– Вы это всерьез?– спросил Парсонс.

Молодой человек приподнял темную бровь и махнул в сторону выхода "кремосбивалкой". Всерьез, понял Парсонс.

– Вам повезло, что я оказался в гостинице и заставил толпу разойтись,– сказал Стеног, когда они направились к двери. – Если бы вы спасли девушке жизнь на глазах у зевак... – Он снова с любопытством посмотрел на Парсонса. – Они бы вас на клочки разорвали. Но вы, конечно, знали, чем рискуете?

"Это общество безумно,– подумал Парсонс. – И Стеног тоже. Я попал в царство сумасшедших.

А ведь мне страшно!– сообразил он вдруг. – Очень страшно!"

***

В тускло освещенной комнате сидели в креслах рослые, атлетически сложенные мужчина и женщина. Наклонясь к экрану, они напряженно вглядывались в шеренги светящихся букв.

– Слишком поздно!– Волевое лицо мужчины исказила досада, он тихо выругался. – Все вышло из-под контроля. Пустяковая неполадка в хронодраге, и он – на территории Объединенных Племен. Как в ловушке!– Мужчина нажал кнопку на пульте, и слова быстрее побежали по экрану. – А теперь еще кто-то из правительства...

– Почему бездельничает спасательная группа?– тихо спросила женщина.

– Почему она еще не там?

Почему его не перехватили на улице? Мы же получили первый сигнал, как только...

– Требуется время. – Мужчина встал и начал нервными шагами мерить комнату, его ступни тонули в толстом ворсе ковра. Если бы мы могли действовать открыто...

– Теперь они доберутся не скоро,– зло произнесла женщина, и экран угас. – К тому времени он будет мертв.., или с ним сделают что-нибудь похуже. Хельмар, мы проигрываем. Что ни предпринимаем, все идет прахом.

***

Шум. Огни. Движение вокруг. Он на миг открыл глаза. Ослепительный, безжалостный свет хлынул со всех сторон. Он снова закрыл глаза, но ничего не изменилось.

– Повторите ваши имя и фамилию. Имя и фамилию, пожалуйста.

Он не ответил.

– Джеймс Парсонс,– сказал другой голос. Знакомый. Вот только чей? Память сопротивлялась. Не желала просыпаться.

– Старик?

– Тридцать два,– ответил знакомый голос. И Парсонс вспомнил, кому он принадлежит. Ему, Парсонсу.

И понял, что его допрашивают. Задают вопросы, а он на них отвечает против собственной воли. Точно и равнодушно, как автомат.

– Место рождения?

Он снова рискнул открыть глаза. Поднялась ладонь, чтобы защитить их от резкого света. Он увидел темное пятно; через некоторое время в нем проявились человеческие силуэты и контуры вещей. Возле звукозаписывающего аппарата сидел чиновник с равнодушием и скукой на лице и задавал вопросы. Бюрократ. Винтик государственной машины.

"Никакого психологического нажима,– подумал Парсонс. – Никаких пыток. И все-таки я отвечаю. Почему?" – Чикаго, штат Иллинойс,– прилетел его голос из угла комнаты. – Округ Кука.

– Когда родились?– бесстрастно допытывался чиновник. – Месяц, день?

– Шестнадцатого октября тысяча девятьсот восьмидесятого,– ответил голос Парсонса.

Выражение лица чиновника по-прежнему не менялось.

– Братья и сестры есть?

– Нет.

Бесконечная череда вопросов... И Парсонс покорно отвечал на каждый.

– Достаточно, мистер Парсонс,– сказал наконец чиновник.

– Доктор Парсонс,– поправил голос. "Рефлекс,– подумал Парсонс".

Чиновник пропустил его слова мимо ушей. Он достал из звукозаписывающего аппарата кассету.

– Пожалуйста, пройдите по коридору в кабинет номер тридцать четыре. – Он мотнул головой, указывая направление. – Там вами займутся.

Парсонс с трудом принял сидячее положение и увидел стол. Он сидел на столе. В одних трусах. Кругом – как в больнице. Стерильно, бело, функционально. Он слез со стола, неуклюже двинулся к выходу и увидел свои ноги – белые, непокрашенные, резко контрастирующие с коричневыми руками, грудью и животом.

