земли. Я принадлежу к народу лирин, а лиринов называют Дети Неба. Речь шла о нас, Акмед. Наше появление здесь предсказано.

Акмед резко развернулся и ткнул в сторону Рапсодии пальцем.

— Получается, что мы должны, радостно ликуя, броситься исполнять предсказание какого-то спятившего намерьенского пророка? Ты хочешь спасти мир от зла, которое эти люди навлекли на свои головы, позволив ему набрать силу? А где гарантии, что ты не станешь его следующей жертвой?

— А где гарантии, что этого не произойдет, если мы ничего не станем делать? Неужели ты думаешь, что он о нас не знает? Он прибыл сюда на намерьенском корабле. Присутствовал на советах; ему известно о предсказании. И если забыть на время о том, что мы можем наткнуться на него по чистой случайности, существует высокая вероятность того, что он попытается нас уничтожить из-за «предсказания какого-то спятившего намерьенского пророка». Забудь про Эши и про Ллаурона. Мы должны убить это чудовище в любом случае — ради себя.