Кормили примитивно, но хорошо, относились ко мне, как мне показалось, с уважением и опаской — но без враждебности. Полицейские здесь популярностью не пользовались, власть ненавидела народ и народ отвечал ей тем же. Посредниками между властью и народом выступали полицейские и армия, а средством диалога были автоматы и пулеметы…

Тот, кого я ждал — первое звено в длинной цепочке террористической сети, пришел ко мне уже на следующий день, примерно в обед. Поставил на пол пластиковый бутыль с водой, девятнадцатилитровый, какими снабжают международную коалицию в Афганистане, поставил рядом на пол большое, накрытое крышкой блюдо с моим обедом. Сел на стул — по-американски, задом наперед, с любопытством уставился на меня. Посредник был худ, невысок, молод…

— Меня зовут Мехмет. А тебя?

— Гордон…

— Гордон… Ты американец?

— Да…

Мехмет замолчал, глядя мне в глаза не отрываясь. Видимо, пытался просчитать дальнейший разговор. Интересно, а он что думал, что я буду отказываться от того, что я — американец?

— Кто ты?

— Я моряк. Всего лишь моряк, с сухогруза «Катания». Ошвартовались сегодня утром в вашем порту.

— Моряк… Айша говорит, что ты совсем не моряк. Она говорит, что ты убил полицейских.

— Они убили моего друга. Он тоже был моряком, мы ходили[43] на одном и том же корабле. Он ничего плохого не сделал — а они взяли и убили его. Что мне было делать?

Посредник говорил на хорошем английском, меня вообще удивляло — похоже, в Карачи английский знала большая часть населения. За что они нас ненавидят? Чего им не хватает?

— Ты убил нескольких полицейских… Гордон. Они и вправду были плохими людьми, они убивали беззащитных людей. У меня были друзья, которые погибли от рук этих полицейских. Но там было несколько полицейских, у них в руках были автоматы, а у тебя в руках не было ничего. Мои друзья погибали с оружием в руках, а у тебя были голые руки. И, тем не менее, полицейские мертвы, а ты жив. Кто научил тебя убивать, Гордон?

— Флот. Я служил во флоте… — немного приоткрылся я.

— Да? И ты воевал?

— Нет. Но эти полицейские вели себя глупо, американские полицейские не допустили бы таких ошибок, какие допустили они.

Мехмет снова задумался…

— И что ты собираешься делать дальше?

— Сваливать из страны. Если позволите — пересижу здесь пару дней, пока идут поиски, а когда успокоится — рвану. В порт я проберусь, судно через три дня отходит…

— А капитан? Ты думаешь, ему неизвестно, что произошло.

— Я американец и он — американец. А они — палестинцы… А для чего ты спрашиваешь?

— Да так… Ты знаешь, кого ты убил?

— Откуда? Я первый раз их увидел в коридоре…

— Там был такой — в форме, с усиками и в очках?

— Был… Это он Джулиано убил, сука… Его я первого застрелил…

— Это капитан Доштагери, по прозвищу «Мясник», да проклянет Аллах его и весь род его, да падет на них кара Аллаха по делам их! Он был заместителем начальника местного отдела полиции по борьбе с терроризмом. Он убивал, пытал, от его рук погибло много людей. А ты казнил его, за что вся умма[44] благодарна тебе…

— И что?

— А вот что… Я тебе предлагаю совершить небольшую поездку. Мой учитель, да продлит Аллах дни его, желает видеть и говорить с человеком, что избавил Карачи от проклятого палача Доштагери, продавшегося неверным и обагрившего руки кровью многих правоверных. Это большая честь, не отказывайся…

— И где он хочет с мной встретиться?

— Это тебе знать не нужно. Учитель пребывает в сокрытии и редко с кем-то встречается. На моей памяти еще не было, чтобы он пожелал встретиться с кяфиром…

— Мне это знать нужно. Если это за городом — то как мы выедем из него и как вернемся обратно?

