Таким образом, основные усилия посольской резидентуры ЦРУ направлялись на обеспечение связи с агентами из числа советских граждан, завербованных за пределами СССР и готовых продолжать шпионский контакт с ЦРУ на территории нашей страны и организовывать работу с «инициативниками». Конечно, проводились еще операции по закладке и эксплуатации АУТР и других технических средств разведки. Фактически по методике, по приемам конспирации они мало чем отличались от акций по связи с агентурой, да и проводили их одни и те же разведчики резидентуры.
Московскую посольскую резидентуру возглавлял квалифицированный сотрудник разведки, со значительным опытом работы против нашей страны за границей и в центральном аппарате Лэнгли. Послужной список резидентов ЦРУ в Москве в 70—80-х годах весьма колоритен. Загранкомандировки Гарднера Хаттавея (в СССР — 1977–1979 гг.) включали Западный Берлин, Бразилию, Австралию, Уругвай. Бертон Гербер (в СССР — 1979–1982 гг.) до Москвы работал в Западном Берлине, Болгарии, Иране, Югославии. Карл Гебхардт до направления в Советский Союз (1982–1984) был в Мексике, Польше, Таиланде, Индонезии. Шеф московской резидентуры в 1984–1987 годах Мурат Натирбофф побывал в Индонезии, Турции, Франции, Судане, Кении, Египте, причем в трех последних командировках уже руководил резидентурами. Шефы посольской резидентуры ЦРУ в Москве Джек Даунинг (1986–1989) и Дэвид Ролф (1991–1993) прошли разведывательную практику в самом СССР, действуя в составе резидентуры в качестве оперработников в предыдущие годы. У Даунинга к тому же ко времени назначения в СССР был за плечами опыт руководящей работы в резидентурах ЦРУ в КНР (Пекин) и Малайзии, а Ролф находился в резидентурах в Сингапуре, Японии (Токио), ГДР — работал в Восточном Берлине в острейший период поглощения ФРГ Германской Демократической Республики.
С Дэвидом Роллом и Гарднером Хаттавеем связан небезынтересный эпизод в Берлине, когда они в период кризиса ГДР встретились с руководителем разведки и попытались соблазнить его солидным денежным кушем и виллой в Калифорнии на сотрудничество с ЦРУ.
В поддержании контактов с агентами действовал обычный почерк ЦРУ: резидентура применяла как личные, так и безличные формы связи, использовался «классический» набор условий и средств связи — личные встречи, тайниковые операции, телефонный внутрисоюзный почтовый канал, применялась аппаратура быстродействующей радиосвязи, направление агентами писем на подставные адреса ЦРУ, организация односторонних передач радиоцентров разведки на агентов, система сигнальных меток и условностей и т. д.
По соображениям безопасности исключались личные встречи с агентами в гостиницах (как это делается ЦРУ в ряде стран): резидентура не содержала конспиративных квартир для приема агентуры; не практиковала организации контактов с агентами в своем посольстве или в помещениях своих компаний (исключение составляли агенты из числа иностранцев, которым по служебным делам приходилось бывать в здании американского представительства), не использовала агентов-групповодов и группы наружного наблюдения из местных граждан, что практикуется резидентурами ЦРУ в некоторых странах, где позволяют местные условия.
Тенденция назначать руководителями московской резидентуры сотрудников ЦРУ, уже действовавших ранее в нашей стране, похоже, укреплялась в последующие годы. Так обстояло дело, например, с Ролфом Моуэтт-Ларсеном (и. о. резидента в Москве, 1994) и сменившим его Майклом Суликом. Первый побывал по линии ЦРУ в Швеции и Греции, а второй поработал в Японии, Перу и Польше. Солидной оперативной биографией отличался руководитель московской резидентуры в 1989–1991 годах Майкл Клайн: Югославия (дважды Загреб и Белград), Польша, Венесуэла, Куба, Бразилия; у резидента ЦРУ в Москве (1993–1994) Джеймса Морриса разведывательная деятельность проходила в Турции, Великобритании, Чаде и Пакистане. Необходимо подчеркнуть еще раз, что для всех руководителей посольской резидентуры ЦРУ в Москве в 70—90-е годы характерно сочетание многолетней работы за границей и в центральном аппарате ЦРУ и опыт непосредственной деятельности против нашей страны, где бы они ни находились, в том числе с предателями, перебежавшими на сторону американской разведки.
