В довоенные годы главная улица Каргополя называлась Театральной. Она начиналась в северо-западной части города, у выхода на Ошевенский тракт, шла через весь город к пристани на Онеге. Теперь это улица Победы. А Театральной она называлась, вероятно, потому, что в центре города на ней находилось, да и сейчас еще находится здание Дома культуры, где в середине тридцатых годов организовался народный театр. В театре работал приглашённый из Петрограда режиссер, давались спектакли, концерты хора и струнного оркестра. Культурная жизнь заметно оживилась, были даже попытки показать каргополам оперетту. Играли в театре любители-энтузиасты, преимущественно учителя школ и педтехникума, служащие.

Мы, каргопольские мальчишки, по вечерам осаждали Дом культуры. Уж очень хотелось пройти на спектакль, а билетов не было. Мы выжидали удобный момент, когда кто-нибудь из доброжелателей достанет нам контрамарки, или проникали в зрительный зал через чёрный ход, а то и через пожарную лестницу и чердак.

В зрительном зале имелся балкон, в партере стояли ряды дубовых решетчатых скамей со спинками, похожих на садовые скамейки, очень прочные и долговечные. На спинке каждой скамейки были обозначены номера, и зрители занимали места «согласно купленным билетам».

Нас, мальчишек, в неописуемый восторг приводили сцены со стрельбой из револьверов и пулеметов, хотя мы знали, что выстрелы имитировались с помощью доски, которой за сценой хлопали об пол, а пулеметную стрельбу заменяла деревянная трещотка. Но однажды мы испытали колоссальное удовольствие от того, что сбоку из-за кулис выкатили большую картонную пушку, и она бабахнула так, что мы завизжали от восторга. Из жерла пушки блеснуло пламя, появился дым. Это было что-то новое, не похожее на хлопанье доской за кулисами. Уж как там она бабахнула и чем, мы не ведали. На нас зашикали, и мы умерили восторги, ожидая, когда пушка бабахнет еще. Но она больше не стреляла, дальше нам показалось неинтересно, но мы все же высидели спектакль «до победного конца».

Когда мы стали постарше и ходили на спектакли уже по билетам, то стали разбираться, что к чему, внимательно следя за действием.

Помнится, шёл спектакль по пьесе А.М. Горького «На дне». На сцене, изображающей ночлежку, на нарах в живописных позах мы увидели своих любимых учителей. Мы узнали их сразу, хотя они загримировались. Преподаватель алгебры Андрей Григорьевич Артёмов воодушевлённо произносил монолог Сатина: «Человек — это звучит гордо! Надо уважать человека!» — говорил он, сопровождая речь энергичными жестами. А учитель химии Пётр Сафонович Коренев в узких брючках и кургузом пиджачке играл роль Актёра. Молодой учитель рисования изображал Ваську. Он растянулся на полу во весь рост с гармоникой и что-то орал, выражая этим бунт против социальной несправедливости…

Помнится постановка «Ревизора» Н.В. Гоголя, где молодой в то время паренёк, известный жителям города больше по прозвищу «Коля Модный», исполнял роль Хлестакова. Он был одет во фрак, эффектно рисовался перед дамами и нёс околесицу, как и положено Хлестакову, помахивая зажатыми в руке белыми перчатками.

Наверно, играли артисты хорошо и вдохновенно, раз они остались у меня в памяти на всю жизнь. Костюмы на сцене носили настоящие, не бутафорские. Костюмерная в театре была богатая, собранная по всему городу усилиями энтузиастов.

Народный театр в Каргополе в двадцатые — тридцатые годы был очень популярен. Кроме спектаклей, выступала «Синяя блуза», почему-то переименованная потом в «Красную рубаху», видимо, из преувеличенного пристрастия к революционной терминологии. Выступления «Синей блузы» били в цель, вскрывали отрицательные явления.

Каргополы заботились о Доме культуры, привели в порядок территорию вокруг него, разбили садик с клумбами и газонами. На них было много цветов.

