– Хэнк не знает меры, и в этом его беда, – заметил дядя Рэй.

– Да уж, это точно, – сказала я насмешливо.

Я позвонила шерифу Ларсону и оставила сообщение. Дядя записал и это. Потом я собралась уходить – он повторил каждое мое движение.

– Дядя Рэй, я так больше не могу.

– Прости, детка. Это моя работа.

– Куда бы я ни пошла – всюду хвосты! Ты даже не представляешь, каково это!

– Вообще-то представляю. Однажды, когда я еще работал в полиции, мы устроили налет на наркопритон. Часть изъятого героина куда-то пропала, и за участниками налета установили слежку. Так вот, я и шагу ступить не мог, чтобы за мной не шпионил какой-нибудь мужик в плаще. Худо же мне пришлось.

Мы с дядей Рэем, словно два жалких мима, вовсю играли в «зеркало», когда в контору зашли мама с папой. Рэй поднял руки, сказал: «Ну все, на сегодня с меня хватит!» – и умчался на кухню, чтобы приготовить себе сандвич с пастрами.

Я стала думать, получится ли у меня удрать. Вообще-то бегаю я быстро, но если они устроили такую же подлянку, как дядя Рэй, то шансов у меня нет. Я начала потихонечку продвигаться к двери.

Мама захлопнула ее ногой.

– Надо поговорить, – сказала она грозно.

В этот миг я заметила открытое окно. Контора Спеллманов находится на первом этаже, окно всего в пяти футах от земли, а бетонная дорожка вокруг дома ведет прямо к машине. Я могла бы пинком выбить москитную сетку и выпрыгнуть на улицу. Родители бы этот номер не повторили. Им придется пробежать через три двери, чтобы меня поймать. Моя уверенность росла. Спасение было рядом. Я уйду от неприятного разговора и получу свободный день!

– О чем? – спросила я, продвигаясь к окну.

– Если хочешь – уходи.

– В смысле?

– Закрой дело Сноу и увольняйся.

– Но мы же договорились?

– Считай, ты уволена, – сказал папа.

– Он угрожает подать на нас в суд, – добавила мама.

– Я же говорила, не волнуйтесь насчет Мартина Сноу. Он блефует.

– Мы не хотим рисковать, Изабелл.

– Закрывай дело. Мы серьезно. Прямо сейчас.

Будь это обычное неразрешимое дело, я бы его закрыла. Но тут все было гораздо сложнее. За двенадцать лет возникло лишь несколько вопросов и ни одного ответа. Мне нагло врали трое человек, пропала машина и сто тысяч долларов. Да это же почти настоящая тайна! Я не могла остановиться. Только не теперь. В одном я была уверена: надо бежать из дома.

Я распахнула окно, вытолкнула сетку и спрыгнула на бетонную дорожку. Подбежала к машине, открыла дверь. К счастью, никакой жвачки в замке не было. Я вставила ключ зажигания и… машина не завелась.

Я немного посидела, слушая собственное тяжелое дыхание. Мама стояла на крыльце и наблюдала. Я открыла капот. Нет, это просто черт знает что такое! В воздухе беспомощно висели проводки, а с того места, где должен быть аккумулятор, мне самодовольно улыбалась пустота.

– Где аккумулятор? – спросила я маму.

Та пожала плечами:

– Не знаю, милая. А где ты видела его последний раз? – И вернулась в дом.

Я села обратно в машину и попыталась разработать план, как заполучить аккумулятор и сбежать от родителей, но вскоре убедилась, что это невозможно. Папа с мамой опять меня перехитрили! Я больше не думала о причинах, следствиях и справедливости. Я просто хотела выиграть, хотя бы разок. Для начала позвонила Мартину Сноу и оставила сообщение: он блефует, а меня пустыми угрозами не запугать. И вообще нам давно пора встретиться.

Тут Рэй открыла дверь машины и спросила, можно ли ей поехать со мной. Я ответила, что можно, потому что я иду в дом. Там я пронеслась через контору, кухню и стала нарезать круги по гостиной. Рэй не отставала. Я развернулась и схватила ее за плечи.

– Хочешь заработать полтинник? – спросила я.

– Это риторический вопрос?

– Где-то в доме спрятан аккумулятор. Найди его.

Рэй ушла на задание, а я стала прочесывать дом в поисках родителей и поймала их на лестнице.

