Далее Эймерико предписывает: «экзамен» следует использовать только тогда, когда все прочие способы добиться правды потерпели неудачу, и рекомендует применять прежде всего увещевания, мягкость и хитрость, чтобы вытянуть из узника признание.

Более того, он отмечает, что пытки не всегда позволяют раскрыть истину. Бывают слабые люди, которые при первых муках признают даже то, чего они не совершали; есть другие, столь упрямые и стойкие, что могут стерпеть сильнейшие боли; есть и такие, кто уже перенес пытку и способен выдержать ее с величайшим мужеством, умея настроиться перед ней; а есть и такие, кто посредством колдовства остается почти бесчувственным к боли и скорее умрет, чем что-нибудь выдаст.

Последние, предупреждает Пенья инквизиторов, точно пересказывают Евангелие наизусть, но заменяют при этом имена ангелов неизвестными именами, рисуют круги и прочие магические фигуры. К тому же, они носят нательные амулеты.

«Я даже не знаю, – признается он, – какие средства действенны против такого колдовства, но хорошо бы раздеть и тщательно осмотреть подозреваемого, прежде чем приступать к экзамену».

Эймерико рекомендует инквизиторам постараться склонить подследственного к признанию, пока в присутствии приговоренного к пытке экзекуторы готовят свои инструменты. Палачи должны резко сорвать с него одежды, причем им следует делать вид, будто они делают это с сожалением и сочувствуют ему. Раздетого, его следует отвести в сторону и решительно призвать к признанию. Ему можно пообещать сохранить жизнь, убеждая, что совершенный им проступок не повлечет жестокой расплаты.

Если все доводы напрасны, инквизитору следует приступить к допросу, начиная с более простых дел из числа тех, в которых обвиняется подозреваемый, ибо он, естественно, сознается в них с большей готовностью (после чего можно переходить к более тяжелым преступлениям). Необходимо иметь под рукой писаря, чтобы зафиксировать все вопросы и ответы.

Если обвиняемый упорствует в своих опровержениях, рекомендуется продемонстрировать ему орудия пытки, которой его подвергнут, если не услышат всей правды.

Если он по-прежнему отрицает свою вину, «экзамен» может быть продолжен в течение второго или третьего дня, но недопустимо устраивать повторную пытку.

Здесь мы вновь сталкиваемся с тем, как инквизиторы соблюдали буквы и ужасающе свирепый дух закона. Пытку нельзя повторять, потому что закон запрещает делать это более одного раза, если после первой пытки не появились новые улики; но не запрещено продолжать ее. По-видимому, тем, кто издавал сей закон, и во сне не снились изощренные уловки инквизиторов.

Представляется почти невероятным, чтобы люди жонглировали словами с подобной целью. Но вот отрывок из «Directorium»:

«Продолжать, но не повторять, поскольку повторение недопустимо, если вдруг не обнаружились новые сведения; однако продолжение не запрещено».

Чтобы не оказаться перед проблемой повторения пытки, они «временно приостанавливали» ее, едва выносливость допрашиваемого оказывалась на пределе, и переносили продолжение «экзамена» на второй или третий день, прерывая и возобновляя его вновь и вновь по своему усмотрению.

Несчастный, конечно, не чувствовал разницы между одним словом и другим, ибо для него не формулировка закона определяла переносимые им мучения. Но разница существовала – важная разница с точки зрения буквы закона.

По этому поводу апологет инквизиции Гарсиа Родриго в своей «Historia Verdadera de la Inquisicion» очень смело заявляет о снисходительности суда инквизиции в сравнении с гражданскими трибуналами. Он сравнивает методы тех и других, отдает предпочтение первым и, чтобы доказать нам, что опирающийся на учение милосердия знает также способы проявления истинного милосердия на практике, указывает с очевидной неискренностью на тот факт, что в гражданских судах дозволено трижды возобновлять пытку, если ее по каким-то причинам пришлось прервать, тогда как суд инквизиции (формально!) может употребить ее лишь единожды, «ибо правила запрещают повторение».

