— Дать задний ход? — каждым словом источая насмешку, переспросила Джулиет. — Хочешь, чтобы я подавляла желание, вместо того, чтобы разжигать?

— Да, именно этого мне бы хотелось.

— Неужели ты сам не справишься?.

— Ой! — Сложив пальцы правой руки пистолетом, я «прострелил» себе сердце. Вот что мне больше всего нравится в Джулиет — жесткая прямота, как две капли воды похожая на садизм. Она отлично нейтрализует мою природную сентиментальность и веру в лучшие качества человека.

Снова сосредоточившись на ксерокопиях, я изучил их чуть внимательнее.

— Ну, в принципе понятно. Они все из одного района, маловероятно, что такое количество тяжких преступлений на столь…

Я осекся: Джулиет категорично качала головой.

— Тогда в чем дело?

— Вот в этом. — Она постучала по лежащему снизу листочку, который я пропустил, так как он был другого формата и на первый взгляд казался лишь списком имен. Я принял его за указатель: ведь некоторые из имен уже фигурировали в досье. На этот раз я сосредоточился, и — бинго! — до меня дошло. Бурбон, как известно, готовят из зернового затора, и не переброди он в штате Кентукки, процесс бы завершился в моем желудке.

Список отпечатали на машинке, замазав помарки «штрихом», а сверху стояло краткое заглавие «Прихожане».

— Святые угодники, — пролепетал я, — вот так дерьмо!

— Действительно дерьмо, Кастор, только угодники, наоборот, не святые, а нечестивые!

— Все эти люди посещали церковь святого Михаила?

Суккуб кивнула.

— А теперь все они стали безумными, одержимыми мыслью об убийстве маньяками?

— Ну, вопрос лишь в семантике…

— То есть?

— Если считать их безумными, значит, они потеряли способность принимать моральные решения.

— Отец с сыном насилуют пенсионерок? Божьи одуванчики протыкают трахеи мужьям? По-твоему, что с ними случилось? Что они потеряли?

— Совесть. Живущие в них пороки вырвались на свободу, и отныне свои желания эти люди осуществляют самым доступным способом. Почувствовав похоть — насилуют; разозлившись — убивают; поддавшись жадности — громят торговый центр.

— Думаешь, те люди в «Уайтлифе»…

— Не думаю, а уверена, поскольку проверяла… — Сунув руку все в тот же бездонный карман, суккуб выложила на стол несколько кошельков и бумажников. Моментально вспомнилось, как она опустилась на колени возле раненого безумца. Я еще подумал, Джулиет нащупывает пульс, а она шарила по карманам. — Джейсон Миллс, — зачитала она, — Говард Лакбридж, Эллен Родерер.

Я глянул в список, заранее зная, что в нем увижу.

— И Сьюзен Бук, — добавил я, просто показывая, что не упустил логическую нить.

— Да, конечно, и Сьюзен Бук.

Принесли еду. Официант максимально растянул процесс, разглядывая Джулиет во всех мыслимых ракурсах, а я умирал от нетерпения: когда же он уйдет?

— Так что ты имеешь в виду? — не вытерпел я. — Все эти люди были в святом Михаиле в субботу, когда… когда случилось то, что случилось? Именно после службы у них отказали механизмы торможения агрессии и напрочь пропали угрызения совести? Они разом превратились в безвольных рабов своих собственных желаний?

Джулиет коротко кивнула, пробуя ми-горенг,^[33] которую вовсе не заказывала.

— Они одержимы.

— Все до одного?

— Именно. Кастор, ты читаешь Библию?

— Только когда по телевизору нет ничего путного.

— А комментарии, экзегезы и конкордансы?

— Нет, все руки не доходят.

— Тебе известно, как иудеи относятся к Христу?

Я раздраженно пожал плечами: похоже, ожидаются пространные аналогии. До чего же не хотелось их выслушивать!

— Не знаю… Наверное, полагают, Иисус связался с плохой компанией.

— Я имела в виду, как они его воспринимают? К какому рангу причисляют?

— У меня нет вариантов, говори!

— Они считают Иисуса пророком. Подобным Илии или Моисею, не больше и не меньше. Одним из многих. Тем, к кому Бог обращался, через кого говорил, но никак не сыном Божьим.

