Товарищи, мой доклад напечатан и роздан, - сейчас я дополняю его лишь несколькими замечаниями, непосредственно относящимися к специфике драматургии.

Если представить себе в масштабах возраст земли высотой в Александровскую колонну, то возраст человечества (от начала, когда четверорукий взял осколок кремня) будет в этом масштабе толщиной в пятикопеечную монету, положенную сверху на колонну. Культурный период человечества (от начала письменности) будет толщиной в папиросную бумагу, положенную на пятачок, а будущая жизнь человечества выразится прямой линией, проведенной от пятачка до высоты Эвереста.

Мы живем на едва забрезжившей заре непомерной истории человечества. В масштабе пяти микронов (в толщине бумаги) мелькнули эпохи невероятно и неумело расточительной затраты энергии, эпохи самотека истории: восточный мир с громоздкими империями; античный период с организацией живых машин рабов и осознанной классовой борьбой; германский мир, с трудом переваривающий феодальной утробой осколки римской цивилизации; Возрождение и гуманизм; капиталистическое накопление и буржуазная революция; эпоха пара, машиностроения, промышленного капитала, империализма...

Сегодня, у подножия восхождения человечества, империализм, как завершение пятимикронного пути истории, претерпевает свое последнее превращение: швырнув в огонь палеолитического костра все культурные ценности, от Пифагора до Эйнштейна, организует четверорукого зверя, снабжая его, вместо кремневого осколка, маузером и газовой гранатой.

Организуется мировой фашизм, чтобы раздавить производительные силы, чтобы одной расе, одному племени пожрать другие расы и племена, чтобы сконцентрированный капитал остался хозяином мирового кладбища. На заре истории будто бы обезьяна сошла с ума и стала человеком... В конце человек сходит с ума и становится обезьяной... Скверный каламбур. Очевидная нелепость... Человечество не может начать свое восхождение с самопожирания и разрушения.

Стремление к продлению и развитию жизни, с наибольшею силой и волей ощущаемое производящим классом - пролетариатом, находит единственный верный путь. Фашизму противопоставлены пятилетние планы строительства социализма. Мы взгромоздили на свои евразийские плечи Эверест будущей истории. То, что мы делаем сейчас, озарено жизнью.

Миллионы будущих веков как бы взывают к нам о мужестве, о героизме, о непреклонности.

В том и отличие нашей семнадцатилетней эпохи, что мы отвергаем исторический самотек. Мы вторгаемся в историю, в недра природы, в недра классов, в недра дремотных душ человеческих. Организуем и торопим все естественные процессы, - целеустремляя их, вызываем их предельную активность.

Строится новый материальный мир, новые производственные отношения, и вместе с этим перестраивается человеческая психика. Трудность революции и, в особенности, того ее периода, когда от разрушения старого мира она переходит к построению нового, - в том, что строительство нового начато старым человеком, рожденным в мрачнейшей обстановке полуколониальной, мелкособственнической, варварской царской России. Разве не изживаем мы по сей день это наследие?

Неизбежен был разрыв между ростом материального строительства и ростом человеческой психики. Здесь нельзя было положиться на самотек, на одно непосредственное влияние изменившихся материальных условий. Человеческий мозг - сложный и капризный механизм... Правда, мы видели удивительные превращения, когда убежденные вредители, социально опасные элементы, активные контрреволюционеры становились энтузиастами строительства. Но это происходило на грандиозных, ударных стройках, где были особенные, напряженно творческие условия, решительно вторгавшиеся в психику. Мы же говорим о повседневности, о трудовых буднях.

В несколько лет возникают города с новыми общественными формами, возникают новые производственные отношения, рушатся тысячелетние навыки, сменяясь такими, где каждый шаг требует творчества. Все новые и новые массы втягиваются в строительство. Неизбежно отставание психического роста от роста материального. Возникает неминуемая задача - ликвидация этого разрыва.

Задачу психического строительства человека выполняют наука, философия и искусство.

Капиталистический мир, мыслящий историю как борьбу всех против всех, церковь, стремящаяся внести в это страшное бытие поправку, обещая, вместо неизбежной войны здесь, дать вечный мир там, за гробом, и пролетариат, строящий буржуазный мир - свою тюрьму, - все это порождает нездоровые пессимистические миросозерцания. С одной стороны - индивидуализм, психическая крепость личности, воюющей против всех, нора тарантула, откуда можно мыслить мир как представление и предаваться горькой мечтательности; с другой - мелкобуржуазный "социализм", мыслящий человечество как муравейник, трудящийся в круговороте рождений и смерти.

И там и там труд - обреченность, вечное проклятие.

Горькое и жгучее отвращение должен испытывать большой художник, бредущий по дантовым кругам буржуазного мира.

Все бесцельно, - нельзя же назвать целью редкую Удачу личного короткого счастья. И само искусство - бессмысленное и праздное занятие для обжор, эпикурейски испивающих последний глоток вина.

Мы понимаем не так. Человечество не муравейник. Человечество - это высшие и руководящие формы природы, развивающиеся в сторону от инстинктов к разуму. Человечество обуздывает, подчиняет и планирует природу - ее силы и законы. Цель: освобождение человека от того труда, который могут и должны выполнять машины и автоматы, чтобы высшие силы, силы разума, могли свободно и безгранично развиваться, чтобы природа человека использована была производительно, во всем мыслимом размахе творчества.

Социализм - это раскованные творческие силы человечества. Впереди сотни великолепных веков счастья, какое сейчас нам и не снится.

Цель всех усилий - человек, - высшая творимая и творческая форма природы.

То, что мы назвали "отставанием", происходит также и потому, что новое в человеке, - его отношение к обобществленному труду, к новым формам общественной и частной жизни, становление личности в коллективе и т. д., еще не зафиксировано с достаточной точностью ни в самом сознании человека, ни в литературе, не названо словом, не определено.

За семнадцать лет революции возник тип (вернее - типы) нового человека, но черты его разбросаны и не выявлены, и носители этих черт сами еще недостаточно четко сознают их. Здесь начинаются важнейшие задачи литературы, в частности - драматургии.

На примерах прежних эпох мы знаем, какое могущественное влияние на формировку общества оказывает художественно оформленный тип нового (для данной эпохи, для данного общества) человека. Три поколения женщин дворянского-интеллигентского общества воспитывались на тургеневской героине. Величие и значение Бальзака в том именно, что из хаоса послереволюционного французского буржуазного общества он извлек и оформил нового человека девятнадцатого столетия.

Литература вторгается в психику масс, чтобы найти в них разбросанные части нового человека и в виде типа вернуть его массам.

Литература запечатлевает пройденный путь, - вслед за двигающимися массами по их пути развертывает пестрое полотно истории.

В своих наиболее вдохновенных достижениях литература забегает вперед, провидя будущее, - как бы берет жизнь на буксир.