Я же здесь просто для виду, хотела крикнуть Миранда, страстно желая, чтобы именно она была источником его вдохновения.

Томори, быстро пересев на пустовавший стул Коула, стала что-то говорить ей на ухо. Миранда ответила японке извиняющейся улыбкой и покачала головой. Тихий голос Томори растворился в громе аплодисментов.

– Потрясающая песня, правда? – повторила та.

– Изумительная. Где только он ее нашел?

– В своем сердце, – спокойно рассудила Томори. Интересно, думала Миранда, давно ее предки покинули Японию? – Это его песня, – объяснила Томори, должно быть, заметив тень сомнения в глазах Миранды. – Он сам ее написал.

Миранда кивнула из вежливости, размышляя, кто мог вдохновить Коула на такую чудную песню. Видя, что Миранда по-прежнему не понимает, Томори добавила:

– Он написал ее два дня назад. Счастливая ты. Боже, неужели здесь собрались сплошные романтики? Или?

– Я… э… нет… по-моему, ты принимаешь меня за кого-то другого.

Миндалевидные глаза Томори серьезно смотрели на нее.

– Нет, это ты ошибаешься. Он пел для тебя.

Миранда улыбнулась. Ей хотелось выразить своей улыбкой вежливое недоверие, но она получилась робкой и испуганной.

Коул с Трентом вернулись к столу, и Виктория открыла торги. Поскольку Томори заняла место Коула, тому пришлось сесть рядом с Трентом по другую сторону от его жены. Он поймал взгляд Миранды и внимательно посмотрел ей в глаза. Как ей вести себя? Если поощрить его, он не оставит ее в покое. И тогда она пропала. Слишком опасно. Миранда поднесла к губам бокал с шампанским и буквально отхлебнула из него.

Томори начала рассказывать про своего малыша Люка, а Миранда погрузилась в раздумье. Вообще-то на нее это было не похоже: среди друзей и коллег она имела репутацию внимательного слушателя. Правда, и сейчас она умудрялась в нужный момент охнуть, ахнуть, выразить сочувствие, воодушевляя Томори, а в голове звучала песня Коула. Песня о любви с первого взгляда. О незаполненном пространстве в его душе. Неужели это она – тот самый недостающий кусочек для его счастья. Если верить Томори, то да, это она. Но Миранда опасалась ей верить. Похоже, эта женщина немного не в себе, размышляла она, в то время как Томори делилась с ней своими переживаниями по поводу запоров Люка.

– Попои его сливовым соком, – посоветовала Миранда, думая о своем.

Томори выразила согласие и переключилась на другую проблему новорожденного. Миранда признавала, что состояние ее души в последние дни вполне можно истолковать как любовь с первого взгляда. А если она просто потеряла голову? Ведь после Рика у нее никого не было. Торги на время приостановили, и официанты начали разносить напитки. Миранда уже выпила два бокала шампанского в добавление к вину за ужином, но она не задумываясь взяла с подноса у подошедшего к столику официанта третий бокал. Томори отказалась.

– Кормящая мать, – гордо заявила она Миранде. Миранда одобрительно улыбнулась, спровоцировав Томори на монолог о достоинствах вскармливания грудью. Энтузиазм молодой матери заставил ее задуматься о возможности иметь собственного ребенка. Раньше ей это как-то не приходило в голову. Даже когда у нее с Риком завязались серьезные отношения и появились мысли о замужестве. И не потому, что она не хотела детей. Просто и она, и Рик были настолько поглощены претворением в жизнь своих честолюбивых замыслов, что рождение даже одного ребенка никак не вписывалось в программу их пятилетнего плана.

Миранда вполне отдавала себе отчет в том, что причиной ее нежелания думать о детях являются воспоминания о собственном детстве. В общем-то тогда ей не так уж и плохо жилось, просто иногда было очень одиноко и горько. До смерти матери она жила, как в раю. Ее окружали заботой и вниманием любящие родители, брат и сестра.

Иногда она даже думала, что лучше бы ей не знать такого идиллического детства, потому что, когда рядом не оказалось чутких родителей, ее жизнь превратилась в кошмар. Предоставленная сама себе, она увязала в болоте детских проблем и невзгод, отчаянно цепляясь за измученную, усталую Мелани, ее единственную спасительную соломинку. Она отвергала всякие попытки друзей и дальних родственников сблизиться с ней, опасаясь, что, едва привязавшись к ним, вновь будет отброшена в темноту одиночества.