— И что?

— А христиане уверены: пребывание Бога в Иисусе было иным, чем пребывание в пророках.

Вместо дурацкого подыгрывания я медленно пригубил виски. Уверен, Джулиет доберется до истины и без моих наводящих вопросов.

— В аду все так же, как на небесах, — наконец проговорила она. — Человеческой душой демоны могут овладевать по-разному.

Возникла пауза, во время которой Джулиет ела, причем делала это с огромным, чуть ли не диким аппетитом, а потом аккуратно облизнула уголки рта длинным гибким языком с раздвоенным концом. Впервые его увидев, я чуть не обделался от страха, а сейчас лишь гадал, для чего, помимо личной гигиены, суккуб использует свой язык.

Подняв изящную руку, Джулиет стала загибать пальцы. На ногтях сверкал лак медного цвета, или же сегодня ее ногти действительно были из меди.

— Первый и самый простой способ — полное овладение; при нем демон подавляет душу и съедает ее изнутри. Тело становится сосудом, которым он волен пользоваться, сколько сочтет нужным. Такое происходит чаще, чем ты думаешь, и всегда с согласия хозяина тела.

— То есть человек просит демона сожрать его душу?

— Да, человек соглашается на своего рода сделку: принимает условия, одним из которых является утрата души. Очевидно, люди не до конца понимают, что это значит — вечные муки в аду, отлучение от Бога, ну или как там трактует текущая ортодоксия. Для нас же это значит одно: сезон охоты открыт, и душу можно есть.

Вообще-то желудок у меня здоровый, но аппетит начал быстро пропадать. Уж слишком явное наслаждение сквозило в голосе Джулиет.

— А кто устанавливает правила? Открытие сезона охоты подразумевает, что кто-то выдает лицензии. Этим занимается…

— Существуют вопросы, на которые я не смогу ответить, — перебила суккуб и рассекла ладонью воздух, будто отмахиваясь от камеры назойливого папарацци. — Этот как раз такой. Но если ты хотел спросить: «Этим занимается Бог?», то ответ отрицательный. Все намного… намного запутаннее.

— Запутаннее?

— Сложнее. Ситуации складываются определенным образом, и рельеф местности диктует правила применения сил и средств. Тем не менее это лишь одна из форм одержимости, одна крайность: демон съедает душу человека и живет в его телесной оболочке.

— Ясно, — нехотя кивнул я, — продолжай.

— Форма номер два — домашний арест. Демон способен подавить душу без согласия хозяина и взять ее в плен. В этом случае он так же сможет пользоваться телом, как собственным. Душа хозяина останется в нем жить, станет наблюдать за своими действиями, чувствовать их и переживать, но не как водитель, а как бесправный пассажир.

— Черт подери! — Я уже зачерпнул палочками лапшу, но тут положил их обратно на пад тай.^[34] Именно так Асмодей поступил с Рафи: угнал автобус, якобы на короткое время, и давай колесить по городу! Развеселая поездка длится уже два года.

— Первый и второй случаи имеют много общего, — продолжала Джулиет, не обращая внимания на мое беспокойство. — В обоих демон буквально захватывает человеческую душу. Однако есть и другие способы сосуществования. Полагаю, ты бы сказал, другие степени и этапы. Например, другая крайность: демон одаривает мужчину или женщину частью своей сущности.

— Одаривает?

— Ну, если тебе больше нравится, то заражает. Облагает… Наделяет… Кастор, давай не будем спорить о семантике! Естественно, у нас с тобой разные моральные установки, другого ты ожидать не вправе.

— Да, — признал я, — пожалуй, не вправе. Но ведь ты все-таки здесь!

— Ну, это просто работа, — пожала плечами Джулиет.

— Угу, как если бы бубонная чума стала женщиной и устроилась медсестрой в больницу.

Суккуб по-настоящему рассмеялась.

— Да, именно так. В любом случае в дарении главное то, что мы можем делать это сколько пожелаем. Предел, естественно, существует, потому как в результате наши силы уменьшаются. Сильный демон способен одарить несколько сот человек, но сам ощутимо ослабнет. Чтобы восстановиться, он со временем должен будет востребовать подарки обратно.