Носом в плечо ткнулась большая собака, легла рядом. Охраняя покой влюблённых, на пару с ней мы встретили рассвет.

Теперь на борту «Содружества» рассказ о жизни селян продолжали уже вдвоём.

Мы забрали с собой и собаку – когда-то она прибилась к Светлане, со временем стала полноправным членом семьи. Во внешности крупной чепрачной псины я заметила что-то от предков-волков.

В год, когда родителям исполнилось сорок, Василий в очередной раз попытался отговорить супругу от участия в походах. За прошедшие годы её уже дважды ранили на реке, слава Богу, легко. Рискованные экспедиции редко обходились без ран, а то и гибели лодкарей.

-Это жизнь, – ответила тогда Василиса. –Нельзя же так волков бояться, что и в лес совсем не ходить. Да и ты, Вас – не бросишь ведь реку? А у нас в семье поровну всё…

Однажды, причалив к знакомому берегу с грузом, Светлана и Василий поразились царившей вокруг тишине. Никто не кричал, не бежал по косогору навстречу – деревня как будто вымерла. Почуяв беду, экипаж не сговариваясь взялся за оружие. Пять минут назад они так радовались, что рейд выдался совершенно бескровным…

Четверо лодкарей издалека заметили оцепеневшую толпу возле домика на околице. От изгороди до самого леса трава беспорядочно испятнана ярким – что-то жёлтое, оранжевое, красное, голубое.

Односельчане, все до единого, стояли, опустив глаза долу. Мужики стыдливо мяли шапки в руках, бабы всхлипывали, утирая носы, дети не издавали ни единого звука. Василий побежал, Света бросилась следом.

Лицо матери было необычайно бледным, хоть и не утратило прижизненной красоты. Кровь едва запеклась – автоматная очередь прошила навылет. Правая рука Василисы застыла вытянутой, ствол плазмотрона смотрел в сторону леса, откуда наступали враги.

Те самые зверолюди, деяния которых приходилось уже наблюдать Василию. Все, как один, вооружены до зубов: новенькие автоматы, здоровенные тесаки, в карманах полно патронов. Тридцать семь полусожжённых трупов в грязно-разноцветных штанах – груды вонючего безмозглого мяса, польстившиеся на призы людоедской лотереи правителей.

Светлана теперь знала, кто это такие, откуда и зачем ходили по деревням. Знала, что мстить уже некому – безумные правители навсегда лишены власти и силы, поодиночке высланы в дикие, необжитые места. Опоздала, как и в тот раз, из похода…

Ошеломлённый страшной утратой, отец переживал тяжело и долго. Когда был в деревне, каждое утро в любую погоду приходил на могилу жены. Василису схоронили над рекою, на крутояре, откуда открывался щемяще красивый вид. Давая какое-то время побыть там ему одному, девочки приходили, чтобы вернуть Василия к жизни. Без этого он так и сидел возле холмика часами, полностью утратив чувства времени и пространства.

Безутешное горе сильно изменило некогда жизнерадостного мужчину. В его глазах навеки поселились пустота да холод. Став безразличным ко всему сущему, Василий осунулся, всё больше седел, и чуточку оживал, лишь примечая в Светлане знакомые, навсегда утраченные черты любимой – взгляд, жест, интонацию голоса, манеру резко вскакивать из постели, только-только проснувшись. Ещё он оживлялся разве что в бою, неистово разя оружием, хранившим тепло рук безвременно ушедшей жены. С того раза отец наотрез отказался брать в экспедиции Свету:

-Ты – всё, что у меня осталось. Прости – не могу.

А сам неделями пропадал среди безжизненных руин селений старых людей. Вместе с воспитанными Василисой парнями раскапывал входы в подвалы, добывал редчайшей ценности и красоты вещи, привозил, сдавал дочери и вскоре снова уходил по реке.

Светлана ненамного легче переживала вынужденную оседлость. За четыре года, проведённые в странствиях вверх и вниз по течению, девушка успела привыкнуть к жизни в движении. К журчанию воды за бортом, к запаху утреннего тумана и вечерней прохлады. Вещам, привезённым отцом, и вовсе была не рада – полезные оставляла, конечно, а всякие украшения и безделушки без сожаленья раздаривала налево-направо.