Резидент ЦРУ в Москве (chief of station) — в посольстве фигура заметная и влиятельная. С конца 80-х годов его практически не маскируют в посольском мире и перед властями нашей страны, он известен широкому кругу американских дипломатов, журналистов и бизнесменов, аккредитованных в Советском Союзе. В то же время он известен КГБ, так как в это время уже существовал его контакт с представителем советской контрразведки, хоть и скрываемый в какой-то мере от внешнего мира. Рассказ об этом впереди.
Понятно без слов, что положение руководителя резидентуры в стране «главного противника» существенно отличалось от его положения в странах, находившихся под диктатом Вашингтона или зависящих от Соединенных Штатов. В некоторых, где американская разведка была чуть ли не государством в государстве и где ее деятельности не препятствовали местная контрразведка и полиция, резидент ЦРУ чувствовал себя полновластным хозяином. «Друг» местного правителя — монарха, президента или очередного премьер-министра; ближайший приятель «сильного человека» — главнокомандующего вооруженными силами, министров, руководителей спецслужб, всех, кому в данный момент принадлежала власть, он, опираясь на силу и мощь США, умело манипулировал ими при помощи щедрых подарков и лести, в его руках все они становились послушными марионетками и платными агентами американской разведки. Вот таким образом ЦРУ заправляло делами во многих странах третьего мира.
Собственно говоря, такая же, «особая» роль принадлежала в некоторых странах третьего мира послу Вашингтона. Ну а отношения главы дипломатического представительства и резидента ЦРУ в Москве — тема сложная, и законы чинопочитания здесь соблюдаются гораздо строже. Дело в том, чтовтабели о рангах госдепартамент все же стоит выше ЦРУ. Поэтому руководитель московской рези-дентуры, получающий агреман от посла, представителя высшей власти Вашингтона и назначенца госдепартамента, является его непосредственным подчиненным, хотя и обладает специальным статусом. Неуклонное правило дипломатии — посол не должен быть замаран акциями разведки. Этому правилу стараются следовать оба — и глава дипломатического представительства, и резидент Лэнгли.
Посол, весьма расположенный к руководителю резидентуры или, напротив, чувствующий к нему стойкую антипатию, почти всегда понимает важное значение разведки и операций, проводимых резидентурой ЦРУ и военными разведчиками, считает необходимым размещение в дипломатическом представительстве подразделения АНБ, обязан оказывать поддержку разведке, хотя и не стремится вникать в суть ее деятельности, чаще же сторонится ее, как «грязного дела». Еще в Вашингтоне посла ориентируют в основных задачах и направлениях разведывательной работы в Советском Союзе и представляют ему (если возможно) резидента ЦРУ и согласовывают с ним назначения сотрудников резидентуры. Посол обязан соответствующими инструкциями госдепартамента создавать условия резидентуре ЦРУ и другим подразделениям спецслужб, дислоцированным в посольстве, для оперативной работы, принимать меры, чтобы провалы разведчиков не наносили ущерба национальным интересам Соединенных Штатов. По распоряжению посла «чистые» дипломаты и другие сотрудники посольства обязаны сообщать резиденту ЦРУ о предложениях «инициативников» установить шпионское сотрудничество с американской разведкой.
Редкий посол, особенно если он карьерный дипломат, не отдает себе отчета в неудобствах, связанных с проведением разведывательных акций, если они затрагивают официальное дипломатическое представительство и сотрудников спецслужб, которые пользовались его крышей, — пусть и укладываются в рамки служебного менталитета американцев. Однако так было далеко не во всех случаях, да и перспективы нельзя назвать радужными. На память приходит оценка положения, данная в свое время одним из столпов американской дипломатии Джорджем Кеннаном, послом в Советском Союзе в период «холодной войны»: «Разведка — нормальная государственная функция, чистейшая утопия надеяться на ее исчезновение. Но всему должны быть пределы. Я сам был свидетелем того, как американские разведывательные власти раз за разом проводили или пытались проводить операции, которые прямо подрывали не только советско-американские дипломатические отношения, но сами возможности достичь лучшего взаимопонимания между двумя правительствами». Любопытно отметить, что это поразительное признание сделано человеком, который стоял у истоков острейшей конфронтации США с Советским Союзом и сам был, являясь в конце 40-х годов советником американского посольства в Москве, инициатором развертывания этой конфронтации. Известный теперь многим военный план «Дропшот» во многом результат усилий Кеннана, направленных на разгром «главного противника». Под воздействием неумолимой реальности «ястреб» превратился в «голубя».
