На "Петра Первого" я нацеливался давно, - еще с начала Февральской революции. Я видел все пятна на его камзоле, - но Петр все же торчал загадкой в историческом тумане. Начало работы над романом совпадает с началом осуществления пятилетнего плана. Работа над "Петром" прежде всего - вхождение в историю через современность, воспринимаемую марксистски. Прежде всего - переработка своего художнического мироощущения. Результат тот, что история стала раскрывать нетронутые богатства. Под наложенной сеткой марксистского анализа история ожила во всем живом многообразии, во всей диалектической закономерности классовой борьбы.

Марксизм, освоенный художнически, - "живая вода". Я не могу не верить, что мы - на заре невиданного в мире искусства.

В "Известиях" (от 16 апреля) опубликована беседа Литвинова с английским послом. Нет сомнения, что английский посол - умный человек, но этот умный человек, и не столько он, - все империалистическое мышление, вся империалистическая система были поставлены в положение школьника. Это, прежде всего, поразительный психологический документ. Литвинов мыслил, говорил и держался, как человек советской эпохи 1933 года. Его поведение было прямым вещественным следствием основной идеи: "Социализм можно построить в одной стране". Подобный разговор - честный, ясный, как формула, гордый разговор не мог бы иметь места, скажем, при троцкистской формулировке.

Что из этого следует к нашей теме? Прекраснейшая иллюстрация того, как нужно обращаться с идеями, - иллюстрация для нас, писателей, работающих в области конкретизированных идей. Как драматург, я с восторгом прочел эту беседу: - вот так ведут себя идеи в их материальном воплощении, - разговор большевика-диалектика с империалистом (снабженным классическим багажом гуманитарных идей, беспомощно обнаруживающих очевидные противоречия).

Маркс ставил как художника Шекспира выше Шиллера. Почему? Потому, что Шекспир - вещественник, реалист, действующие персонажи его пьес материальные функции глубоких исторических сдвигов, мощных идей классовой борьбы, незримо (для Шекспира, для той эпохи, незримо - как провидение) руководящих пестротою жизни. Шекспир - зрелый мудрец, лукаво показывающий многозначительность жизненного явления. У Шиллера действующие персонажи трубят в огромные рупоры декларации идей, не живые люди, но - носители идей (в карикатуре - это кожаные куртки из советских пьес). Шиллер романтик. А романтизм... Умоляю простить мне неприличное сравнение... Романтизм похож на охотничий сапог, только что смазанный салом: снаружи неубедительно блестит, внутри еще жесткий.

Невольно напрашивается на сравнение: - подобный диалог советского и английского дипломатов, диалог шекспировского порядка - с диалогами тех или иных пьес в наших театрах, где (у драматургов) в подавляющем большинстве случаев незримо властвует Шиллер: непереваренная идеологическая пища.

Вот об этом и говорит самая сущность постановления 23 апреля: советский писатель должен научиться работать над материальными следствиями великих идейных предпосылок. Он должен по локоть засунуть руки в тесто жизни, но - как зрячий и знающий - зачем...

РАПП, не сумевший перейти от писательской учебы к освоению живого материала, стал между писателем и этим тестом жизни. РАПП понял Шекспира формально. 23 апреля широко распахнуло перед творчеством двери в реальную жизнь. Магнитострой прежде всего - реальность: сталь, цемент, домны, мартены и люди, люди в первую голову. Строить Магнитострой литературы значит, именно строить во всей их вещественности, а не декларировать о них или, что еще, пожалуй, хуже, - строить старенькое и по-старенькому развешивать кумачовые лозунги.

23 апреля возложило на советскую литературу огромную ответственность, неизмеримо большую, чем в то время, когда мы осваивали философию эпохи. Для иных руководство РАППа было счастливым временем, - ответственность нес как будто другой, и другой за тебя думал. Теперь, - думай, борись, наблюдай, твори. Аудитория - весь мир, следящий настороженно за строительством социализма.

Итоги минувшего года? В монументальной литературе один год - короткий миг. Не берусь судить об итогах, - думаю, что это год, преимущественно, освоения материала и освоения писателями самих себя. В частности - о себе. За этот год я написал (не считая статей) пьесу (тема: катастрофа индивидуализма) и половину первой книги второй части "Петра I". Вторая часть - зрелее и по задаче и охвату значительно обширнее первой. Меня часто спрашивают - почему я пишу Петра? Потому что мы с вами не свалились с неба на равнины СССР. Чтобы воссоздать художественно нашу эпоху, - ее задачи, поднимающие рабочие массы на борьбу и строительство, своеобразие ее классовой борьбы, человеческие характеры и прочее и прочее, - нужно взять ее во всей исторической перспективе. Сегодняшний день - в его законченной характеристике - понятен только тогда, когда он становится звеном сложного исторического процесса.

За границей, в частности в Германии, прилежно и внимательно изучают русскую историю от экономики до поэзии, чтобы до конца понять, как это так случилось, что русские, еще пятнадцать лет тому назад считавшиеся немцами навозом для европейской цивилизации, полудикари, с семьюдесятью пятью процентами неграмотности, с первобытным земледелием и прочее и прочее - в пятнадцать лет, переродясь прежде всего волевым образом, создали гигантскую тяжелую промышленность, - мощную оборону страны, ликвидировали неграмотность и на глазах у всего мира, целясь на тысячи лет вперед, строят социализм.

В Петровскую эпоху, хотя и в иных размерах, и с иными целями, и с иным ведущим (в первую половину эпохи) классом, но произошло подобное явление, трудно понятное для иностранцев (да и для русских историков, включая Милюкова). В этом - перекличка эпох.

В о п р о с. У вас есть рассказ о Петре. Есть пьеса. Теперь написали роман. Что вас тянет к этой теме?

О т в е т А. Т о л с т о г о. Повесть о Петре I была написана в самом начале Февральской революции. Я не помню, что было побуждающим началом. Несомненно, что эта повесть написана под влиянием Мережковского. Это слабая вещь.

Началом эпопеи была пьеса о Петре. Я тогда еще не понимал того, что понимаю теперь, в пьесе еще много романтики. В ней не было настоящего изучения материала. Писатель растет вместе с эпохой. Каждая его новая вещь - это одновременно и его университет и продукт его роста.

В о п р о с. Какими историческими документами вы пользовались при работе над романом "Петр I"?

О т в е т. Что касается этой главы, она совершенно документальная. Письма Украинцева - подлинные. Здесь все исторически верно, вплоть до случая с женами султана, до продажи кофе московскому вице-адмиралу.

Керченский поход - это первая попытка реальной политики действия. Русские добились своего, турки не ожидали такой диверсии, такой энергии со стороны московитов и подписали мир.

Моя задача не в том, чтобы выдумывать факты, а в том, чтобы вскрыть истинные причины фактов, - это гораздо интереснее.

В о п р о с. Сколько всего книг в романе?

О т в е т. Три книги. Первая книга второй части (1700 - 1718 годы). Короткий подъем торгового и промышленного капитализма, окончившийся дворянской контрреволюцией. Дворянство проникло во все государственное управление, весь государственный аппарат оказался у них в руках. Вторая книга второй части - борьба Петра с дворянской контрреволюцией, борьба, завершившаяся террором (процесс царевича Алексея).

В о п р о с. Как вы создали характер Петра? Ведь исторические документы все-таки не дают возможности полностью представить себе характер, и вы как творец вносите некоторый субъективный момент в показ характера. До какой степени этот субъективный момент играет роль, поскольку вы придерживаетесь документов?