На другой день полк получил задачу — уничтожить самолеты противника, обнаруженные накануне экипажем И. Т. Гросула. Для уточнения наличия самолетов на разведку в район аэродрома был направлен экипаж летчика Захарова с штурманом Петровым, который донес, что в указанных координатах ни аэродрома, ни самолетов он не обнаружил. Вылет был отложен, экипаж Гросула был снова послан для уточнения места нахождения цели. Вслед за ним был послан экипаж летчика Ф. К. Паращенко со штурманом В. Т. Сенатором с той же задачей.
Самолет Гросула пришел на обнаруженный им вчера аэродром, но на нем уже ничего не было. На высоте трех тысяч метров экипаж начал поиски улетевших самолетов и обнаружил их в 40 километрах от того места, где они были вчера. [267] Здесь находилось до 80 самолетов.
Сообщив координаты вновь обнаруженного аэродрома, экипаж приступил к выполнению задания и лег на боевой курс. Разрыв первой бомбы произошел в центре укатанной полосы, дальнейшие разрывы пошли к стоянкам самолетов и завершились прямыми попаданиями в Ю-52. В это время стрелок-радист Черноока доложил, что четыре истребителя противника идут за самолетом на той же высоте и догоняют. Надо уходить в облачность, но до нее нужно еще долететь. Бой принимать бессмысленно, ибо исход его при таком соотношении сил очевиден. Экипаж на максимально возможной скорости идет к облакам. Кто скорее?! Только люди, побывавшие в таких переделках и уже знающие, чем и как это кончается, могут, читая эти строки, пережить еще раз свои ощущения. Трудно сопоставить с чем-либо эти ощущения и переживания… Абсолютно реальная возможность быть этому полету последним, и в то же самое время очевидная возможность выйти из такого положения победителем, если будут сохранены ясность ума, выдержка и воля. Малейшая растерянность, потеря даже на какой-то малый отрезок времени самообладания обязательно перенесет вас в небытие.
…Наконец, истребители противника открывают огонь с дальних дистанций. Значит, у них нет уверенности в возможности догнать наш самолет, а где пропадает уверенность, там пропадает и настойчивость. Для наших это уже половина победы. Трасса снарядов проходит выше бомбардировщика, и вскоре самолет входит в облака. И вот здесь, в который уже раз, каждый из членов экипажа мог подумать: «А что было бы, если?.. Что-то будет с экипажем Паращенко?!»
Вернувшись на свой аэродром, экипаж Гросула не застал там однополчан, следовательно, получив его радиограмму, они улетели на бомбардировку вновь обнаруженного аэродрома. К исходу дня все экипажи вернулись на свой аэродром, кроме экипажа Ф. К. Паращенко со штурманом В. Т. Сенатором, стрелком-радистом Пашинкиным и стрелком Гершером. Это был отличный экипаж, а его стрелки — непременные участники полковой самодеятельности.
Через трое суток неожиданно появились командир корабля Паращенко и его штурман Сенатор. И вот что они рассказали.
Ведя поиск аэродрома противника, они на значительном от себя расстоянии увидели разрывы бомб, сброшенных с самолета Гросула, а когда подошли ближе, обнаружили аэродром и на нем самолеты. Сделав расчеты, легли на боевой курс. После того как отбомбились и пошли домой, были атакованы четырьмя фашистскими истребителями. В этом неравном бою были убиты стрелки, а вскоре был сбит и оставшийся без огневой защиты самолет. Летчик и штурман выбросились на парашютах и приземлились между вражескими и нашими позициями. [268] Немцы открыли по ним огонь, а наши по немцам. Экипаж спрятался в большую воронку. Попытки наших солдат пробраться к экипажу пресекались интенсивным огнем гитлеровцев. И лишь ночью наши разведчики пробрались к ним, вывели их к своим войскам, откуда Паращенко и Сенатор были отправлены в свою часть. На другом самолете, с новым составом экипажа продолжали они свою боевую работу. Все они в дальнейшем стали Героями Советского Союза. И. Т. Гросул совершил за войну 346 боевых вылетов и побывал во многих и многих переделках; Л. П. Глущенко сделал 340 боевых вылетов; Ф. К. Паращенко — 388, а его штурман В. Т. Сенатор — 353 боевых вылета и погиб в сентябре 1944 года…
Наша авиация нарушала перевозки противника, нанося удары по железнодорожным станциям на участках Лихая — Морозовский, а в период наступления группы Манштейна из района Котельниково держала под своим воздействием железную дорогу Сальск — Котельниково и уничтожала авиацию противника на аэродромах. В ноябре АДД сделала 2733 самолето-вылета. В декабре при не менее сложных метеорологических условиях сделано 3949 самолето-вылетов.
