И всё — творение разума и рук человека.

Какова родословная каргополов? Собирая, изучая и сравнивая разные сведения, я не мог сразу прийти точному выводу. Да это и мудрёно сделать: история времён и народов сложна, часто делала замысловатые зигзаги.

Первопроходцы из Господина Великого Новгорода и Ростова, осваивая земли на Севере, шли сюда несколькими путями и селились тоже в разных местах. Последующий оживленный товарообмен и развитие промыслов способствовали миграции населения.

Кто был тем пращуром, который первым пришел сюда, в верховья Онеги, и заложил сруб своей избёнки?

Общеизвестно, что древние финские и угорские племена этих мест обладали культурой, уходившей корнями в неолит. Славянская колонизация VIII–X веков создала земледельческое население, которое здесь долгое время сосуществовало с аборигенами.

Феодальная колонизация шла двумя путями: из Новгорода и из Ростова, что связывало северные земли с двумя центрами русской культуры. Новгородцы селились по берегам Белого моря и восточнее Онежского озера. Выходцы из Ростовской земли шли на северо-восток к Вологде и верховьям Северной Двины и на север — в Белоозерье, а оттуда к верховьям Онеги. «Таким образом, — как пишет в книге «Каргополь и Каргополье» Г.В. Алфёрова, — Каргополь оказался на стыке двух встречных потоков русской колонизации и, видимо, до конца XV в. не раз переходил из рук в руки».

Ю.С. Ушаков в труде «Ансамбль в народном зодчестве Русского Севера» говорит следующее:

«Освоение Севера началось в XI–XII вв. Новгородскими людьми (т. н. новгородская колонизация. — Прим. авт.) с целью расширения территорий для лесных и рыбных промыслов… Из четырёх основных путей, проложенных новгородцами, более всего использовались два — Кенорецкий и Белозёрско-Онежский. Оба они начинались с Онежского озера, куда новгородцы выходили из Ладоги по реке Свири, и вели через волоки к реке Онеге — ближайшей из крупных рек Севера. Эти пути лежали в пределах новгородских земель. По ним с XI по XVI вв. шел приток населения из Новгорода к погостам, формировавшимся в Пудожском крае, Каргополье, на берегах и притоках Онеги, в низовьях Северной Двины и на побережье Белого моря».

Начиная с XIV–XV вв., на землях Севера новгородская колонизация сталкивается с колонизацией из центральных областей Руси — с Верхнего Поволжья и из Суздальской земли. Инициаторами ее были быстро обедневшие по мере возвышения Москвы и терявшие свои удельные земли князья Ярославские, Ростовские, Галицкие.

Итак, начало положили все-таки новгородцы. Они пришли сюда первыми на своих лодках-ушкуях. Привычно взялись за топоры, врубились в леса, и венец за венцом стали вырастать избы, амбары, баньки, мельницы, постоялые дворы. А там, глядишь, и выстроилась на холме крепостца с высоким частоколом и шатровыми башнями для защиты от «лихих людей».

Однако трудяга мужик, пахарь и строитель, появился здесь не сразу. Ему пролагали путь другие. Вечевой «боярско-республиканский» Новгород отправлял в дальние походы ватаги из боярских холопов и молодых «детей купеческих». Они захватывали новые земли на имя снарядившего их боярина или богатого гостя, облагали данью местное население. Десятую часть захваченного и награбленного ватага отдавала церкви. И перед отъездом из Новгорода молодцы, звеня кольчугами, входили в собор святой Софии, били челом владыке: «Благослови, господине отче-владыко, поискати святой Софии пригородов-волостей».

И новгородский архиепископ, самый богатый купец и землевладелец Новгорода, не только благословлял дружины в походы, но и посылал вместе с вольными ратниками и своих иноков — для крещения коренного населения Севера.

Прославив себя в походе и в бою, дружинники возвращались в Новгород, а по их следам во вновь завоёванные земли приходили «обычные люди» — рыбаки пахари. Они селились по рекам и у моря.

Так новгородская знать прибирала к рукам огромный край. Так начиналась — с иноческих походов в дружинах — и монастырская колонизация Севера.

И на Каргополье поселились пахари и рыбаки, и здесь возникли монастыри.