Увидев, как с ладоней начали сходить мозоли от вёсел, Света остервенело набросилась на тренировки – одним из излюбленных упражнений стало подтягивание на перекладине. Она помнила, как тяжело приучить руки к многочасовой гребле и верила: вскоре сядет в лодку опять. Потому не хотела второй раз переживать пренеприятнейшие ощущения новичка.

Спустя полгода в дом на околице началось паломничество сельских девушек – не было такой, которая не предложила бы Василию руку, сердце и всё прочее. Иные пытались действовать через Светлану или даже Оксану, когда поверили, что она только падчерица, и не более…

Всё без толку – в эту семью, похоже, практически невозможно попасть. Так же, как Свету, отца её совершенно не волновало отсутствие плотской любви. Ведь настоящей-то любви не было! У неё – «ещё», у него – «уже»…

Неутолимая боль в сердце не давала покоя Василию, толкая на отчаянные авантюры. Именно ему первому пришла в голову мысль отправиться в самые низовья – среди лодкарей давно ходили слухи о сказочном богатстве лежавших в тех краях бескрайних руин древнего завода. В первом походе экипаж уцелел только благодаря плазмотрону – опасность от разбойничавших на реке местных вполне соотносилась с ценностью добычи.

Понимая это, безутешный вдовец вскоре предпринял вторую попытку. Парни из экипажа отговаривали его, обе девушки образумить пытались – тщетно…

-Отец, что-то предчувствие у меня нехорошее, – в день, назначенный для отплытия, призналась Светлана.

Она ждала отповеди и насмешек: что, мол, последний способ не отпустить, предчувствия уж выдумываешь? Но Василий вздохнул, и неожиданно светло улыбнулся:

-Которую ночь мне Вася снится, совсем как живая. Зовёт. Там, говорит, хорошо… Глаза счастливые, радостная такая. Вот и сейчас на душе тепло – будто она рядом стоит…

Света похолодела. Взгляд седого как лунь отца, за год постаревшего на десять, казался потусторонним.

-Я так и решил, ты уж меня прости. Самому не по мужски как-то, а в бою будет достойно. Парни знают, но всё равно со мною идут.

Ещё раз попробовали разобраться с плазмотроном – беда была в том, что ни на чьей руке, кроме отцовской, оружие стрелять не желало. Кто бы, кроме Василия, не надевал его на руку –загорался красный огонёк – и всё на этом. Отец покачал головой.

-Видно, правители намудрили – похоже, никто, кроме охранников тауна, стрелять из него не сможет.

-Как можно было это устроить? – озадачилась Света.

-Даже не представляю. Может, при поступлении на службу нас всех каким-то образом метили, а оружие считывает эту неощутимую метку «Я-свой»…

Лодка ушла вниз по реке и никто больше в деревне Василия не видел.

Пётр и Иван потом рассказали Светлане – когда началось, отец нарочно вылез под пули. Встал во весь рост и стрелял, стрелял, стрелял, обращая в пепел разбойников вместе с их юркими долблёными лодками.

Он умер мгновенно: пуля вышла, напрочь разворотив затылок, и тело камнем рухнуло в воду. Иван едва успел подцепить за одежду багром. Спустились подальше от осиного гнезда бандитов, нашли подходящее место, где и похоронили Василия. Пётр протянул девушке родительское оружие.

-Пробовали? – уныло осведомилась она. Ответом были столь же безрадостные кивки.

-Не работает… Хочешь, сходим туда, пока разбойники не оклемались? – предложили парни. Об этом Свету два раза просить не надо – наутро отплыли втроём.

Оксана долго стояла на берегу, хоть лодка давным-давно скрылась из вида. Потом поудобнее передвинула на плече автоматный ремень, тронула жёсткую шерсть собаки.

-Одни мы с тобою остались… Обе неторопливо пошли рядом.

Первая после гибели отца экспедиция выдалась для молодых лодкарей удачной. Рассудили правильно – после уничтожения практически всего «флота» речных разбойников им просто не на чем выходить навстречу торговым людям. Не спеша полазили по заводу, привезли хорошую добычу…