Весной, после таяния снега, когда солнце уже достаточно хорошо пригревало, город отряхивал с себя зимнюю дрёму и устраивались коммунистические субботники. Все выходили на улицы с метелками, граблями, старательно приводили в порядок главные улицы, территорию возле Дома культуры. Вместе со всеми трудилось районное начальство из райисполкома, из райкома партии. После субботника его участники, собравшись возле широкого крыльца Дома культуры, фотографировались на память. У меня сохранилась фотография тех лет, на ней запечатлена большая группа участников субботника. Разумеется, и мы, мальчишки, пристроились сбоку. Снимал группу местный фотограф Кондатский, мастер своего дела. По совместительству он вёл у нас в школе уроки пения. Он приходил к нам в класс со скрипкой, играл на ней и пел дребезжащим баском, а мы ему старательно подпевали. Помнится такая песня:

Что там дальше было с Джимом подшкипером, я теперь не помню, но учитель пения — фигура по-своему оригинальная и колоритная — и сейчас стоит у меня перед глазами.

Фотографируя, он засовывал голову под покрывало из черной ткани, наводил аппарат, потом, опустив ткань, брался рукой за крышку объектива фотоаппарата, установленного на треноге, и говорил: «Внимание! Спокойно! Снимаю! Спасибо».

В те годы в Каргополе, в центре, разбили сквер, в нём по периметру высадили молоденькие ёлки. Они постепенно разрослись и стали высокими и густыми. Посреди сквера установили памятник В.И. Ленину. На открытой площадке часто бывали танцы под духовой, оркестр, а рядом сражались на спортивной площадке волейбольные команды.

Горожане любили свой театр, и он существовал довольно долго — вплоть до начала Великой Отечественной войны. После неё драмколлектив снова возродился, но уже не в прежнем составе, и, кажется, выступал с меньшим успехом.

Традиционными были новогодние карнавалы. В них участвовали многие горожане. Обязательным условием входа в Дом культуры была маска. Пусть у пришедшего нет костюма, но маску он был обязан надеть на лицо.

Карнавальные вечера проходили с танцами при большом стечении публики. Тогда не было ни радиол, ни магнитофонов, ни эстрадных ансамблей. Танцевали под музыку популярного в то время гармониста Клавдия Воронкова. Сухощавый, стройный, подтянутый, с лихо закрученными «чапаевскими» усами, он садился на табурет и весь вечер наяривал краковяки, польки и вальсы. В то время входили в моду танго, румба, фокстрот, но их гармонист не знал, играл старинную музыку. Под нее танцевали все от мала до велика. Кажется, мелодичный звон воронковской гармошки до сих пор стоит у меня в ушах, хотя это было полвека тому назад.

Детей до шестнадцати на вечера не пускали, но нам с приятелем Петей Карякиным удалось обмануть бдительную контролёршу, дежурившую при входе.

Тогда только что вышел на экраны звуковой фильм «Дети капитана Гранта», и мы смотрели его не один раз. Особенно нам нравился один из героев фильма — Жак Паганель, роль которого исполнял талантливый актер Николай Черкасов. Вот мы и решили «изобразить» на маскараде Паганеля: сделали широкополую шляпу, склеили из картона подзорную трубу, наставили по низу полосой черной ткани широкое драповое мужское пальто. Так как я был невелик ростом и легок, то сел Пете на плечи, мы надели пальто — оно скрывало нас обоих — и в таком виде пошли на маскарад.

По дороге, чтобы не споткнуться, Петя выглядывал в щелку между полами пальто. Контролерша, дежурившая у входа в зал, очень удивилась, увидев перед собой долговязую фигуру в шляпе с пером, но пропустила нас, хотя билет был один на двоих.

В зале шли танцы, сыпалось конфетти, развевались ленты серпантина, горела огнями большая ёлка. Нарядные пары в пестрых костюмах кружились «в вихре вальса». Мы в это время стояли на пустой сцене за кулисами. Петя у стола, я — на столе. Ему было тяжело таскать меня на себе весь вечер.

Но вот в танцах наступил перерыв, и в зале появился Паганель с льняными буклями и подзорной трубой. Он важно и неторопливо прошелся взад-вперёд, остановился и стал смотреть через трубу на балкон. Публика ахала, смеялась, выражала одобрение.