В седую старину Каргополь был на Руси знаменит. «Сотная перепись» говорит, что он представлял собой «важнейшее место вывоза в Россию произведений Белого моря». В 1565 году царь Иван Грозный взял Каргополь в свой царский «особый обиход», включил в опричнину. Ведь город стоял на важном пути из центр Руси на Беломорье. Круглый год по Онеге — летом на ладьях, зимой по льду санным путем — везли сюда с Севера товары. Главный из них — соль с беломорских солеварен. Торговал Каргополь лесом, пушниной и даже железом, выплавленным, как свидетельствуют археологи, из местных «болотных» руд, а то и завезённым извне.

К.П. Гемп в своей книге о Каргополе, вышедшей Архангельске в 1968 году, сообщает, что в 1959 году на Ольском мысу озера Лача экспедиция Архангельского краеведческого музея нашла части горна с остатками крицы и шлака. Находку эту можно датировать первой половиной первого тысячелетия до нашей эры… Вон когда начиналась местная «металлургия»!

Посол английской королевы в России Джильс Флетчер в 1588 году писал: «…главные города России суть: Москва, Новгород, Ростов, Владимир, Псков, Смоленск, Ярославль, Переяславль, Нижний Новгород, Вологда, Устюг, Холмогоры, Казань, Астрахань, Каргополь, Коломна». Вот в какую знатную семью первых городов нашего Отечества зачислил иноземец Каргополь, и, видимо, небезосновательно.

«По зимнему пути, — пишет К.П. Гемп, — к весне на каргопольские склады стекалось множество товаров. Хлеб, лён, кожи, смолу, пеньку, мыло привозили с юга, из Ярославля, Смоленска. Соль, рыбу, сало, шкуры морского зверя, иноземные товары доставляли из Колы, Беломорья и Соловков, местным был «мягкий товар» — пушнина, особенно славилась каргопольская белка, в выделке меха которой каргопольцы достигли высокого мастерства.

В Каргополе товары перевешивали, пересчитывали и, погрузив на суда, отправляли к местам назначения. Вниз по реке Онеге их везли к посадам и сёлам на побережье Белого моря, а через Кандалакшу — на Мурман и в Колу. На Вологду, Ярославль и Москву летними водными путями и волоками отправляли соль. Рыба же в эти города шла обозом по зимнему пути из Поморья, пролегавшему через Кенозеро, село Ошевенское и Каргополь».

И вот уже воображение рисует картину… Морозный тихий вечер. Холодная серебристая луна льёт на снега и крыши домиков и лабазов голубоватый струящийся свет. В домишках, в маленьких слюдяных оконцах, — красноватые огоньки сальных свечей, а где и лучины… С окраины доносится лай собак. На «бочках» соборов нависли снеговые кокошники. Холодно и недоступно блестят при луне позолоченные кресты на куполах. Но вот тишину нарушил какой-то шум, он всё ближе, ближе. Это к центру города, к площади, тянется вереницей санный обоз. Скрипят полозья, усталые и продрогшие извозчики в овчинных тулупах понукают обындевевших лошадей. Обоз большой — конца не видать. Передние подводы подходят к гостиному двору, к купеческим лавкам и складам. Их хозяева, заслыша обозный шум, наскоро надев валенки, шубы и треухи, с фонарями в руках спешат встретить гостей.

На площади говор, покашливанье, похлопыванье рукавицами, звякают ключи в руках купцов. Надо принимать грузы. Но уже поздно, темно, и купцы и приказчики, посоветовавшись, решают отложить все дело до утра.

Возницы выпрягают лошадей, ставят их к охапкам сена, насыпают овса в торбы. Поят лошадей водой из колодца, доставая ее деревянным, окованным железными обручами «черпалом». Потом извозчики, оставив у возов сторожей, идут в тепло постоялого двора.

Утром площадь оживает: громкий говор, смех, шуточки. Осторожно и мягко кладутся на весы мешки с зерном, рогожные кули с солью, щепные плетеные короба с мороженой рыбой…

Торговлей жил и ею достиг Каргополь своего расцвета. Купцы, богатея, не жалели денег на постройку храмов.

Безвестные зодчие создавали красоту, и нам досталась она как напоминание о великих мастерах своего дела.