Я могла постоять за себя. Пора было положить конец этому безобразию.

– Если вы не хотите всю оставшуюся жизнь смотреть на меня исключительно в бинокль, то немедленно прекратите. Больше никаких хвостов, жучков, вранья и угроз. Просто. Оставьте. Меня. В покое!

Я повернулась к двери и увидела Рэй. Вся перепачканная машинным маслом, она держала в руках аккумулятор. Я потянулась к нему, но сестричка отступила.

– Куда ты поедешь? – спросила она.

– Не знаю.

– Ты вернешься?

Я посмотрела на родителей, потом снова на Рэй.

– Очень не скоро.

Тогда она снова отступила, железной хваткой вцепившись в аккумулятор. Просто так она мне его не отдаст.

– Я делаю это ради тебя, – сказала я.

– Неправда.

– Правда. Я хочу, чтобы ты знала, как живут нормальные люди.

– Рэй, отдай аккумулятор, – приказала мама.

– Нет! – закричала та.

В коридор вошел дядя Рэй, высвободил аккумулятор из грязных пальчиков сестры и передал мне. Потом обратился к родителям:

– Дадим ей пятнадцать минут форы, хорошо? Нам всем надо передохнуть.

Я вышла из дома, поставила аккумулятор на место и уехала, никем не преследуемая. Я не знала, сколько это продлится, но дядя Рэй дал мне то, в чем я по-настоящему нуждалась: время перевести дух.

Я решила сперва заехать к Дэниелу и узнать, в какой серии Макс переходит улицу, залезая и вылезая из нескольких такси подряд. Но тут зазвонил мой сотовый. Это был Дэвид.

Он назначил мне встречу в Хейт, прямо сейчас.

– Что произошло?

– Скоро узнаешь.

Прежде чем повесить трубку, он спросил:

– Мама все еще следит за тобой?

– Не знаю.

– Если следит, то не приезжай, – сказал он и нажал «отбой».

Двадцать минут спустя я сидела с братом в тату-салоне и рассматривала альбом с рисунками.

– Я никогда не просил ее сводить татуировки, – сказал Дэвид.

И я ему поверила. Но мне до сих пор не верилось, что он встречается – нет, живет! – с моей лучшей подругой. Мой брат – весь из себя правильный адвокат в костюме за штуку баксов! С моей подругой, которая продырявила или вытатуировала половину тела! Это невероятно. Я дружила с Петрой с восьмого класса, то есть он знаком с ней больше пятнадцати лет. С тех пор как они начали встречаться, она свела уже три наколки – волшебного дракончика Паффа, могилу Джимми Хендрикса и пронзенное сердце с надписью «Брэндон».

Разумеется, я предположила, что Дэвид при помощи тонких намеков стал мало-помалу подрывать ее уверенность в себе. Но на самом деле Дэвид при помощи тонких намеков пытался выведать, в какой салон она ходила. Я была нужна ему для опознания – он решил наколоть себе сведенные татуировки и образумить Петру. Мы выбрали Паффа, поскольку Дэвид никогда не был ярым поклонником Хендрикса, а с «Брэндоном» его бы приняли за гея.

Он вспотел, как только Клайв стал протирать спиртом его руку.

– Больно будет? – спросил Дэвид.

– Мне будет больнее, чем тебе, – ответил Клайв, чем сразу мне понравился. Даже очень.

Следующие три часа Дэвид морщился, стонал и ничего не говорил, а я время от времени комментировала происходящее:

– Молись, чтобы твое лицо не застыло в таком виде.

– Боже, ты что, плачешь?

– Крепись, брат!

– Это навсегда, ты знал?

– А что, весело. Спасибо за приглашение.

К концу процедуры Дэвид был бледен как смерть и его тошнило. Мы прошли вниз по Хейт до местной пивоварни и заказали по кружке.

– Дэвид, с тобой недавно произошло что-то страшное?

– В смысле? – буркнул он. Его страдальческая гримаса к тому времени превратилась в легкий тик.

– У тебя всегда была фобия верности, – пояснила я.

– Люди меняются.

– Это я уже слышала.

– Почему ты не рада за меня?

– Я рада за тебя. А за нее не слишком.

– Изабелл, я ее люблю.

– Почему?

– Она знает, что у меня есть недостатки.

– Ты не перестаешь меня удивлять.

Дэвид поправил повязку на плече.