Поэтому, когда мысли о детях – собственных детях – невзначай посещали ее, она старалась сразу же избавиться от них. Она боялась, что вдруг умрет и оставит своих детей на произвол судьбы, как это случилось с ней самой. И еще больше боялась, что они покинут ее. Отвергнут. Лишат своей любви.

– Ты хочешь иметь детей? – Вопрос Томори вывел ее из оцепенения. Она посмотрела в чуткие, терпеливые глаза японки, в которых светился искренний интерес. Неужели Томори читает ее мысли? Или этот вопрос – случайное совпадение? Неожиданно для себя Миранда взахлеб стала рассказывать, о чем думала. Слишком много шампанского выпила, злилась на себя девушка, но остановиться не могла.

Ее излияния не удивили Томори; она, по-видимому, не ожидала другой реакции на свой простой вопрос. Прежде чем Миранда успела выговориться, японка деликатно подняла, ее из-за стола и вывела во внутренний дворик отеля.

Женщины сели на скамью под сенью вьющихся лиан, и тут Миранда разразилась слезами. Закрыв лицо ладонями, она, всхлипывая, продолжала свой рассказ. Слова срывались с ее губ неиссякаемым потоком. Холод бетона проникал сквозь тонкую шелковую материю, оголенные руки покалывал ледяной ветерок. Томори слушала молча, лишь иногда вставляя реплики из одного-двух слов, которые вызывали извержение новой лавины чувств.

Сколько они просидели так вдвоем, Миранда не могла бы сказать. Томори наконец встала и в знак признательности за доверие поднесла руки девушки к своему сердцу. Потом Миранда осталась одна.

Все еще тихонько всхлипывая, она поднялась со скамьи. Как ни странно, Миранда не испытывала смущения и досады за свою бурную откровенность; на душе стало легче, будто она смыла слезами накопившуюся в душе тяжесть. Миранда обернулась. И едва не налетела на Коула.

Он стоял чуть в стороне, перегораживая тропинку между бетонной скамьей и развесистой пальмой. Миранда смотрела на него, чувствуя, как в ней закипает ярость. Давно он торчит здесь? Значит, Томори ушла, чтобы уступить место Коулу? Что он слышал? Неужели это все специально подстроено?

Распаляя в себе гнев, Миранда решительно шагнула вперед и, упершись ладонью в грудь Коула, собралась оттолкнуть его с дороги. Неожиданно руки Коула сомкнулись у нее на спине, и она оказалась прижатой к нему. Миранда упала в сильные, надежные, уютные объятия, которым не хотелось сопротивляться. К горлу опять подступили слезы, но она подавила их.

Чуть отодвинувшись от груди Коула, Миранда внимательно рассматривала его лицо и читала в нем участие и понимание. И ей стало ясно, сколько он слышал. В глазах Коула не было жалости, которую она увидела на лице Рика, когда рассказала ему ничтожную долю того, что излила сегодня Томори. Миранда вздохнула свободнее.

Оба молчали, застыв в неподвижности. В тесных объятиях Коула было спокойно, но Миранда все-таки попыталась высвободиться. Холодный воздух тут же заполнил образовавшееся между телами узенькое свободное пространство. Очарование мгновения было нарушено.

– Ты давно тут стоишь? – спросила девушка огрубевшим от слез голосом, в котором Коул уловил недовольство. Она начинала сознавать свою уязвимость.

– Давно. – Его глаза, приобретшие цвет хмурого неба, не отрывались от ее лица. Он ждал, что она скажет.

Миранда, не найдя нужных слов, отвечала ему взглядом. На лбу Коула прибавилось непокорных прядей, не желавших лежать зачесанными назад, галстук чуть сместился набок. Его тело словно сопротивлялось строгому костюму, в который он был одет. И дело не в том, что этот костюм плохо сидел на нем, – как раз наоборот. Но Коул Тейлор был создан для джинсов и футболок. Уголки губ Миранды насмешливо изогнулись.

Коул воспринял ее улыбку, как приглашение к разговору, и кивком указал на скамью.