Петр тепло проводил старого полковника.

Палий ехал к войску гетмана Скоропадского. Дни стояли ясные, светлые. Сытые кони легко мчали карету по наезженной дороге. Полковник посматривал в окна, слушал песни, что пел всю дорогу молодой ямщик. На четвертый день в полдень ямщик наклонился с облучка и крикнул в приотворенные дверцы кареты:

— Украина начинается! Мы уже на Черниговской земле. Вон столб пограничный проехали.

— Стой, останови лошадей…

Полковник выскочил из кареты и сделал несколько шагов по густой траве. Долго мечтал он об этом времени в занесенной снегом избушке на берегу Томи, когда за дверью плакали метели и под сильными порывами ветра стонали кедры, будто стараясь выгнать из избушки неугасимую надежду. Палий сорвал кустик полыни и поднес к лицу, с наслаждением вдыхая горький запах.

— Такая же, как и на Томи, — сказал он ямщику, чтобы скрыть волнение, — но пахнет по-иному.

Полковник снова сел в карету, продолжая держать кустик полыни. Долго сидел он, вглядываясь в полуденное небо. Оно было чистое, лишь одно, подобное сказочной птице, облачко легко плыло по нему.

А еще через некоторое время встретились и первые жители; два пастушка, завидев карету, бросились за ней. Палий приказал придержать лошадей. Подозвав ребятишек, дал им по нескольку серебряных монет и пригласил прокатиться. Один стал на подножку, другой, чуть поколебавшись, сел рядом с Палием на мягкую подушку. Большая теплая рука доброго деда гладила вихрастую голову мальчика. Только почему она так дрожала?

Казачьи полки стояли возле села Багачка, в двух верстах от Полтавы. Скоропадский ждал Палия.

Подъезжая к лагерю, Палий приказал пустить лошадей шагом. Встречные с любопытством поглядывали на седобородого казака, стоящего на подножке кареты. Из толпы раздался голос:

— Братцы! А ведь это Палий!

Казак снял шапку, подбросил в воздух и громко выкрикнул:

— Полковнику Палию слава!

— Слава! Слава! — подхватили десятки голосов.

Заслышав возгласы, к дороге бежали казаки. Палий с непокрытой головой медленно проезжал сквозь толпу.

Скоропадский устроил торжественную встречу в присутствии всей генеральной старшины, а потом позвал всех к столу, накрытому в двух поставленных рядом палатках. Когда пир был в разгаре, гетманский джура шепнул Палию:

— Пан полковник, вас ждут возле шатра.

Палий вышел. Не прошел он и десяти шагов, как очутился в чьих-то крепких объятиях.

— Савва, живой! И ты здесь?

— Где же мне еще быть? И хлопцы здесь. Идем к ним. Ждут не дождутся. Мы под особой хоругвью ходим, вместе с полками Захария Искры и Самуся.

В Саввином курене Палия окружили бывшие однополчане; они обнимали батька, жали ему руки.

— Яков!.. Дмитрий!.. Максим!.. О, Андрущенко!

— Мазан не выдержал, отвернулся, вытер слезы.

— А почему ты, батько, один? Где Семашко, Федосья? — спросил Дмитрий.

— За ними уже курьер поехал. Скоро и они тут будут.

Однополчане не расставались в этот день со своим полковником. А прощаясь, Палий им сказал:

— Я от вас ненадолго съезжу к князю Долгорукому, там тоже казацкие полки есть. Поехал бы и на Сечь, да уж годы не те и здоровье не то. Поедешь ты, Яков, отвезешь туда мое письмо. Говорите, Зеленский там? То добре. Сам выйдешь, сечевикам слово скажешь и Зеленского попросишь. Кого-нибудь к Гордиенко пошлем. Не к нему, а к запорожцам, которые за ним пошли. Только осторожно, чтоб деды сечевые не увидали. А еще казаки пусть поедут по селам, повезут царские и мои универсалы, людей созовут…

Гонцы Палия рассыпались по Украине. За отворотами кунтушей, в шапках, в переметных сумах везли полковничьи письма. Долгорукий не ошибся, когда говорил Петру:

— Палия бы сюда… Народ его любит, все за ним пойдут. Даже те, кто за Мазепой пошел было.