"Они уже знают",– подумал он. Но не остановился.

На жалобы и протесты не осталось сил. Он мог только идти по хорошо освещенному коридору в тридцать четвертый кабинет.

Дверь отворилась, он вошел. Больше всего кабинет напоминал жилую квартиру. Он с удивлением обнаружил клавесин, диван с валиками; за окном виднелись горы. Солнце стояло высоко. "Наверное, уже далеко за полдень",– предположил Парсонс. Он увидел книги на полках, а на стенах несколько репродукций Пикассо.

Пока он разглядывал интерьер кабинета, появился Стеног. Порылся в папке с бумагами и, взглянув на Парсонса, сказал:

– Даже увечных? Вы лечили даже увечных от рождения?

– Разумеется,– ответил Парсонс. К нему понемногу возвращалось самообладание. – Я...

– Я читал книгофильмы о вашем периоде,– перебил Стеног. Вы врач. Что ж, термин ясен. Я хорошо представляю себе ваши функции. Но не могу понять их идеологическую подоплеку. Зачем вы это делали?– На лице отразилось недоумение. – Взять хотя бы эту девушку, Икару. Вы совершенно осознанно внесли изменения в ее организм. Зачем вам понадобилось ее оживлять?

– Так было надо,– выдавил из себя Парсонс.

Он различил еще несколько человек. Они пришли вместе со Стеногом и держались на заднем плане. Не вмешивались в разговор.

– К подобным процедурам,– продолжал Стеног,– ваше общество относилось положительно. Ваша деятельность не противоречила закону. Я прав?

– Ваша профессия пользовалась уважением?– спросил кто-то на заднем плане. – Вы считали, что играете важную роль в жизни общества?

– Просто не верится, что целый мир почитал за благо подобное изуверство,– заметил Стеног. – Нет, конечно, все было не так. Доктор Парсонс, несомненно, принадлежал кучке отщепенцев, изгоев, которая проповедовала человеконенавистнические теории.

Слова теряли смысл, пока долетали до Парсонса.

Все было вывернуто наизнанку, искажено до нелепости. Как будто он смотрелся в кривое зеркало.

– К медицине,– сумел наконец выговорить он,– в моем мире все относились прекрасно. По-моему, вы слишком предубеждены.

По кабинету пробежал гневный шепот.

– Предубеждены?– ледяным тоном переспросил Стеног. – Да вы хоть представляете, во что превратится мир, если лечить всех без разбору? Больных, увечных! Старых!

– Неудивительно, что его общество погибло,– сказала девушка с недобрыми глазами. – Странно, что оно так долго просуществовало. При абсурдной, извращенной системе ценностей...

– Вот доказательство тому, что множество вероятных культурных формаций практически бесконечно,– задумчиво проговорил Стеног. – Нам трудно поверить, что общество с подобными тенденциями вообще способно существовать. Но опыты по реконструкции истории показывают: в прошлом такие явления действительно имели место. Этот человек вовсе не душевнобольной, сбежавший из сумасшедшего дома. В свое время он считался вполне здравомыслящим, его профессия не только не противоречила закону, но и пользовалась уважением.

– Я могу это принять рассудочно,– сказала девушка,– но эмоционально – отвергаю.

Стеног с хитрецой посмотрел на Парсонса.

– Доктор, позвольте мне спросить вас вот о чем. Я вспомнил один факт, непосредственно относящийся к теме нашего разговора. Ваша наука занималась не только излечением больных, но и предотвращала возникновение новой жизни. У вас были контрацептивы. Химические и механические противозачаточные средства.

Они препятствовали образованию зигот в яйцеводе.

– Мы... – начал Парсонс.

– Рассморт!– рявкнула побледневшая от гнева девушка.

Парсонс озадаченно поморгал. Как это понимать?

Совершенно незнакомое слово.

– А вы помните, сколько лет в среднем жили ваши современники?– поинтересовался Стеног.

– Нет,– пробормотал Парсонс. – Кажется, около сорока.

В комнате поднялся ропот.

– Сорок!– с отвращением произнес Стеног. – У нас средний возраст – пятнадцать.