Он забывает добавить, что сформулированное в «Directorium» уложение, как мы убедились, не составляет труда обойти.

Проще взглянуть на проблему с другой стороны. В гражданских судах, например, людей благородного происхождения вообще не подвергали пыткам. Ничего подобного не было в судопроизводстве инквизиции, которая исходила из того, что перед Богом все равны. Исключения не делалось ни для кого. А в Арагоне, где пытки вообще никогда не использовались гражданским судом, к ним прибегали только трибуналы Святой палаты. Так какой суд – гражданский или инквизиции – более милосердный?

Если обвиняемый пройдет испытание пыткой и не сделает признания, инквизитор может распорядиться об отмене приговора, констатируя, что в результате тщательного расследования не удалось обнаружить никаких доказательств причастности подследственного к преступлению, вменяемому ему в вину. Сие, безусловно, не являлось оправдательным вердиктом, и человека можно было в любой момент вновь арестовать и подвергнуть испытанию.

В своих комментариях Пенья сообщает, что пытка разделяется на пять этапов. Он не вдается в детали, утверждая, что они в достаточной степени известны всем. Эти пять этапов перечисляет Лимборк.

Первые четыре не являются мучением физическим, а представляют собой психологическое воздействие; лишь на пятом этапе применяется физическая пытка. Концепция разработана с дьявольской изощренностью. Тем не менее, нам внушают, что цель ее милосердна, поскольку церковь считает более милосердным мучить и вселять ужас в души людей, чем кромсать их тела.

На этом построены и другие директивы Эймерико, хотя сам он не вводит разделения на этапы. А они таковы:

1) Угроза пытки.

2) Посещение комнаты пыток, демонстрация инструментов и объяснение их назначения.

3) Раздевание и подготовка к испытанию,

4) Укладывание и привязывание к устройству.

5) Собственно пытка.

Собственно пытка проводилась различными способами, и инквизитор мог использовать любой из них, какой считал наиболее подходящим и действенным, но Пенья не советовал обращаться к чему-то необычному. Комментатор Марсилий сообщает, что в основном применялись четырнадцать вариаций, и добавляет, что одобряет и другие – например, лишение сна. Его поддержал ряд других авторов, чего нельзя сказать о Пенье. Даже он был шокирован изобретательностью церковников в этой области и признал, что подобные изыскания больше к лицу палачам, чем теологам.

Необходимо согласиться, что протоколы не отражают всей дьявольской изобретательности, слухи о которой получили столь широкое распространение. Жестокая изощренность инквизиторов проявлялась скорее в психологическом плане, нежели в плане физических мучений. И мы видим, что Пенья осуждает инквизиторов, уделяющих основное внимание изобретению новых устройств для варварских издевательств.

Из документов становится совершенно очевидно, что Святая палата вынуждена была довольствоваться в основном уже существовавшими к тому времени устройствами, для пыток или, скорее, ограниченным набором наиболее эффективных из них.

Испытание огнем заключалось в поджаривании пяток подследственного, предварительно смазанных жиром, – применялось в редких случаях. Варварская жестокость имела место при грандиозном аутодафе, произошедшем в Вальядолиде в 1636 году: десятерых евреев, признанных виновными в сквернословии в адрес распятия, заставили стоять с прибитой гвоздями к поперечине креста Святого Андрея рукой, пока зачитывался смертный приговор.

Однако, как правило, инквизиторы избегали подобного объединения пытки и казни. Для «экзамена» они обычно выбирали один из следующих методов: дыба, «garrucha» – пытка повторяющимся кратковременным подвешиванием (или «tratta di corda» у итальянцев); и «escalera», то есть «лестница», – пытка водой.

Инквизиторы лично – как предписано Торквемадой – вели допрос заключенного, сопровождаемые своими писарями, которые подробнейшим образом описывали все, что происходило во время дознания.