Удачное размещение частей и соединений АДД по фронту давало возможность наносить мощные удары по гитлеровцам не только в тактической, но и в оперативной глубине независимо от наземной обстановки и изменения линии фронта.
Подводя итоги боевой деятельности АДД в 1942 году, прежде всего нужно сказать о том, какие задачи она выполняла:
— разрушала административно-политические и военно-промышленные объекты в глубоком тылу противника, в городах Берлине, Данциге, Кенигсберге, Будапеште, Бухаресте и других;
— содействовала операциям наших войск на северо-западном, западном, юго-западном и южном направлениях, бомбардируя войска, оборонительные сооружения, железнодорожные узлы, станции и аэродромы гитлеровцев;
— противодействовала противнику при прорыве им обороны наших войск на воронежском, сталинградском направлениях и на Северном Кавказе; содействовала войскам Юго-Западного, Донского и Сталинградского фронтов в окружении и разгроме противника под Сталинградом; препятствовала железнодорожным перевозкам противника, нарушая оперативные переброски войск и техники;
— уничтожала авиацию противника на аэродромах базирования на севере Финляндии и Норвегии с целью предотвращения ее налетов на караваны судов наших союзников;
— обеспечивала доставку людей, грузов в тыл противника и вывозила раненых партизан, а также выполняла специальные полеты в глубокий вражеский тыл. [269]
За неполных десять месяцев с момента ее организации АДД, произвела 38154 самолето-вылета, не имея в своей работе ни пауз, ни перерывов. Если сегодня заканчивалась боевая работа на одном фронте, завтра она требовалась на другом. Из месяца в месяц наращивалось число боевых вылетов.
За 1942 год, несмотря на трудности, связанные с эвакуацией авиационной промышленности на восток, мы получили 650 новых самолетов, которые с лихвой восполнили наши потери. Огромную работу проделал командный состав по вводу в строй новых боевых экипажей.
Несмотря на то что мы потеряли за это время 477 самолетов и 320 экипажей, мы имели уже налицо 699 экипажей, из них 580 ночников, при 564 боевых самолетах, что показывает наличие серьезного резерва в подготовленных экипажах.
Увеличивающийся с каждым месяцем выпуск самолетов-бомбардировщиков, налаженная подготовка экипажей вселяли уверенность в то, что, несмотря на потери, которые приходилось нести (потери американцев и англичан намного превосходили наши в процентном отношении к числу боевых вылетов), Авиации дальнего действия предстоял дальнейший рост, а следовательно, и увеличение объема боевой работы.
В 1942 году мне довелось (и не однажды) побывать на различных фронтах для организации и проведения боевых действий АДД. Я был на Ленинградском, Волховском, Калининском, Западном, Юго-Западном, Сталинградском, Донском фронтах, познакомился со многими военачальниками, приглядывался к людям, к обстановке и организации работы штабов. Незаметно для самого себя от простого ознакомления и познавания новой обстановки, в которой мне доводилось оказываться, я пришел и к сравнениям, сопоставлениям, выводам. Не единожды в жизни мне приходилось убеждаться в том, что поговорка «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать» — мудрая поговорка.
Были разные фронты, были и разные командующие с присущим только им стилем работы и общения с людьми. Одни горячие, другие более уравновешенные, а иногда и флегматичные. Одни нетерпеливые и легко возбудимые, другие степенные и спокойные. Со многими командующими фронтами и армиями довелось мне встречаться, и про каждого из них можно написать целую книгу. Поистине нет иного места, чем фронт, где бы жизнь десятков и сотен тысяч людей столь зависела от правильных или неправильных действий одного-единственного человека — командующего. Именно это привлекало мое внимание. И у меня, как и у любого другого человека, на основании личных впечатлений и общений, естественно, начинало складываться и сугубо личное мнение о людях, с которыми довелось соприкасаться за этот очень напряженный, очень тяжелый 1942 год. [270]
