Я поведала новоприобретенному союзнику всю информацию, которой владела без утайки. Эльф молча выслушал, нахмурился и не говорил ничего еще минут пять, пребывая в раздумье. Потом сцапал с тарелки последнюю булочку и вместо того, чтобы ее съесть, принялся меланхолично разламывать на мелкие кусочки. Крошки успели вырасти в небольшую горку на каменной столешнице, а Итивель так рта и не открыл.

Вот, блин, намусорил. Сам потом убирать будет! Как оказывается, странно у некоторых товарищей протекает мыслительный процесс.

Наконец эльф вздохнул, посмотрел мне в глаза и выдал, — Ничего не получается! Все варианты слабые, не годятся!

Вот зараза, только булку зря испортил!

Вслух я, конечно, этого не сказала. Нельзя у мужчин веру в собственные силы подрывать, они тогда, чтобы реабилитироваться так, чудить начинают, что последствия год исправлять приходится.

Поэтому вслух я сказала, — Ничего, время еще есть, ты лучше меня научи просыпаться по собственному желанию, а не от стука в дверь.

И заметив тень упрямства в ясных глазах, добавила, — Я все равно, в любом случае, буду навещать своих друзей!

Итивель снова вздохнул, на этот раз обреченно, — Ладно. Идем к кровати.

— Зачем? — подозрительно уставилась я на него.

После вчерашних выкрутасов доверие к «союзнику», во всяком случае, в «кроватных» вопросах было сильно подорвано.

— Ты сидя спать, собираешься? — ехидно осведомился эльф.

Возразить было нечего. Сидя у меня спать, получалось только в самолетах, под равномерное гудение двигателей. А после нормально и полноценно проведенной ночи не то, что сидя, и лежа то в сон не тянуло.

— Утро еще, — возразила я.

— Вот и хорошо, значит, сон будет легкий, и ты сможешь его контролировать!

Эти слова, сказанные бескомпромиссным тоном, поставили жирную точку на дальнейших спорах, и я послушно отправилась к ложу.

Дальнейшие события сильно мне напомнили детскую игру в «панночка помэрла», во всяком случае, именно так я себя и ощущала, вытянувшись в струнку на кровати, со сложенными на груди руками и с шумовым фоном в виде монотонного бормотания эльфа. И вместо того, чтобы заснуть, я, конечно же, сразу ощутила прилив жизненных сил и острое желание рассмеяться, что в итоге и сделала.

Итивель посмотрел на меня с немым укором, и я сразу же стала защищаться, — Что я тебе, подопытная зверюшка, что ли, по команде засыпать?

Ничего особенного я не сказала, но эльф подпрыгнул на месте, метнулся к выходу, явно осененный какой то идеей.

— Не трогай! — бросил он прежде, чем исчезнуть за дверью, указав для ясности пальцем на стол.

Мне стало интересно, что такого ценного на нем могло лежать, кроме искромсанного хлеба, и я подошла поближе. Все было точно так же, как получасом ранее: две грязные чашки и кучка подсыхающих крошек.

Не трогай…. Да кому это надо?! Не трону с большим удовольствием. Пусть сам и посуду моет и мусор убирает.

Я заранее ухмыльнулась, попытавшись представить себе эльфа за таким скучным и повседневным занятием. Получилось не очень хорошо. Точнее, никак не получилось. Не хватало моей фантазии. В лучшем случае все исчезало в таинственном волшебном сиянии.

Пока я предавалась измышлениям на бытовую тему, мой союзник успел вернуться обратно с мелкими булыжниками в кармане и чугунной ступкой в руках. Он накидал в ступку камней и заставил меня, их толочь. Не могу сказать, что это занятие принесло мне много счастья и развлечения, особенно если учесть, что объяснять, за каким чертом ему все это требуется, Итивель не стал, но задание я выполнила старательно. Истолкла известняк почти в муку.

Эльф тем временем что-то колдовал над крошками, смачивая их в вине и замешивая в густую массу. Потом он отобрал у меня ступку и добавил к хлебной массе толченый камень и снова занялся вымешиванием. Я тут же представила себя в роли партизана-вредителя, подкладывающего врагу на обеденный стол застывшее творение эльфийского «пекаря», или метающей со всего размаха во врагов «китайские боевые плюшки», которые взрываются прямо у их морд, и затаила дыхание.

