— Где! — Юрий прыгнул на досье, как тигр на беззащитную козочку. Теперь для него больше ничего не существовало. Про милую девушку с горстью веснушек на лице он забыл мгновенно. Юрий бухнулся на диван, и по привычке откинувшись спиной на спинку, а ногу закинув на валик дивана, читал досье, бормоча под нос слова.
— "Мареш Чижек". Это, оказывается, его фамилия, а не кличка. "Работник спецслужб Чехословакии, по образованию химик. Проходил стажировку в СССР в 1982 году, и переобучение в 1985 году. Внедрялся на короткий период в уголовную среду, в Саратовской тюрьме, под легендой лоховатого иностранца. Легко входит в доверие, мастер маскировки. За убийство одного из членов чешской оппозиции на родине заочно приговорен к смертной казни. Специалист по ядам, снайпер высшей категории. Водолаз, показал уникальные данные по задержке дыхания". Слышь, Мишка, вот он как ушел от нас, когда мы его машину в море столкнули. Выходит, открыл спокойно дверцу, и доплыл до островов. А до тех островков там было метров тридцать, не больше.
— Да, я тоже это понял, — согласился Мишка.
Дочитав досье до конца, Юрий все же остался недоволен.
— Плохо, очень плохо.
— Почему? — не понял Мишка.
— Тут нет ни фотографии, ни описания его особых примет. Рост и антропоморфические особенности я его и так знаю. Какой он на самом деле? Какой он был, каким может быть сейчас.
Тут в салон вплыла Ольга. Вплыла, это можно было сказать и в прямом, и в переносном смысле, потому что в ее платье быстро двигаться не было возможности. Это можно было бы назвать чешуей русалки, если бы русалки были черного цвета. Сверху плечи при этом оставались совсем открытыми, декольте поражало своими размерами и содержанием. Внизу эта черная чешуя плотно обтягивала бедра Ольги, а от колен и до щиколоток расклешивалась по подобию пышного рыбьего хвоста. Это смотрелось на Ольге настолько хорошо, что на пару минут Юрий забыл про все свои проблемы с чертовым киллером.
— Ну, как я тебе сейчас, Астафьев? Нравлюсь? — высокомерно спросила Ольга.
— Супер, — пробормотал он, не имея сил оторвать глаз от этого пиршества тела. Даже Мишка за своим компьютером забыл о работе, и сидел, вытаращив глаза на новоявленную русалку. Это как-то неприятно поразило Свету. Первый в ее жизни укол ревности поразил душу девушки.
— Вот в таком виде я поеду на бал, — заявила Ольга. — Этот костюм шили на Юльку, но он выглядит на ней ужасно. А мне как раз.
Юрий не мог отказать себе в удовольствии попробовать испортить жене настроение.
— Тебе это платье не как раз, а чересчур. Оно на тебе либо лопнет, либо ты в нем рано или поздно задохнешься.
— Это ты все из зависти говоришь, — верно поняла его Ольга, — только чтобы мне навредить.
Она еще раз крутанулась в кабинете, и спросила Юрия: — Ну, так ты точно не едешь на бал?
— Нет. Работы много.
— Ладно. Но учти, когда я приеду, я задам тебе все тот же вопрос, и ты мне на него ответишь правду.
Она выплыла из штаба, и Мишка спросил Астафьева: — А что это с Ольгой Леонидовной? Она какая-то странная сегодня.
— Это у ней приступ болезни.
— Ностальгия? — с сочувствием спросил Юдин.
— Да если бы, а то есть такая неизлечимая болезнь, называется — ревность.
Вздохнув, он снова принялся изучать досье Чижека. Он слышал, как прошествовала по коридору вниз к выходу, вся королевская рать бальных дам и кавалеров. На них даже сюда, в штаб, нещадно пахнуло самыми изысканными наборами духов. Мишка и Светлана, выскочившие на крыльцо, полюбоваться этим зрелищем, вернулись в совершенно обалделом состоянии.
— С ума сойти можно! Я думал, такое было только до революции, при царе, — восхитился Мишка.
Наконец высказала свое мнение и Светлана.
— А у Ольги Леонидовны все-таки самое лучшее платье. Нет, и у Нелли Владимировны красивое, и у Елены тоже. Но она просто настоящая русалка.
— Они что, все уехали? — спросил Юрий, не отрывая от бумаг глаз.