Сам Палий с войсками Долгорукова и со своим полком быстрыми маршами проходил по Украине, громя встречные шведские отряды, направлявшиеся к Полтаве.

Поднимая тучи пыли, широкими степными дорогами к Полтаве опешили полки. Царь, прибывший туда в середине июня, каждый день слал во все концы гонцов, торопя войска. Дальше медлить было нельзя: Полтава держалась из последних сил. Туда попробовал было пробиться по мосту Меншиков с дивизией, но шведы заметили движение русских войск и поставили перед мостом заслон. А с полтавских стен каждый день прилетали в русский стан ядра с записками, в которых говорилось, что пороха нет, гарнизона и жителей осталось не больше половины.

Вечером под воскресенье Петр собрал генералов на совет. Высказывали много различных мнений, некоторые, особенно Меншиков, советовали подождать калмыков, находившихся в пяти-шести переходах от Полтавы. Петр слушал молча, уставившись немигающим взглядом на канделябр.

Легкий ветер колыхал полы шатра, пламя свечей дрожало, — казалось, они вот-вот погаснут, но огненные язычки не гасли, поднимаясь колеблющимися ленточками.

Петр ткнул мизинцем в янтарную трубку и сунул в рот искусанный мундштук. Князь Волконский встал, чтоб поднести Петру подсвечник, но царь перегнулся через руку Меншикова и прикурил от люльки Палия. Несколькими сильными затяжками раскурил трубку. На лбу сбежались морщины. Он заговорил спокойно, раздельно, поглядывая по очереди на генералов, как бы ища в их глазах протеста и в то же время не допуская его:

— Полтаву вызволить зело надобно. Возьмет ее швед — тогда потопчемся здесь. Карл от своего замысла не отступает. Снова в траншеи войско послал. Они к Крестовоздвиженскому монастырю арматы[31] стянули и город жгут, а мы на ассамблеях плясать будем? Так, по-твоему? — повернулся он к Меншикову, — Не будем ждать. Пленный сказал, что шведы хотят первые баталию начать. Но мы должны опередить их. Надо перейти реку и ударить всеми полками. Войска хватит. Да и знать надо, что больше разум, уменье одолевают, чем количество. Переправить надо войско тихо.

— По одному броду сразу всех не переправишь, — сказал Шереметев.

Петр на мгновение задумался, взял со стола свернутую в трубку карту и развернул на коленях.

— Артиллерию можно по мосту перевезти вот тут, возле сельца Петровки, — ткнул он пальцем.

Палий наклонился вперед:

— Ваше величество, тут, кроме Семенова брода, есть еще два.

— Еще два? От Семенова далеко?

— Почти рядом. И не глубже, чем Семенов, воды по колено. Дно песчаное. Хоть наш берег и болотистый, но зато выходить будем на твердый.

— Где? Показать можешь? — переложил Петр карту на колени Меншикова. Генерал Рен пододвинул канделябр.

— Вот они оба, — показал Палий.

Петр поставил ногтем крестики и передал генералам карту. Налил из графина воды и припал к ней потрескавшимися, обветренными губами.

— Когда переправляться будем? — спросил Шереметев, потирая занемевшую ногу.

Петр допил воду и, вытирая платком рот, ответил:

— Сейчас начнем. Сниматься шумно, с огнями, итти назад. Там тайно повернем влево и к бродам подойдем. Переходить реку тихо, никому не болтать, огня не светить. Часть конницы следует послать в тыл шведам. Пусть станет где-то возле Будищ. Кого пошлем?

— Снова послать Скоропадского, — подсказал генерал Рен.

Петр взвесил, сколько у него остается конницы.

— Быть по сему, — сказал он. — Ну, господа генералы, нечего сидеть. С богом!

Генералы стали выходить из шатра. Петр на минуту задержал Палия, отвел его в сторону.

— Ты, господин полковник, не езжай к Будищам, оставайся со мной. — И, выпустив большой клуб дыма, продолжал: — Большая баталия предстоит, от нее зависит, быть России и Украине вместе или нет. Пошли, посмотрим, как собираются войска.