Но мои догадки, как всегда, оказались невероятно далеки от действительности. Эльф соединил все раскатанные шарики в единое целое, любовно разгладил пальцами невидимые глазу морщинки и трещинки, и на столе оказалось маленькая, но очень симпатичная скульптура животного, напоминающего своим внешним видом то ли хорька, то ли мангуста. В общем — небольшого, гибкого, хвостатого хищника, если судить по большим глазам — ночного. Очень получилась правдоподобная копия, правда скульптура зверька имела одно маленькое замечание — на черепе животного, между аккуратными круглыми ушками, имелась большая шишка, нарушающая своим видом всеобщую гармонию. Моя рука без спроса потянулась, чтобы сгладить этот недочет, но скульптор сердито прикрикнул, — Не прикасайся! И шаловливая конечность убралась сама собой.

Между тем, эльф сжал фигурку зверька ладонями с двух сторон и осторожно подул ему в нос.

И вот тут произошло настоящее чудо…. Холодная скульптура, сделанная из хлебного и каменного крошева, неведомо какими силами скрепленного в единое целое, шевельнулась! Да не просто шевельнулась, она выпрыгнула из рук своего творца словно кусочек мокрого мыла, скатилась на пол, пронеслась взад-вперед вдоль стенки, вытянулась столбиком, принюхиваясь, а затем… задрала хвост и пометила стенку! По помещению растекся кислый запах дрожжей…

Эльф поперхнулся от неожиданности, а я ехидно осведомилась, — Это что, неудачный заменитель котов?! Знала бы, что тебе доставляют удовольствие такие вещи, притащила бы с поверхности своего Барсика!

Зверек тем временем снова забрался на стол и уставился на эльфа немигающими темными глазищами, словно в ожидании объяснений. Я все-таки не смогла удержаться от соблазна потрогать чудесное создание, осторожно протянула руку и коснулась его коричневатой игольчатой шерстки.

Животное было как настоящее и живое. Шерсть на ощупь была ничуть не жестче той же стриженой нутрии на шубах, правда внешне сильно напоминала производный материал, то есть камень. А вот запах зверек взял хлебный, почти ванильный.

Мелкая дрожь пробежала по его тельцу, и мангусто-хорек прогнулся от удовольствия под ласковой рукой ничуть не хуже моего вредного Барсика, что любил отмечать приход весны желтыми потеками на стене в прихожей.

— Какая прелесть! — искренне восхитилась я и потребовала объяснений, — Ты его, зачем создал? Чтобы мне скучно не было или с конкретной целью?

Эльф довольно улыбнулся, — Это наши глаза и уши.

Я хмыкнула, ну с глазами это еще, куда ни шло, а вот ушами зверек на создателя ничуть не походил.

Итивель вздохнул, угадав мои мысли, — Как вы люди, все-таки, склонны все воспринимать буквально!

Эльфы, в отличие от нас, простых смертных, мыслили более творчески и неординарно.

По замыслам моего союзника, я должна была обеспечить доставку этих «органов осязания» к месту заточения Сашки и Ленки, а его задача состояла в том, чтобы выбраться оттуда самостоятельно и запомнить дорогу. Ведь, если нам удастся освободить узников, надо хорошо соображать, куда направить свои стопы, иначе можно очутиться в еще более страшном месте, чем подземелье «ошибки эволюции».

Зверек, между тем, явно устав внимать мудрым речам своего создателя, соскочил со стола и принялся метаться по комнатам. Он заглядывал во все углы, залазил под одеяло, нырял в корзинки и пустые коробочки, что скапливаются в любом жилом помещении, будь оно человеческим или эльфийским. Больше всего он напоминал сейчас ртутный шарик, что остается от разбитого градусника. Стоило «мангусту» (так я решила его называть), соприкоснуться с каким-нибудь предметом, как он тут же кидался в противоположную сторону. Эльф переносил эти метания с невозмутимостью истинного аристократа, а я устала быстро и поэтому начала «доставать» создателя источника раздражения.