— Об этом не беспокойся. Мы неоднократно вывозили этим путем братьев. И полицейские ничего не смогли сделать. Вечером поедем…

В кузове мертвенно-желтым светом мигнула лампочка. Один раз — плановая остановка на полицейском блокпосту. Если бы мигнула два раза — это означало бы тревогу…

Мехмет приложил палец к губам, требуя тишины. Глаза его блестели каким-то нездоровым, горячечным блеском, он замер, направив автомат — один из тех, что я захватил у полицейских — на борт кузова, отделявший нас от полицейских…

Система действительно была отработана, чувствовалось, что ею пользуются уже не первый год. Вечером к складу подъехала бубубахайка, в ее кузове был тайник. Дело в том, что на эти машины товары грузили не только в кузов — громадные тюки с барахлом навьючивали поверх кузова так, что высота груженой машины составляла пять — шесть метров и вообще было непонятно, как эта машина ездит. В этом случае, было очень сложно определить истинную высоту кузова машины, для этого нужно было разгружать ее всю. Вот некие народные умельцы и присобачили к крыше небольшой тайник, в котором можно было разместить взрывчатку, несколько ящиков с автоматами или пару человек… Для того, чтобы обнаружить тайник, нужно было разгрузить всю машину и снять навьюченные на крыше тюки. Таким образом, можно было проехать весь Пакистан, Индию, Афганистан — и никто ничего бы не заподозрил…

Черт, а ведь долго стоим…

Лампочка снова мигнула, на сей раз два раза, едва слышный, донесся отчаянный крик…

— Нет!

Остановить Мехмета я не успел, слишком мало было места — он поднял автомат и полоснул длинной очередью по борту, раскрывая нашу лежку. В тесноте тайника удушливо запахло пороховыми газами…

— Черт, ты что творишь? Ты охренел…

На Мехмета было страшно смотреть — сверкающие в темноте отсека глаза, оскал зубов. Он и рычал и шипел, словно дикий зверь, попавший в ловушку…

— Собаки… предали… дети шайтана…

— Какого хрена?!!!

— Все, кяфир… сдали нас… теперь конец…

Внезапно я понял, что по нам не стреляют — хотя должны были бы. Это ведь очень просто — окружили машину и открыли огонь по кузову. Даже сделать ничего не сможем…

Металлический голос резанул по нервам…

— Что они говорят?

— Говорят, чтобы сдавались — иначе будут стрелять…

— Не стреляй. Крикни что сдаемся. Когда вылезем — наблюдай за мной и когда я начну — делай ноги…

Свобода для маневра — все, что мне сейчас было нужно. Это сейчас мы — словно крысы в мышеловке. Стоит только вылезти на свободу — и не остановит даже пулемет…

— Ты все-таки воевал… — немного успокоившись, пробормотал Мехмет.

— Тебе то какая сейчас разница…

Машину разгружать не стали — стали ломом проламывать борт. Сразу напротив нашего убежища, они знали, что искать и где. Значит — и в самом деле кто-то предал. Но с этим надо разбираться потом, сейчас главное — выжить…

— Отвлеки на себя внимание! Как мы вылезем — досчитай до двадцати и сделай что-нибудь. Крикни что-нибудь. Понял?

— Понял…

Стальной клюв лома проламывал одну доску за другой, слепящий свет окутывал грузовик — значит, на него направили прожектор. Это тоже ошибка — у тех, кто целится сейчас в грузовик, глаза привыкли к яркому свету — и стоит только выйти из света — стрелять они не смогут, их глазам придется адаптироваться к тьме.

Снаружи что-то крикнули….

— Что?

— Говорят, чтобы выбросили оружие…

— У тебя есть что-нибудь тяжелое?

— Что?

— Не знаю. Типа камня…

Мехмет немного подумал…

— Ничего вроде нет. Разве только… вот это пойдет?

В руках у Мехмета был небольшой складной нож…

— Давай…

Взвесил в руке — вес маловат, но пойдет. Спрятал за ремешок часов…

— Теперь выбрасывай автомат. Только сильно не бросай…

Мехмет сделал так, как я сказал…

— Теперь говорят, чтобы выходили, становились лицом к машине с поднятыми руками…