— Да, и Олег Андреевич, и Александр Викторович, — сообщил Мишка. Он постучал по клавиатуре, и радостно сообщил: — А вам тут еще письмишко. Снова ваш грузин что-то отгрузил.
Это было досье на Аркадия Харымова. Информация была скудной, и скучной, не сравнить с досье на чеха.
— Родился, учился, женился, развелся, — бормотал Юрий себе под нос. Потом он отложил в сторону эти бумаги, и пододвинул себе кипу другой. Это были дела свиты Олега Батова.
— Так, что у нас тут. Врач. Родился, женился, развелся. Секретарь — референт. А это кто? Водитель. Так он уже погиб, зачем они мне его подсунули?
Постепенно его начал смаривать сон. Тогда он поднялся, сделал несколько энергичных движений, и попросил свою новую знакомую: — Света, радость ты наша солнечная. Ради Бога, найдите мне где-нибудь в этом лабиринте роскоши и разврата кофейку.
— Кофейку? — как эхо повторила Светлана.
— Да, кофейку, и покрепче.
В это самое время бал уже начался. Ресторан "Русская изба" занимал почти весь первый этаж недавно отстроенной шестиэтажной гостиницы «Москва». Тут все было стилизовано под русскую деревню, и якобы деревянные стропила, и сидящие на них чучела курочек и петухов. Были и живые птицы, а в самом углу, в загончике жевали сено две настоящих козочки. Правда, в другом углу роскошная мраморная лестница вела на второй этаж, а для тех, кто из ресторана не мог идти своими ногами, предлагалось доставлять на свой этаж роскошным лифтом с зеркальными стенами. Гости съезжались на бал один краше другого. Была одна, крайне раскрученная в Голливуде звезда женского пола, с огромным бюстом и жуткой прической под немытые волосы. Присутствовали на вечере политики: зампремьера правительства, пара наших депутатов, правда, Жириновский, к огорчению публики, вырваться из Москвы не сумел. Зато были три американских конгрессмена, один из них совсем старенький, и два сенатора, с жизнерадостными улыбками надувных кукол. Но, больше всего было, конечно, бизнесменов. Тут было столько миллиардеров, что их охрана заняла подвесной балкон второго этажа, каждая наблюдая за своим подопечным. Один из владельцев «Де-Бирс» Николас Оппенгеймер, могучий, седой старик с обширными мешками под глазами, с улыбкой наблюдал, как вокруг него кружились в танце десяток одетых в кокошники девиц. Они с песнями и прибаутками подносили всем гостям традиционную чарку водки, и ендову с черной икрой. Выпил и он, подцепил ложкой икру, старательно прожевал.
— Карашо! — заметил потомок южноамериканских буров, и грохнул хрустальный бокал об мраморный пол.
А вокруг вовсю роилась обычная московская тусовочная жизнь. Среди знакомых Ольге лиц были тут Муса Исрапилов, чеченский миллиардер, владелец целой сети самых дорогих отелей столицы и Питера. В прошлый раз в Москве, на одной из вечеринок, Малиновская слишком откровенно потанцевала с ним, и тут же какой-то подвыпивший папарацци записал ее в очередные невесты кавказцу. Инесса Оболенская, модный режиссер, ни на шаг не отходила от своего протеже, знаменитого актера и сердцееда Игоря Ольховцева. Назавтра с утра должны были состояться съемки на натуре ее очередного боевика, но если Игорек перепьет или поддастся чарам очередной красотки, то десять тысяч баксов улетят псу под хвост. А она и так уже выбилась за рамки бюджета, и так боялась сказать про это Олежке Батову, основному спонсору будущего блокбастера.
Увидела Ольга еще одного героя летних газетных репортажей. Невысокий человек с длинными, черными волосами, в экзотичной, ярко-бардовой косоворотке, в казацких галифе с лампасами, и хромовых, начищенных до блеска сапогах, расхаживал по залу ресторана, и немигающим взглядом рассматривал всех и все, что попадалось ему на глаза. В руках его был мощный цифровой фотоаппарат, но в ход он его как раз не пускал. Антоний Головачев был самым искушенным в столице критиком по архитектуре, дизайну, и моде. В прошлый раз этого заслуженного гея республики журналисты почему-то записали в любовники к Астафьеву, и будущий Герой России был готов убить не только самого Головачева, но и того проклятого журналюгу.